Книга Это моя земля! - Борис Громов

– Девочки, работаем! – стараясь перекричать многоголосье автоматов, крикнула Женька спрятавшимся за штабелем ящиков подругам и схватила один из магазинов. Второй подобрала Галя. Аня, рядом с которой стоял вскрытый цинк, стараясь не поднимать головы, кинула обеим по пачке патронов.

Позади, за стеной стеллажей, что-то громко, но как-то мягко грохнуло. Будто наполненный картошкой мешок с большой высоты уронили. Женька на четвереньках добралась до угла забитых ящиками полок и выглянула на ту сторону. Господи, твоя воля! На штабеле каких-то деревянных коробок, неестественно выгнувшись, лежал один из разведчиков, с которым она и познакомиться-то не успела. Из-под тела с пугающей быстротой натекала почти черная в сумраке лужа крови.

– Дядя Коля!!!

– Что?! – чуть слышно сквозь пальбу донеслось до нее со стороны входа на склад.

– Его убили!

Кого именно «его», Николай Николаевич даже переспрашивать не стал, только все так же едва различимо в грохоте прокричал в ответ.

– Контроль!!! И его место займи, а то они под стену прорвутся!!!

– Что?! – Женька буквально опешила от страха.

– Болт через плечо!!! – впервые дядя Коля выругался в ее адрес. – Прострели ему голову, хватай автомат, дуй к окну и вали там все, что шевелится! Бегом, а то нам всем звиздец приснится!!!

Женька вдруг почувствовала, как резко ослабли ноги, в животе стало холодно, а в голове образовалась звенящая пустота. Как: «прострели голову»? Этому мальчику, который, кажется, ей даже пару раз несмело улыбнулся, пока Макс свои истории травил? Что значит: «на его место»? Там же стреляют. Там же убить могут…

– Женя, бегом!!! – снова рявкнул от входа в ангар Грушин. – Или нам всем конец!!!

«Надо!» – словно набатом грохнуло в голове у Женьки. Вот теперь она, кажется, поняла, что чувствовали солдаты Великой Отечественной, когда ложились с последней гранатой под немецкий танк. Жить хочется страшно, так, как не хотелось никогда и ничего в жизни, а там – только смерть. Но – надо…

Все так же на четвереньках она подползла к телу разведчика. И снова – надо. Потому что голова – не повреждена, только две пули попали разом: в горло и в грудь. Не замечая текущих по щекам слез, непослушными руками она подняла «Кедр».

«Надо!» Если она не выстрелит, через пару минут то, что совсем еще недавно было хорошим и приятным парнем, встанет. А что бывает, когда встают те, кто умер, она знает слишком хорошо. Уже и нагляделась, и наслушалась. Но как?! Она же не солдат, она не может!!! В ушах, будто огромные африканские там-тамы, бухает кровь. В горле и во рту – не просто сухо, там настоящая пустыня Гоби. Руки мелко трясутся. Она не может!!!

«Надо!» Приклад вдавился в плечо, палец потянул тугой спусковой крючок. Почти неслышно сквозь грохот боя бахнул одиночный выстрел. Голова погибшего разведчика безвольно мотнулась, из-под нее брызнуло на асфальтовый пол ангара что-то омерзительное даже на вид. Женька едва сдержала рвотный позыв.

– Женя!!!

В голосе Грушина уже не осталось ни малейшей доброжелательности, только лязгающий ледяной металл. Да уж, теперь понятно, как он умудрялся в Чечне своих солдат в атаку поднимать.

Словно во сне, почти не чувствуя своего тела, девушка подобрала с пола лежащий неподалеку автомат разведчика, накинула ремень через голову. Смертоносная железяка повисла на шее, поперек груди, накрыв собой враз ставший маленьким и каким-то почти игрушечным «Кедр». Так, а есть ли патроны? Сил проверить карманы жилета разведчика Женька в себе так и не нашла – просто метнулась, низко пригнувшись, к рундуку, выудила оттуда сразу шесть магазинов и начала распихивать их по карманам бушлата.

– Ты куда?

Испуганный Анин вопрос она скорее прочла по губам, чем услышала. Вместо ответа коротко ткнула указательным пальцем вверх и затем – в ящик с магазинами. Аня понятливо кивнула в ответ. Все так же, в приседе и боком, будто краб, Женька метнулась назад. Теперь – вверх. «Мамочки, да что я вообще делаю, сумасшедшая?» Медленно, будто сомнамбула, чувствуя ладонью каждую щербинку железных трубок-ступеней, всем телом ощущая, как вздрагивают и вибрируют от попаданий металлические стены склада, она взбирается по лесенке на балкончик, идущий по периметру ангара на уровне примерно второго этажа. Патроны тут были: рядом с узким окном, на усыпанном остро воняющими сгоревшим порохом гильзами полу, лежат два снаряженных магазина. И еще шесть – у нее в карманах. «Интересно, – возникла в ее голове какая-то странная, будто чужая, мысль, – а успеешь ли ты хотя бы половину отстрелять, прежде чем и сама вот такой же изломанной, неестественно перекрученной марионеткой рухнешь вниз, на эти чертовы ящики?» И была эта мысль настолько равнодушно-спокойной, что у Женьки от ужаса едва не остановилось сердце.

«Надо!» Сморгнув застилающие глаза слезы, Женька вскинула автомат, приподнялась над узеньким подоконником и почти наугад несколько раз выпалила в темноту. «Попасть ты все равно, наверное, ни в кого не попадешь, так хоть припугнуть», – снова мелькнуло в голове, прежде чем девушка опять присела, почти прижавшись к металлическому полу балкончика. С удивлением она вдруг поняла, что не так уж снаружи темно и не так уж мало она успела увидеть за те считаные секунды, что глядела сквозь прицел автомата наружу. По крайней мере дульные вспышки и какие-то ломкие, искаженные неровными отблесками тени людей она разобрала вполне отчетливо. В оконную раму прямо над ее головой вдруг тяжело ударила пуля и, издав мерзкий, буквально наизнанку выворачивающий противный визг, ушла куда-то вглубь склада. С трудом задавив едва не захлестнувшую ее волну паники, девушка вновь приподнялась. На этот раз она уже не просто палила в белый свет как в копейку, а попыталась прицелиться. Сделать это было нелегко: слишком уж ломкими и искаженными были тени перебегающих к ангару врагов, слишком быстро гасли, будто и не было, вспышки выстрелов. Но она старалась. Раз за разом, буквально на одну-две секунды приподнимаясь над подоконником, она посылала в сторону противника пулю за пулей. И – удивительное дело, Женька вдруг осознала, что с каждой секундой боя, с каждым выстрелом обуревавший ее поначалу страх куда-то уходит. А на смену ему приходит какая-то пугающая, первобытная, злая и веселая бесшабашность. Словно втягиваемая ноздрями кислая пороховая вонь с каждым вдохом будит в ней какие-то потаенные, атавистические, от далеких предков доставшиеся в наследство эмоции. Наверное, почти такие же испытывал ее дед, угодивший из экипажа черноморского эсминца в морскую пехоту, когда где-нибудь под Керчью, зажав в зубах ленточки бескозырки, грудью шел на румынские и немецкие пулеметы.

В ее окошко внезапно ворвался целый рой пуль, непереносимо зазвенело в и без того уже надрывающихся от боли ушах, по правой щеке словно пригоршней мелких острых ледышек хлестануло. Та враз онемела, по шее за воротник тонкими струйками потекло липкое и горячее. Женька самыми кончиками пальцев дотронулась до раны и почувствовала легкий укол: в щеку разом вонзились сразу несколько мелких металлических «заноз». И черт с ними! Сейчас главное – выжить, потому что если не получится, то мертвой ей будет уже не до торчащего из лица железа. Да и мелкие они, вряд ли что-то серьезное.