Книга Однажды в Париже - Дмитрий Федотов

С минуту де Голль со слугой приводили Эжена в порядок. Наконец Анри с удовлетворением сказал:

— Вот теперь ты снова похож на приличного молодого человека.

— А я не хочу сегодня выглядеть прилично! Я хочу пойти туда, где можно напиться вдрызг! — с вызовом ответил кузен. — Чтобы никуда сегодня больше не ходить и никому не предлагать руку и сердце! Что, в самом деле, за блажь — непременно женить меня на фрейлине?!

— Тебе еще рано жениться, — серьезно сказал Анри. — И к тому же скоро война. Ты ведь не захочешь оставить молодую жену вдовой?

Де Голль имел в виду, что Пикардийский полк, в котором служил (по крайней мере, считалось, что служил) его родственник, непременно отправят в поход одним из первых, едва Франция снова вознамерится вмешаться в разборки самых воинственных европейских монархов — императора Священной Римской империи Фердинанда II и шведского короля Густава II Адольфа.

— Скорее бы война! — патетически воскликнул Эжен. — Там я надежно спрячусь и от матушки, и от ее брачных затей! Моя матушка — истинная находка для «серого кардинала»! Он же всюду держит своих шпионов и…

— Тише, дорогой кузен! — Анри вынужден был буквально дернуть за рукав разошедшегося виконта. — Иначе почувствуешь это на своей шкуре!

Несколько прохожих уже остановились, ожидая новых разоблачений, но де Мортмар вовремя опомнился.

— Матушка уже побывала у десяти теток, двадцати кузин, — продолжил он вполголоса, — и узнала-таки, чем на этой неделе будет заниматься мадемуазель де Бордо. А ее бы в Мадрид послать, она бы все тайны мадридского двора за сутки выяснила!

— Значит, именно там тебе нельзя показываться?

— Хоть бы нашлась добрая душа, заперла меня в Бастилии и не выпускала, пока эта достойная девица не обвенчается с герцогом!

Анри вспомнил о приказе кардинала, который постоянно носил с собой. Но туда уже было вписано имя де Гонди.

— Не может же эта особа быть одновременно повсюду? У нее есть обязанности при дворе. А ее величество королева Анна, говорят, не очень-то любит, когда фрейлины отпрашиваются и разъезжают по гостиным, — как можно спокойнее напомнил де Голль.

— Да, но если Катрин выйдет за герцога де Меркера, а он, что ни говори, племянник его величества, то чуть ли не войдет в семейство Бурбонов, и с этим придется считаться, — вздохнул Эжен.

— Молодой де Меркер — всего лишь сын единокровного брата его величества от фаворитки. Таких братьев у нашего доброго короля не счесть.

— Но не всех признали в Лувре! Иные живут где-нибудь в Наварре и понятия не имеют, кто их батюшка. Так что герцог будет возить невесту по всей родне. И не только по родне. Матушка дозналась: мадемуазель де Бордо просила жениха, чтобы он непременно отвез ее к Нинон! И он…

— К Нинон де Ланкло?! — все хладнокровие Анри куда-то вмиг подевалось.

— В Париже всего одна Нинон, мой дорогой кузен, — снисходительно усмехнулся де Мортмар. — Добродетельной фрейлине хочется посмотреть на жрицу любви! Как будто при дворе мало шлюх… Ладно, бог с ней! Идем пить, Анри! Я так зол, что просто обязан напиться. Матушка считает, что я завтра же должен быть у мадемуазель де Ланкло! Что я должен отбить у герцога невесту!.. Нет, я до самой свадьбы буду пьян как сапожник! Идем, мой друг, я просто не могу сейчас оставаться трезвым, иначе просто лопну от злости!..

* * *

Де Голлю удалось добиться одного: Эжен согласился напиться у него дома. Они послали Бернара за лотарингским кишем, жареной пуляркой и фаршированным молочным поросенком — блюдами достаточно жирными, чтобы сопровождать большое количество крепкого вина. Гаслен же взял пустую корзину и полчаса спустя вернулся с полной. Теперь оттуда торчали бутылочные горлышки.

Однако стоило Анри и Эжену сесть за стол, как явился третий гость — гвардеец из роты де Голля, Ги де Лараме, их общий родственник. Втроем, известное дело, пить веселее, чем вдвоем. Ну а вчетвером веселее, чем втроем! Следуя этой мудрости, де Голль послал слугу за своим соседом — молодым аббатом, приехавшим откуда-то из Перигора хлопотать о бенефиции. Аббат, на радость собутыльникам, оказался разговорчивым, знал много застольных историй, пригодных для мужской компании, и в результате де Мортмар к третьему часу ночи стал совершенно счастлив.

— Еще, святой отец, еще… — уже клюя носом, требовал он.

— Как-то наш славный король Генрих проезжал через одну деревню и остановился там пообедать… — заплетающимся языком покорно начал аббат. — …и велел для развлечения пригласить к столу местного острослова. Привели к нему верзилу, неумытого и лохматого… как положено земледельцу… — Аббат душераздирающе зевнул, положил голову на скрещенные руки и собрался заснуть.

— Дальше, что дальше… — пробормотал де Мортмар.

Анри уложил уставшего до невменяемости де Лараме на свою постель, а сам попытался вздремнуть на стуле, привалившись к стене.

— Дальше? — встрепенулся аббат. — А!.. Дальше король велел его усадить за стол напротив себя и спрашивает: «Как тебя, дружок, зовут?» Тот ему в ответ: «Меня, государь, Забавником кличут». Знал, выходит, что перед ним король!.. И тут наш добрый Генрих видит, что детина молодой и крепкий, и спрашивает: «А далеко ли от забавника до бабника?» А тот ему: «Да меж ними, государь, только стол стоит…»

— Очень хорошо. Давай еще… — явно не уразумев шутки, сонным голосом велел де Мортмар.

Что было дальше, Анри не помнил…

Утром все четверо охали, кряхтели и просились на тот свет. Анри долго плескал в лицо ледяной водой, пока не почувствовал, что обретает бодрость. Но обретал он ее очень медленно и потому пошел на крайнюю меру: взял в конюшне Пале-Кардиналь своего коня, рыжего Феба, и приказал Ги де Лараме седлать вороного Плутона. Вдвоем они пронеслись галопом до Сен-Клу, там дали лошадям немного отдохнуть и поскакали обратно. Встряска обоим оказалась весьма полезна. После нее Ги смог заступить на караул без риска заснуть стоя, а де Голль решил проехаться верхом до мастерской оружейника Баллока, которому пару недель назад заказал новую дагу. Чтобы срезать немного путь, Анри свернул на улицу Сен-Дени и не заметил, как оказался возле дома леди Карлайл.

Возникшую было мысль зайти еще раз к англичанке и уточнить, не изменились ли ее планы на вечер и состоится ли их визит к мадемуазель де Ланкло, де Голль после минутного колебания отмел как несуразную. После скачки по раскисшим дорогам он был забрызган грязью едва ли не по уши и потому войти в дом к леди даже с черного входа посчитал неприличным. Придержав Феба напротив проулка, который вел во двор дома, чтобы пропустить прачку с корзиной белья, лейтенант неожиданно заметил в глубине его Амели, камеристку графини Карлайл.

Девица стояла с мужчиной. Они шептались, но не так, как это делают влюбленные в тихом уголке. Мужчина даже не пытался взять собеседницу за руку. Де Голль, которому не было дела до камеристок, тронул поводья и тут же опять придержал коня — уступил дорогу нищей старухе, что брела сгорбившись, укутанная в накидку, больше похожую на старое бурое одеяло, по кончик носа.