Книга Герцогиня-дурнушка - Элоиза Джеймс

В конце концов Тео пришла к заключению, что это отец Джеймса толкнул его на поступок, противоречивший морали. Но все же Джеймс по-своему любил ее. В этом она была твердо уверена.

Предел, который назначили они с Сесилом, неотвратимо приближался, и Тео поняла: ей следовало примириться с мыслью, что за оставшееся время какие-либо известия о Джеймсе могли появиться только чудом.

Сразу по наступлении 1816 года она пригласила Сесила на встречу с семейным поверенным мистером Бойторном. Поверенный долго, со всеми подробностями, распространялся по поводу петиции в Палату лордов о «признании скончавшимся за отсутствием». И он обстоятельно обосновал невозможность дальнейшего существования Тео без четкого определения ее положения – то ли жены с долгом и обязанностями, то ли вдовы со свободой выбора.

– Мы должны отслужить заупокойную мессу по моему мужу, – сказала Тео, когда поверенный умолк, чтобы передохнуть. – После того, разумеется, как мы объявим его умершим. Было бы глупо, мне кажется, носить траур в течение целого года, но я обязательно буду соблюдать траур хотя бы какое-то время. Джеймс был очень молод, когда покинул Англию, но еще многие его помнят.

– Когда я был мальчиком, многие дразнили меня Пинком, – вмешался Сесил. – Но Джеймс никогда не присоединялся к ним.

Поверенный прочистил горло и вновь заговорил:

– Заупокойная служба в соборе Святого Павла подойдет лучше всего. Действительно, будет весьма уместно отслужить заупокойную мессу, после того как лорд Айлей будет официально признан умершим. Мемориальную доску тоже нужно заказать, чтобы увековечить память этого отважного молодого человека. Я убежден, что «Персиваль» затонул почти сразу же.

– Конечно, нет! – возразила Тео, не желавшая даже думать об этом.

– Судно, по всем данным, направилось в Индию, и больше о нем не было никаких вестей. В этих местах свирепствуют пираты, – пояснил мистер Бойторн. – Многие моряки говорили мне, что было бы настоящим чудом, если бы «Персивалю» удалось избежать роковой участи.

Тео печально вздохнула.

– Сесил, вы согласны, чтобы мистер Бойторн начал процедуру подачи петиции лорду канцлеру и в Палату лордов? Если мы получим другие новости в следующем месяце, петицию можно будет сразу же отозвать.

– Может быть, лучше подождать еще год, дорогая? – тоже вздохнув, спросил Сесил.

Тео взглянула на него с улыбкой.

– Мне очень нравилось управлять поместьем, в особенности производством тканей и керамики. Но мне хотелось бы поскорее наладить свою личную жизнь. Я знаю, что практически стала уже пожилой…

– Ничего подобного! – возмущенно воскликнул Сесил.

– И я собираюсь выставить себя на брачную ярмарку, как только петиция будет официально одобрена, – продолжала Тео. – Еще один год не пойдет мне на пользу.

– Так и следует поступить, – с серьезнейшим видом произнес мистер Бойторн. – Пришло время закрыть эту печальную страницу в истории герцогов Ашбруков. Лорд Айлей погиб в расцвете своей юности, но жизнь должна продолжаться.

Этой звучной банальностью и закончилась их беседа. Да здравствует новый герцог!

Глава 20

На борту «Маков»

В 1814 году оба «Мака» отправились к берегам Индии, не захватив по пути ни одного корабля. Это путешествие предприняли только для того, чтобы доказать, что капитаны ловко справляются с муссонными ветрами. Но прибыв туда, они бесцельно блуждали, пока Гриффин не решил, что сицилийские аристократки, с которыми он был знаком интимно, будут в восторге от позолоченных птичьих клеток. И он заполнил ими трюмы обоих кораблей. Джек же пристрастился к приправе, именуемой карри, поэтому набил все птичьи клетки пакетиками с куркумой и тмином.

На обратном пути какие-то несведущие пираты попытались их захватить, поэтому они потопили напавший на них пиратский корабль, высадили его команду на необитаемый остров (таков был их обычай) и продолжили свой путь. Груда изумрудов в углу каюты Гриффина свидетельствовала о том, что «Маки» были не первыми кораблями, атакованными этими злосчастными пиратами.

Позолоченные птичьи клетки они продали на Сицилии с огромнейшей прибылью. Карри же они отослали в Англию, и агент кузенов (теперь у них имелся персонал для управления их имуществом в пяти странах) сообщил, что сначала специи расходились медленно, но к концу третьего месяца все было продано на сумму, в семьдесят раз превышавшую стоимость.

Джек научился контролировать свой нрав. Он мог теперь даже совершенно спокойно вспоминать о своем отце. Тому, кто лишил жизни многих людей – пусть даже пиратов, убивших сотни себе подобных, – растрата представляется всего лишь детской шалостью. Кроме того – и это гораздо важнее, – он больше не желал, чтобы эмоции управляли его жизнью.

А Дейзи… Он понял с ужасающей очевидностью, что не может забыть, как широко раскрылись ее прелестные глаза, когда он впервые коснулся ее груди. Не говоря уже об их детских годах, когда они вместе играли… Но он твердил себе снова и снова, что все это – воспоминания мальчика по имени Джеймс. А Ястреб очень гордился тем, что забыл обо всем, что имело отношение к его жизни в Англии, включая женитьбу.

Но однажды удача отвернулась от него.

Произошло это в самом начале 1816 года. Они только что захватили «Гронинген» – по особому поручению голландского короля. Этот военный корабль был украден и использовался пиратами для ограбления торговых судов. Все, как обычно, шло хорошо. Пиратский капитан пал, получив по заслугам. И только несколько матросов с «Гронингена» все еще продолжали яростно сражаться.

Джек Ястреб уже собирался выкрикнуть предложение сдаться, когда справа на него бросился пират с обнаженным клинком. Кинжал полоснул Джека по горлу чуть ниже подбородка. Как ни странно, он не почувствовал боли – только жуткое ощущение расходящейся плоти, а затем – теплый поток крови, хлынувший на грудь.

Джек покачнулся, выронил оружие и упал. Прогремел пистолетный выстрел, и пират с кинжалом с глухим стуком рухнул на палубу.

Гриффин стремительно подскочил к Джеку и опустился рядом с ним на колени, изрыгая проклятия и отдавая приказания.

Искоса взглянув на кузена и увидев его как бы в ореоле солнечного сияния, Джек мысленно произнес: «Счастливого пути». Тот, у кого перерезано горло, не может говорить. Они с Гриффином за эти годы полюбили друг друга как братья, хотя, будучи мужчинами, никогда не проявляли своих чувств. В этом не было необходимости.

А сейчас Гриффин склонился над ним, зажимая лоскутом ткани его горло. Джек встретился с ним взглядом и прочел в его глазах страх. Но он уже и без того знал правду: люди с перерезанным горлом не выживают.

– Ты не умрешь! – свирепо произнес Гриффин побелевшими губами – произнес с яростью и непреклонностью короля пиратов. – Черт тебя возьми, Джеймс, держись. Дайкслинг будет здесь с минуты на минуту, и он в момент заштопает тебя.