Книга Кризис среднего возраста. Записки о выживании - Дэрил Шарп

Я крутил в руках сигарету, пока Норман рассказывал о своем решении. Я его слышал, но какая-то часть меня погрузилась в свою собственную боль. Она находилась где-то внутри костей.

Мне вспомнилась та роковая ночь, когда я оставил свою жену с тремя детьми. Младшему было шесть лет. Я пошел на автобусную остановку и сел на первый попавшийся автобус. Я рыдал всю ночь, пока не приехал в Сиракузы. И на обратном пути тоже. Как раз тогда я снял в подвальном этаже квартирку и от всей души расписал ее стены.

— Вы сказали об этом Нэнси? — спросил я.

— Да. Она заплакала. — Норман пожал плечами. — Это не сделало ее счастливее… Черт побери, понимаете, не сделав этого сейчас, я все равно ушел бы потом или покончил жизнь самоубийством.

Неужели именно к этому все и шло? Я размышлял. Совершенно ясно, что в нем что-то должно было умереть, но от его самоубийства никому не стало бы легче.

В дверях Норман стал рыться в своей папке.

— Я кое-что хотел вам показать. Вот это я нарисовал вчера.

На оставленный Норманом рисунок было больно смотреть, но он подкреплял мою уверенность. Он нарисовал себя, жонглирующего мячом. Мне вспомнился сон, побудивший меня начать анализ: прыгающий мяч, который катился от меня все дальше и дальше. В предыдущем рисунке Нормана пистолет был направлен на жену; сейчас он направил его на себя. У него изо рта высунулась змея, нападавшая на пистолет. Как правило, змея — символ бессознательного. Ее смысл всегда неоднозначен и привязан к контексту. В данном случае я увидел в ней символ полезного внутреннего порыва к жизни; этот порыв шел у него изнутри во внешний мир, который представлял для него угрозу.

Я думаю, Норман выживет. Он или какая-то часть его личности ужалит пулю.

Я снова обратился к рисунку, на котором Норман изобразил себя вместе с женой. Теперь я заметил то, что упустил ранее: между ними находился пенис в эрегированном состоянии, направленный прямо на их соединенные бедра, на их симбиотическую связь.

С моей точки зрения, это был рост фаллической энергии, хтонической маскулинности, пробившейся откуда-то из глубины. Именно это было необходимо Норману, чтобы он когда-нибудь собрался отделиться от матери.

Я отложил в сторону его листок и спокойно уснул.

* * *

Норман расстался с Нэнси. Спустя месяц он от нее ушел.

Как и ожидалось, это расставание далось нелегко. Решение Нормана было непреклонным: он над ним работал и почувствовал, что это сделать нужно; теперь у него появилась новая задача — как следует обдумать свое решение и воплотить его в жизнь. В эту неделю мы дважды встречались с Норманом; оба раза он был в агонии — не из-за разрыва с женой, который он мог пережить, а из-за разрыва с детьми.

— Как описать, что чувствует отец, покидая своих детей? спросил я Рэйчел. — Как передать им свою печаль?

Я не мог в этом помочь Норману, меня здесь заклинило.

— Здесь нет никакой парадигмы, — сказал я. — Деметра скиталась по земле в поисках своей дочери Персефоны. Инанна оплакивала потерю своего возлюбленного Думуци. Изида лишилась разума, разыскивая останки Осириса. В мифологии времена года появлялись и длились из-за симпатии к женщинам, потерявшим своих возлюбленных. А разве мужчины испытывают такие же ужасные переживания? Мне неизвестны мифы, в которых отец скорбит о своих потерянных детях. Сатурн, наоборот, их пожирает.

Рэйчел задумалась. Я высморкался и прошелся по комнате.

Тревога— типичный симптом психологии пуэра. Я это знал, но ничего не мог поделать.

— Это его анима, — наконец, сказала она. — Она по-прежнему близка к матери, поэтому ей не хватает детей, как их не хватало бы женщине.

Это объяснение меня не удовлетворило.

— Возможно, это стремление к безопасности его внутреннего ребенка. А может быть, он идентифицируется со своими детьми и их потребностями.

— Все это вместе взятое и что-то еще, — согласилась Рэйчел.

— Но как описать эту боль? Эту вину? — Я сплел руки и выставил их вперед, как слабоумный.

— Прекрати! — резко сказала Рэйчел. — Только не разрушай свой теменос. Попробуй вообще поразмышлять над одиночеством.

Да, разумеется. Чтобы быть уверенным в том, что он поступил правильно, Норману следовало привыкнуть к одиночеству.

Это я могу сказать, поскольку имею об этом достаточно хорошее представление. Жизнь без детей, по существу, стала для Нормана жизнью с беспросветным одиночеством.

Интровертам относительно легко оставаться в одиночестве.

Им может не хватать жизненно важной связи с внешним миром, зато, как правило, они живут активной внутренней жизнью. Пока не констеллируется их экстравертная тень, интроверты редко страдают от одиночества. Экстравертам нужна суета и суматоха; это их естественная среда обитания, они всегда активно ищут ее. Будучи «патентованным экстравертом», Норман должен был научиться жить наедине с самим собой.

До разрыва с женой у Нормана не было ядра личности. Оно проецировалось на его семью, удовлетворенность собой он воспринимал как свою целостность. Без нее он ощущал себя полностью разбитым. Его уход из семьи привел к ужасному расколу, к отделению земли от неба, разрыву прародителей мироздания. Такой архетипический мотив скрывается за реакциями ребенка, у которого разошлись родители, и точно так же переживал его Норман или его «внутренний ребенок».

— Это сущий ад, — говорил он мне. Он занимался тем, что обзаводился мебелью для нового жилья: спальни, кухни, — и самостоятельно принимал все решения. — Мы так не договаривались.

Это напряжение сведет меня с ума.

Норман никогда не жил один, хотя был взрослым человеком.

Два года он жил в университетском общежитии и делил жилое помещение с двумя приятелями. По существу, он переехал из родительского дома в пригородный, где жил с женой — женщиной, в которую он влюбился, но которую совершенно не знал.

Я был благодарен, что, покинув Нэнси, Норман не ушел жить к другой женщине. Если бы это случилось, он мог бы просто наступить на те же грабли. Так происходит со многими людьми. Ему нужно было какое-то время побыть одному, чтобы узнать, какие спутницы для него приемлемы. К счастью, для этого у него было некое подспорье: его сны и рисунки, которые воплощали его настроение и работу активного воображения.

Оказавшись в одиночестве, человек ощущает себя покинутым. С точки зрения коллективного бессознательного, покинутость ассоциируется с детским представлением о таких богах и божественных героях: Зевсе, Дионисе, Посейдоне, Моисее, Ромуле и Рэме и т. п. Этот мотив так распространен в мифологии, что Юнг считает покинутость «необходимым условием, а не просто сопутствующим симптомом» развития высшего уровня сознания, который символизирует ребенок.

В процессе утверждения своей независимости мужчина должен отделиться от окружения, в котором он родился: матери, семьи, сообщества. То же самое относится к женщине. Иногда такой переход проходит гладко (или так кажется со стороны). Если так не получается, результат оказывается двояким возникает синдром «бедный я», характеризующий регрессивное стремление к зависимости, а также ощущение человеком своей потенциально творческой сущности (позитивная часть архетипа божественного младенца или пуэра) — ощущение новой жизни и новых привлекательных возможностей.