Книга Балатонский гамбит - Михель Гавен

— Сейчас покажу, — Наталья достала из кармана карту Иванцова. — Вот, в этой сторожке.

— Это далеко? — Маренн взяла карту и протянула Йохану. Тот взглянул, потом подошел к противоположному краю стола, где лежали немецкие карты. — Это рядом, — сказал он. — Но это уже не наша зона наступления. Наш участок здесь. Там наступает «Гогенштауфен».

— И что? — Маренн встала и подошла к нему. — Они захватят эту сторожку?

— Должны захватить. Странно, что они еще не пришли.

— «Гогенштауфен», это что? — Наталья насторожилась. — Тоже дивизия?

— Да, — Пайпер кивнул, — такая же, как наша. Нет, намного хуже, — он исправился, улыбнувшись.

— И может быть, они уже там? — она резко поднялась, поспешно застегнула полушубок.

— Подожди, куда ты, — Маренн остановила ее. — Йохан, они там? — она посмотрела на Пайпера, напряженно ожидая ответа.

— Судя по всему нет, иначе мы бы слышали их. Они сообщили бы по рации. Мы их тут как раз и дожидаемся, чтобы ликвидировать выступ и не угодить в ловушку. Где-то опять плавают. Хотя им следует торопиться, чтобы реабилитироваться за свой обман.

— Но они захватят их, когда придут?

— Захватят. Это они умеют — захватить парочку больных вместо того, чтобы захватить Будапешт.

— Тогда надо немедленно отправляться за ранеными, — Маренн отбросила волосы, закрутив их на затылке, — ты меня проведешь к ним, — сказала, повернувшись к Наталье. — Я взяла с собой инструменты и все, что необходимо для перевязки, так что я окажу помощь всем.

— Мне можно узнать, что вы собираетесь делать? — Йохан подошел сзади и положил руки ей на плечи, повернув к себе, посмотрел в лицо. — Куда ты собралась? Ты к ним вот так пойдешь? — он показал взглядом на ее обмундирование. — Оберштурмбаннфюрер СС? При полном параде? Даже если все там раненые и в основном без сознания кто-то ведь может ненароком очнуться и открыть стрельбу. Кроме того, там эта вторая девушка, о которой говорила Натали, она вообще, как я понял, совершенно здорова. И с автоматом наверняка.

— Да, Прохорова, — вспомнила Наталья. — Она снайпер. Она тогда стреляла в вас…

— Вот видишь, тем более снайпер. Пусть даже и плохой. Выстрелить-то надо один раз, больше может и не потребоваться.

— Но если мы опоздаем, как я буду объяснять, что это моя вторая дочка в форме лейтенанта Красной армии?

— Да, это будет трудно, — согласился Пайпер. — Тебе придется везти ее с собой в Берлин. Но это еще как-то решится, я уверен. А вот с остальными…

— Я взяла с собой снотворное, — держа его за руку, Маренн снова села на скамью за стол. — Мне надо найти какую-то одежду, что ли. Наталья приведет меня в сторожку как доктора, — она прижала пальцы ко лбу, размышляя. — У меня есть комплект американских инструментов, с которыми я работала еще в Чикаго, на них нет символики СС, так что я могу работать ими. Я говорю по-венгерски, не так бегло теперь, как раньше, но кое-что помню, с хозяевами объясниться смогу.

— Ты говоришь по-венгерски? — Пайпер удивился.

— Да, пришлось выучить в свое время. Наталья представит меня как доктора из этой деревни или какой-то соседней. Я окажу помощь раненым, введу им снотворное, мы подождем, пока они заснут, а потом… — она взглянула на Пайпера. — Может быть, их можно будет вывезти на БТРе в безопасное место, туда, где их заберут русские? А ты, — она обернулась к Наталье, — поедешь со мной в Берлин.

— Крамер, — Пайпер позвал помощника. — Где хозяйка дома? Спросите, какая одежда у нее есть. Нужно для фрау. Сейчас мы узнаем, где эта «Гогенштауфен» и сколько у нас времени, — он вышел из комнаты. Было слышно, как он разговаривает с радистами.

— Это Ваш муж, фрау? — спросила Наталья у Маренн.

— Что? Нет, — напряженно размышляя, та даже не сразу сообразила, о чем ее спрашивают. — Йохан? Нет, это очень близкий друг. Он нам поможет, я верю, — она сжала руку Натальи. — Иначе нам придется все делать самим, а это очень трудно. Но даже если он откажется, все может быть, он давно на фронте, мало ли что. Мы справимся. Я тебя не оставлю, не волнуйся.

— «Гогенштауфен» буксует на дороге, — Пайпер вернулся. — Они ввязались в бой с какой-то русской группой, застрявшей в лесах, те их тянут за собой.

«Это Косенко и разведчики, — мелькнула у Натальи мысль. — Мишка и сам не знает, как помогает сейчас Раисе».

— Час-полтора у нас еще есть, — Йохан посмотрел на часы. — Одежду нашли, Ханс?

— Да, хозяйка положила в соседней комнате, чтобы фрау выбрала.

— Я сейчас посмотрю, — Маренн встала и направилась к немолодой венгерке с рябым от следов оспы лицом, та ждала ее на пороге небольшого чулана с окном, громко именуемым комнатой. Йохан взял со стола лампу и пошел за ней.

— Прошу сюда, — женщина поклонилась, открывая дверь.

— Благодарю, — Маренн ответила ей по-венгерски.

Она вошла. Йохан вошел за ней и закрыл дверь. Бледный свет лампы осветил небольшое сырое помещение, где раньше хранили запасы продуктов на зиму. Маленькая комнатка. Под самым потолком — окошко, в него льется голубоватый свет луны. В середине — небольшой стол, вдоль стен — сундуки. На одном из них приготовленные для нее вещи. Маренн подошла, протянула руку, чтобы посмотреть, что это. Йохан обнял ее за плечи и резко повернул к себе. Лампа стояла на противоположном сундуке, он молча прижал Маренн к себе, стал страстно целовать ее шею, плечи. Она обхватила его шею и отвечала на поцелуи с горячей, страстной негой. Потом, отстранившись, вздохнула.

— Нам надо торопиться. «Гогенштауфен» захватит их. Всего полтора часа. А они все раненые, мне еще надо всем оказать помощь.

— Да, — он согласился. Но не отпустил, держал за талию и целовал ее шею, пока она перебирала одежду.

— Нет, надеть я тут ничего не могу, — она пожала плечами. — Я во всем этом утону. Сразу будет видно, что с чужого плеча. Пожалуй, я обойдусь вот этим, — она встряхнула темно-малиновый салоп, отороченный поношенным черным мехом. — Салоп он и есть салоп, должен сидеть свободно. Китель я сниму, а пойду в нем. Думаю, что не замерзну. Вот только сапоги. Из обуви этой женщины мне точно ничего не подойдет. Но будем надеяться, никто не заметит.

— Угу, — он кивнул головой и продолжал целовать ее.

Она улыбнулась. Расстегнула пуговицу на воротнике мундира.

— Я сам, я сам, — он остановил ее руку, положив свою руку сверху. — Раздевать тебя — это удовольствие.

Повернув к себе, расстегивал пуговицы, целуя ее плечи, ложбинку между грудями.

— Я соскучился, мы как будто не виделись очень давно.

— Я тоже соскучилась. Но подожди, — она с сожалением отстранила его. — Мы сейчас вообще останемся здесь, и когда выйдем — неизвестно. А люди погибнут.

— Я помню, помню о людях, — он наконец-то расстегнул все пуговицы. — Я всегда помню о людях.