Книга Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия - Гари Маркус

Наше отсутствие понимания самих себя может на какой-то момент озадачить, но, если подумать, это не удивительно. Эволюции «безразлично», понимаем ли мы собственные внутренние процессы и даже счастливы ли мы. Счастье или, точнее, способность стремиться к нему – это несколько больше, чем просто наш внутренний двигатель. Привыкание к счастью заставляет нас двигаться вперед: жить, размножаться, заботиться о детях, сохранять работоспособность ради завтрашнего дня. Эволюция не позаботилась о том, чтобы мы были счастливыми, она сделала нас ищущими счастья.

В нашей битве с собственными генами есть важный момент: если мы рассматриваем удовольствие как компас (пусть и неточный), то оно подсказывает нам, куда держать путь, а если мы рассматриваем счастье как термометр, оно говорит нам, насколько хорошо мы справляемся. Эти инструменты с полным основанием должны быть такими, чтобы мы не могли их обманывать. Если начать строить наш мозг с нуля, то инструменты, оценивающие наше психическое состояние, без сомнения, должны вести себя наподобие электрических счетчиков, то есть это должны быть инструменты, которые мы можем проверять, но с которыми не можем мухлевать. Ни один здравомыслящий человек не купит термометр, показывающий только желаемую, а не настоящую температуру. Но люди постоянно пытаются перехитрить свои внутренние инструменты. Не только гоняясь за новыми способами получения удовольствия, но и обманывая себя, когда им не нравится то, что им говорит их счастьеметр. Мы «осваиваем» новые вкусы (в попытке проигнорировать наш компас удовольствий) и, что еще важнее, когда все идет не слишком хорошо, стараемся убедить себя, что все отлично. (То же самое мы делаем с болью всякий раз, когда глотаем ибупрофен или аспирин.)

Возьмем, например, среднего студента в период, когда я выставляю оценки. Студенты, которые получают «отлично», трепещут, они счастливы, они принимают свои оценки с удовольствием и даже торжеством. Те, у кого «удовлетворительно», как вы легко можете вообразить, не так воодушевлены, их занимает не столько то, что они сделали неправильно, сколько то, что я сделал неправильно. (Вопрос 27 на экзамене некорректный, мы никогда не обсуждали это на занятиях, и почему это профессор Маркус не засчитал мне три пункта при ответе на вопрос 42?) Между тем отличники никогда не проявляют недовольства, что я слишком великодушен по отношению к ним. Эта асимметрия, разумеется, результат мотивированных умозаключений. Но я вовсе не собирался жаловаться. Я делаю то же самое, когда ругаю рецензентов, отклоняющих мои рукописи, и восхваляю мудрость тех, кто их принимает. Подобным образом дорожные аварии никогда не происходят по нашей вине – это всегда другой парень.

Фрейд рассматривал подобный самообман как иллюстрацию так называемых защитных механизмов, я вижу в этом мотивированные умозаключения. В любом случае подобные примеры демонстрируют наше обыкновение обманывать термометр. Зачем мучиться, что мы сделали что-то неправильно, если можно просто встряхнуть термометр? Как сказал персонаж Джеффа Голдблюма в фильме «Большое несчастье», «самооправдание важнее секса». «Как прожить неделю без самооправданий?» – спрашивает он.

Мы делаем все, чтобы преуспеть, но если не добиваемся успеха сразу, нередко начинаем лгать, притворяться, оправдывать себя. В соответствии с этой идеей большинство жителей западных штатов считают себя умнее, честнее, добрее, надежнее и изобретательнее, чем средние люди. И в духе придуманного Гаррисоном Кейлором города Лейк-Вобегон, где «сильные женщины, красивые мужчины и все дети выше среднего уровня», мы убеждаем себя, что водим машину лучше средних водителей и обладаем здоровьем выше среднего. Но прикиньте: мы не можем все быть выше среднего. Когда Мохаммед Али сказал: «Я самый великий», он говорил правду; все остальные, вероятно, просто посмеиваются над собой (или по крайней мере над нашим «счастьеметром»).

Классические исследования феномена, называемого когнитивным диссонансом, подходят к этому вопросу по-другому.[58]В 1950-е годы Леон Фестингер проделал серию знаменитых экспериментов, в которых просил испытуемых (студентов) выполнить скучное утомительное задание (например, воткнуть множество дюбелей в простую доску). Одна загвоздка: некоторым испытуемым платили хорошо ($20, большая сумма в 1959 году), а другим – плохо ($1). После этого всех спрашивали, насколько им понравилось задание. Те, кому заплатили хорошо, как правило, признавались, что им было скучно, а те, кому заплатили всего доллар, были склонны обманывать себя, пускаясь в рассуждения, как это забавно – точно попадать в маленькие дырочки. Ясно, что они не хотели признаться себе, что зря тратили время. Итак, кто кем управляет? Счастье ведет нас или мы мелочно контролируем нашего собственного проводника? Это как если бы мы заплатили шерпе, чтобы он повел нас в горы – только для того, чтобы игнорировать его слова о том, что мы идем в ложном направлении. Короче говоря, мы стараемся изо всех сил сделать себя счастливыми и жить в гармонии с миром, но всегда готовы обмануть себя, если правда не приносит нам пользы.

Наша склонность к самообману может способствовать не только лжи по поводу самих себя, но и лжи по поводу других. Психолог Мелвин Лернер, например, сформулировал понятие «веры в справедливый мир»; человеку легче жить в мире, который он воспринимает как справедливый, нежели в мире, который кажется ему несправедливым. В своей крайности это убеждение ведет совершенно к противоположному результату, такому как обвинение невинных. Изнасилованная жертва, мол, сама виновата, или, мол, «так ей и надо». Возможно, апофеоз подобного поведения наблюдался во время «картофельного голода» в Ирландии,[59]когда один достаточно одиозный английский политик заявил, что «самое большое зло, которого мы никак не хотим признать, – это не физический ущерб от голода, а нравственное зло из-за эгоизма, извращений и нестойкости человека». Обвинение жертв позволяет нам сохранять приятное для нас представление о справедливости мира, нередко, однако, ценой существенных моральных издержек.

Робот, спроектированный более разумно, мог бы сохранять способность рассуждать здраво и обходиться без самооправданий и самообмана. Такой робот осознавал бы настоящее, но подобно Будде был бы подготовлен принять все – и плохое и хорошее – спокойно, без агонии и действовать, исходя из реальности, а не иллюзий.

В биологическом смысле нейромедиаторы, стоящие за эмоциями, такие как допамин и серотонин, – очень древние и берут начало еще от первых позвоночных, играя основную роль в системе рефлексов животных, в том числе рыб, птиц и даже млекопитающих. Людям с их развитой префронтальной корой головного мозга свойственны рефлексивные рассуждения, тем самым мы оказываемся во власти клуджа, состоящего в инструментальной фикции. Практически каждое исследование обоснованного принятия решений относит таковую способность к префронтальной коре; эмоции же относятся к лимбической системе (и орбитофронтальной коре). Переднепоясной участок, развитый у людей и крупных обезьян, вероятно, осуществляет связь между этими двумя системами. Рассуждения, как результат работы префронтальной зоны сосредоточиваются поверх спонтанных эмоций и не замещают их. Итак, мы оказываемся перед лицом обоюдоострого клуджа: мы постоянно пребываем в борьбе с собой, наши сиюминутные хотения и перспективные желания никогда не уживаются.