Книга Собачья голова - Мортен Рамсланд

Возвращение моряка

Примерно через год после смерти папы Нильса в дверь недавно построенного в новом районе дома постучали. На пороге стоял представительный мужчина с густыми усами. Анне Катрине, которая была дома с Бьорк и Ранди, открыв дверь, испуганно уставилась на почти двухметрового великана. Он осклабился, обнажив черную дырку в верхнем ряду зубов — там не хватало одного зуба. Большой шрам пересекал висок. Волосы были коротко пострижены и торчали в разные стороны. Могучие плечи разрисованы яркими татуировками, среди которых можно было разглядеть и изображение попугая — настолько похожего на настоящего, что Анне Катрине захотелось его потрогать. В ухе мужчины сверкало золотое кольцо, а кожу покрывал загар южных морей.

— Круглый вернулся! — прокричал Кнут с вершины холма, откуда он при помощи бинокля Аскиля следил за перемещениями необыкновенного человека по городу. Человек этот как две капли воды был похож на сбежавшего двоюродного брата, каким он себе его представлял, но теперь, однако, казалось, что Кнут побаивается спускаться вниз, поэтому он и остался на вершине горы. Внизу на пороге дома великан обхватил Анне Катрине за талию и, громко хохоча, трижды подбросил ее в воздух. Потом в дверях появилась Бьорк, испуганно уставилась на мужчину, который и ее обнял за талию и подбросил в воздух.

— Нильс! — закричала она. — Неужели это ты?

— Да, — ответил человек и засмеялся, — а неужели это ты?

В тот же миг в дверях показалась мама Ранди. Увидев огромного мужчину, она тихо вскрикнула, после чего настал ее черед взлетать в воздух.

— Что за глупости! — проворчала она, поправляя платье.

Потом наступило молчание, им женщины воспользовались, чтобы позвонить Ингрид в больницу Хаукеланд и Аскилю на верфь. Малыш Кнут первым увидел бегущую к дому тетю Ингрид. Вскоре появился Аскиль. Он обронил свою палку и стукнулся головой о висок великана, когда его подбрасывали в воздух, но, к великому удивлению Кнута, нисколько не сердился и не проявлял признаков недовольства.

А малыш Кнут все еще не решался войти в дом. Лишь когда вернулся старший брат и несколько раз взлетел в воздух, Кнут набрался храбрости, вбежал в гостиную, где стоял этот громадный человек, и сказал:

— Меня зовут Кнут, и я хочу, чтобы меня тоже поподбрасывали!

Остаток дня Кнут висел на своем двоюродном брате, качался на его плечах, все время засовывал палец в большую дыру в верхнем ряду зубов и заставил его снять красно-коричневую футболку, чтобы рассмотреть татуировки. Он теребил кольцо в ухе, дергал за огромные усы и осторожно поглаживал чрезвычайно интересующий его шрам на правом виске. «Схватка была unfair[12], — пояснил Круглая Башка, у которого появилась привычка произносить некоторые слова по-английски, — семь косоглазых против меня одного. Но я побил all of them![13]»

Ушастый, демонстрируя большую сдержанность, украдкой поглядывал на огромные плечи брата. Он не очень-то понимал, как могло произойти такое превращение, но тем не менее с нетерпением ждал дня, когда сможет взять Круглую Башку с собой в неблагополучный квартал. Вот тогда они увидят! Позднее в тот же день братья потащили Круглую Башку наверх, чтобы показать свои комнаты, и тут Круглая Башка спросил, не хотят ли они посмотреть кое-что крутое.

— Да-да! — завопил Кнут, подпрыгивая. — Крутое, крутое!

Круглая Башка с таинственным видом прикрыл дверь и спустил штаны. По бедру поднималась большая темно-зеленая татуировка, и сначала братья решили, что именно ее он и хочет им показать. Но тут Круглая Башка быстрым движением стащил трусы, обнажив член, при виде которого братья затаили дыхание. И дело было не только в размере — член доходил до середины бедра и был толстым, словно копченая колбаса, — нет, у них захватило дух, когда они увидели странные цветные полосы, из-за которых член, казалось, светился разными цветами.

— Ой! — тихо вскрикнул Круглая Башка, когда малыш Кнут ущипнул его член, чтобы проверить, действительно ли он настоящий. Он был настоящим. Только подойдя совсем близко, они увидели, в какие слова складываются все эти разные цвета. «МОЕЙ ЛЮБИМОЙ ИДЕ» — было написано красными и синими буквами. Сингапурский татуировщик не очень хорошо был знаком с латинским алфавитом — кое-какие буквы были выколоты зеркально, другие вообще пропущены, но это, похоже, не смущало Круглую Башку.

В тот же вечер Круглая Башка долго принимал ванну, полтора часа чистил зубы, аккуратно уложил волосы, намазал усы вазелином и полил себя одеколоном «Олд спайс», взятым у Аскиля. Потом, поцеловав на прощание всех родственников, отправился к дому члена общества трезвенников на улице Хутом. По пути он в каком-то палисаднике сорвал три розы, бодро посвистывал, как человек, уверенный в исходе дела, и с удовольствием ловил на себе взгляды, которые на него украдкой бросали прохожие. Оказавшись перед домом на улице Хутом, он постучал так, что стены задрожали, и когда ему открыли, то упал на колени и попросил руки рыжеволосой Иды, а та испуганно смотрела на незнакомого ей человека. Сначала она не понимала, кто это такой, но когда поняла, щеки ее запылали, и она ответила на его предложение двумя жгучими пощечинами, раз-два — и дверь захлопнулась у него перед носом.

Перестав насвистывать, не обращая внимания на взгляды прохожих, с тремя вялыми розами, которые задевали за каждый угол, Круглая Башка вернулся домой.

Но уже на следующий день он снова вернулся к прежним привычкам. Он достал из подвала велосипед, смазал заржавевшую цепь, вправил крыло и начал преследовать рыжую Иду по всему Бергену, стоило ей только выйти на прогулку с близнецами. В общем, все вновь могли наблюдать, как Круглая Башка с отсутствующим видом колесит по городу, и если прежде он умолял ее дать ему школьную сумку, то теперь умолял позволить ему нести пакеты с покупками. Несколько раз он просил позволить ему везти коляску с двухлетними близнецами и даже готов был вскопать сад трезвенника и работать без всякой платы мальчиком на посылках на его фабрике по производству резинок — но ничего не помогало.

— Отвали, осел! — слышал он, когда пересекал ту двадцатиметровую границу, которую Ида установила для обеспечения личной неприкосновенности, и вскоре Круглая Башка, который уже и не знал, что ему предпринять, решил вернуться к еще одному старому ритуалу: «Ждите почту!» — выкрикивал он с хитрой ухмылкой, проезжая мимо нее на ставшем слишком маленьким для него велосипеде, но Ида ни разу не пришла в Долгий лес, и письма бесполезно скапливались в дупле старого дерева.

Но она стала пытаться его исправить: «Вынь это кольцо из уха, ты похож на пирата из дрянного фильма», — кричала она ему вслед. «Вставь себе зуб, побрей усы, выкини это рубище, ты что, думаешь, мне охота иметь дело с каким-то матросом?»

Прошло несколько месяцев, и Круглая Башка стал вести себя словно хорошо воспитанная собака, а Кнут с разочарованием наблюдал, как один за другим исчезают атрибуты моряка. Круглая Башка начал носить рубашки, так что татуировки больше не были видны, он сходил к зубному врачу, и ему вставили штифтовой зуб, он сбрил усы и перестал завершать каждое предложение по-английски. Золотистый загар исчез, кольцо из уха перебралось в ящик комода, и вскоре Круглая Башка уже бегал по поручениям трезвенника, варил кофе, подметал полы, готовя себя тем самым к карьере в резиночном бизнесе. «Слушаюсь!» — восклицал он по любому случаю, отдавая честь Арнту Бьорквигу, который, гоняя сбежавшего жениха как собаку, пользовался представившейся возможностью восстановить честь семьи.