Книга Египетский манускрипт - Борис Батыршин

Ясира Арафата на них нет…

Часть вторая

В поисках потерянного ковчега, или По обе стороны от мушки

Глава 1

Попадись мне в руки книга о нашем путешествии – я бы сказал: «Все, о чем тут написано, автор сочинил, следуя канонам приключенческого романа, классики Буссенара с Хоггардом». А что? Странствие через пустыню, древний монастырь в горах, роковая тайна… Ну и бегство, конечно. Погони со стрельбой только не хватает (чур-чур-чур, типун мне на язык!). Впрочем, покатит и стычка с бедуинами.

Однако по порядку.

Мать настоятельница оказалась милейшей женщиной: приняла нас, расспросила, как мы добрались из России, – и тут же дала разрешение посетить монастырскую крипту. Или как там называется этот сводчатый подвал под алтарем? Ах да, «нижняя церковь»; крипта – это у католиков.

Так вот. Подвал этот, еле освещенный лампадками, уставлен каменными сундуками, в каждом из которых хранится бесценная святыня. Пахнет в подвале не сыростью или плесенью, как можно было ожидать, а совсем наоборот – ладаном и еще чем-то специфически церковным.

Сундуков – десятка полтора; нам указали на один из них и вежливо попросили подождать. Двое служек с натугой своротили крышку, и…

Внутри оказался другой сундук, скорее даже ящик – плоский, из темного дерева. Его крышку открывала уже монахиня; служки отошли, растворившись в полумраке. Мы стояли в почтительном отдалении и ждали, пока «сестра» предложит нам приблизиться.

Она и предложила; и мы увидели то, ради чего тащились сюда за тридевять земель. В ящике лежала пачка темных, истрепанных по краям листов из какого-то плотного материала, кажется, пергамента. Размером они были с журнальный разворот; листов было десятка три, не меньше.

Тут-то и выяснилось, почему ученый, написавший тот, другой пергамент, ограничился лишь выдержками из манускрипта. Я прямо вижу, как монашки потирают ручонки и хихикают, давая наивному умнику разрешение лицезреть святыни. Дать-то они дали – но не сказали, что посмотреть это можно только один раз! А значит, полюбовавшись на реликвию, можно унести в памяти ее светлый образ, но саму ее ты больше не увидишь. Тот московский историк и рад был бы привести полный перевод манускрипта – но не мог; перевел, что успел запомнить. Тетки в рясах – народ твердокаменный, не уступая в этом смысле скалам, в которых вырублены их храмы. Если сказали, что «все», то проси, не проси – бесполезно, могила. Причем в буквальном смысле: любая из монашек легко пожертвует жизнью, лишь бы не нарушать тысячелетнего устава своей богадельни.

Разумеется, о том, чтобы скопировать драгоценные листы, мы и заикаться не стали. Спасибо хоть нам позволили самим листать страницы древнего документа; монахиня лишь следила за тем, чтобы с реликвией обращались с должным трепетом. Рассматривать каждый лист дозволялось сколько угодно, но стоило перевернуть – все, финита, вернуться к нему монашка уже не позволяла.

А вот обломитесь, тетеньки! На нашей стороне микроэлектроника «мэйд ин Чайна». Пока отец развлекал монахиню беседой о вечном, я нащелкал по два десятка кадров с каждого из листов. Спасибо отец подвесил над саркофагом мощную светодиодную лампу.

Помня байки об артефактах, загадочным образом не отображающихся на фотопленке, я сразу же украдкой просмотрел несколько снимков. Китайская матрица не подвела – все листы запечатлелись в памяти. Что ж, задачу можно было считать выполненной. Христова невеста (так отец называл монашек) ничего не заподозрила – лишь с подозрением косилась на необычайно яркую лампу. Да, против прогресса не попрешь!

Рано я обрадовался. У выхода из крипты (узкий лаз, через который надо просачиваться по одному, с риском переломать на крутых ступеньках ноги) нас ждала очередная монашка. Мать настоятельница желала сообщить нам нечто не терпящее отлагательства, для чего и просила проследовать в монастырский сад. Я было решил, что хитрые тетки отберут фотоаппарат, и по дороге на ощупь вытащил карту памяти. Обошлось – наше имущество мать настоятельницу не заинтересовало. Все было куда неожиданнее…

Отец как-то говорил, что европейские государства обзавелись разведками лишь в начале двадцатого века. До того тайное добывание информации было уделом дипломатов, международных авантюристов и организаций, не имеющих к государству прямого отношения. Так, своей разведслужбой прославился орден иезуитов; не отставал от него и папский престол и масоны. У православной церкви в Сирии, как оказалось, тоже имелась разведка, и неплохая. Матушка настоятельница Апраксия вежливо поинтересовалась, как нам понравился манускрипт (в ее голосе я уловил легкие издевательские нотки), а потом огорошила нас неприятным известием.

Оказывается, в прибрежных городах Сирии и Ливана объявились некие темные личности. Они искали паломников из России – отца и сына. Приводилось описание – под него, впрочем, подпадала половина мужчин и подростков нужного возраста. Но вот детали – «владеют английским, располагают значительными средствами, могут путешествовать как с русскими, так и с североамериканскими паспортами» – недвусмысленно указывали на нас.

И знаете, что интересно? Агенты нашего загадочного недоброжелателя пустили слух, что мы – якобы тайные агенты русского Генштаба, шпионы, засланные в Турцию для сбора сведений. Результат не заставил себя ждать – к поискам подключилась местная полиция, и скоро сведения о мнимых шпиенах могли дойти и до Дамаска. А это – вилы: возвращаться мы собирались как раз этим путем…

Впрочем, не все так безнадежно. Неведомые шпики оказались крайне убедительны – кроме турецкой полиции им поверили и те, кто собирал сведения для православных деятелей. И теперь наша собеседница преподобная мать Апраксия не сомневалась, что в нашем лице перед ней – два русских разведчика. Так что, с одной стороны, она недвусмысленно дала понять, что ждет не дождется, когда мы уберемся на все четыре стороны, – монахиням здесь жить, так что ссориться с турецкими властями им нет никакого резона. А с другой – она столь же недвусмысленно намекнула, что поможет нам всем, что только будет в ее силах.

Я не знаю, что за этим стоит – желание посодействовать православной империи или стремление сбагрить опасных визитеров подальше. Однако факт оставался фактом: матушка Апраксия подсказала маршрут для отступления. Причем такой бредовый, что мы тут же согласились: раз нам в голову не пришло, то тем, кто нас ловит, и подавно не докумекать…

От Маалюли до Триполи – около ста километров. По дороге сюда мы проделали их за неполные пять дней; нас, правда, изрядно задержали паломники. До Бейрута – примерно столько же. И там и там можно без помех сесть на пароход в Россию или в Грецию. Одна беда – в городах Леванта нас нехорошо ждут. Вот мать Апраксия и предложила направиться не на север, в Триполи, и не на запад, в Палестину, а в противоположную сторону – на восток, к Евфрату. Древний караванный тракт идет через Пальмиру и далее, к городку Дейр-эз-Зор, перевалочному пункту на пути в Ирак, к Персидскому заливу. До Дейр-эз-Зора ровным счетом четыреста тридцать километров – правда, по картам автомобильных шоссе. Впрочем, шоссе эти наверняка строили по древним караванным тропам.