Книга Прикончить чародея - Сергей Мусаниф

Вру.

Хотелось бы мне верить, что в тот момент я был не в себе. Это могло бы стать прекрасным оправданием. Я был в ярости, я был зол, я жаждал драки, но часть моего рассудка осталась абсолютно холодной. Спокойной и невозмутимой. Ярость не затопила ее.

И эта часть прекрасно понимала, что я делаю.

Убиваю.

Самцов, самок…

Нет, опять вру.

Мужчин, женщин, стариков и детей. Всех, без разбора.

Я убил Штуга, как обещал. Показал старому шаману, собиравшемуся съесть мое сердце, что такое настоящая магия. Я высушил его тело заклинанием обезвоживания. Когда я закончил, в нем не осталось ни грамма жидкости, и он весил всего несколько килограммов.

А заклинание обезвоживания — это даже не часть боевой магии. Просто полезная штуковина, если магу требуется быстро высушить промокшую одежду.

Гмыка я тоже убил. Прожег ему грудь файерболлом.

Еще я убил кучу гоблинов, имен которых не знал.

Миром правит сила.

Милосердие — это слабость.

Потом все кончилось.

Хорошо, что они побежали.

Если бы они этого не сделали, я бы, наверное, убил всех.

Обнаружив, что драться больше не с кем, я упал на колени. Весь каменный зал был завален трупами гоблинов.

Карин остановилась рядом со мной, уронив свои мечи на пол. Второй свой клинок она так и не нашла, и в бою орудовала коротким мечом гномов, добытым у врага. Карин была покрыта кровью с ног до головы, и ее собственная кровь из многочисленных порезов смешивалась с кровью убитых гоблинов.

Наверное, я выглядел ничуть не лучше.

А кровь у гоблинов тоже красного цвета, заметил я.

— Все кончилось, Рико, — тихо сказала Карин.

Я промолчал.

— Тебе тяжело, я знаю, — сказала Карин. — В первый раз всегда тяжело. И во второй тоже. И еще очень долгое время.

Я промолчал.

— Говорят, что со временем сердце грубеет, и чужая смерть перестает тебя волновать, — сказала Карин. — Отчасти это верно. К своему сотому ты относишься гораздо спокойнее, чем к первому. Но чувство, которое ты испытываешь сейчас, остается навсегда.

Я промолчал.

— Когда ты утратишь это чувство, ты перестанешь быть человеком, — сказала Карин. — Подумай вот о чем. Эти твари собирались убить нас и сожрать наши сердца. Все они. Мы защищались. Мы были вправе сделать то, что мы сделали. Но прощения этому все равно нет.

Я промолчал.

— Прощения не будет никогда, — сказала Карин. — Ты просто живешь дальше.

— Как? — спросил я.

— Как сможешь, — сказала она. — Это зависит только от тебя, красавчик.

Глава четырнадцатая, в которой главные герои блуждают по подземным владениям, таща друг друга по очереди, и почти теряют надежду на благополучный исход

Не имеет значения, убиваешь ты при помощи магии или меча. Не имеет значения, убиваешь ты человека, гоблина или любое другое разумное существо. Убийство есть убийство.

Мигель выиграл.

Я стал таким, каким он хотел меня видеть.

Я отобрал у Штуга свои сапоги. Интересно, считается ли мародерством, если ты снимаешь с трупа свои собственные вещи?

Карин нашла на одном мертвом гоблине свои брюки. Поскольку гоблин был значительно ниже моей телохранительницы, он отрезал лишние сантиметры ткани, и теперь штаны выглядели, как шорты.

Я своих так и не нашел, ни в виде брюк, ни в виду шортов. Ни даже в виде лохмотьев. Очевидно, кто-то из этих мелких мерзавцев успел в них убежать. Рубашка оказалась изрезана в клочья, а остатки куртки спалил мой собственный файерболл.

Карин повезло больше — она свою куртку вернула. Правда, так и не смогла отыскать свой второй меч. Лучший трофейный клинок, по ее уверению, не шел ни в какое сравнение с ее собственным оружием.

Просто здорово. Карин была полуодета, на мне же, помимо трусов, красовались только сапоги.

Я подумал, не замотаться ли мне в принадлежавшее гоблинам тряпье, но отказался от этой идеи. Гоблины не моются, и кто знает, сколько их поколений ходили в этих истлевших лохмотьях до меня?

После коротких поисков Карин обнаружила свою сумку.

Она была нетронута. Похоже, ее даже не пытались открыть.

— Странно, — заметила Карин. — После того, как с нас содрали всю одежду, я думала, они разорвут сумку на части.

— Э… Полагаю, они не были уверены, чья именно эта сумка, — сказал я. — Несмотря на то, что несли ее вы, она могла оказаться сумкой чародея. Гоблины не настолько сумасшедшие, чтобы копаться в вещах волшебника. Очевидно, даже их шаману не достало храбрости туда влезть.

— Может быть, — сказала Карин.

— Мне неудобно спрашивать, но нет ли у вас там какой-нибудь запасной одежды, которая бы мне подошла? — поинтересовался я. — А то у меня такое чувство, что я голый.

— Потому что ты и есть голый, красавчик, — сказала Карин, возвращаясь к своему нормальному стилю общения. — Кстати, прикольные трусы.

— Сам шил, — похвастался я. — Так что насчет одежды?

— Запасные брюки мы использовали во время спуска, — сказала Карин. — Есть только рубашка, но я собиралась надеть ее сама.

— У вас есть куртка, — указал я.

— Некоторые носят еще и рубашки, — сказала Карин. — Так принято в цивилизованных местах, знаешь ли.

— У меня вообще ничего нет, — напомнил я.

— Ты и так неплохо смотришься, красавчик, — сказала Карин.

Ага, просто классно смотрюсь, учитывая, что весь измазан в крови. Она уже засохла и образовала на моей коже корку, которая при каждом движении шуршала и чешуйками слетала на пол.

Похоже, понимания мне здесь не добиться.

Карин открыла сумку и с сомнением смотрела на вытащенную оттуда рубашку. Рубашка была длинная, серого цвета и мужского покроя.

— Что выбираешь, красавчик, куртку или рубашку? — спросила Карин.

Я прикинул, что в пещере прохладно, и выбрал рубашку, оставив более теплую одежду своей телохранительнице.

— Истинный джентльмен, — пробормотала Карин себе под нос.

Честно говоря, рубашка положение улучшила не слишком сильно. Мне не хватало моих брюк. Полы рубашки были длинными, но под них все равно задувало, и я чувствовал себя неуютно.

Не говоря уже о том, что я чувствовал себя глупо.

И не упоминая о том, что я чувствовал себя убийцей.

Впрочем, любое разумное существо может оправдать перед самим собой самый отвратительный свой поступок. Пусть и не обелить себя окончательно, но хотя бы до такой степени, чтобы продолжать жить дальше.