Книга Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн

Первые представители Ост-Индской компании жили в Индии на широкую ногу, бесстыдно перенимая обычаи могольских властителей, которые в ту пору еще во многом задавали тон. В числе любимых развлечений представителей компании был ноч – чувственное представление с музыкантами и танцовщицами в шелках.

Один немецкий путешественник XVII века назвал ноч “величайшим зрелищем, какое можно себе представить”. Дэвид Охтерлони, британский резидент в Дели в 1803 году и командующий индийской армией, не только в фигуральном, но и в самом буквальном смысле послужил иллюстрацией того, как англичане перенимали повадки и привычки могольских владык. У Охтерлони будто бы было тринадцать жен, одна из которых была поименована в его завещании как биби Махруттан Мубарак уль Нисса Бегуме, или, иначе, Бегум Охтерлони. Стоит отметить, что эту женщину, которую Охтерлони называл “мать моих младших детей”, подарили (а возможно, и продали) ему, когда ей было всего двенадцать лет. Охтерлони на славу послужил своей империи: он командовал войсками в ходе карательного похода в Непал в 1814–1815 годах и, видимо, именно в силу этой заслуги требовал, чтобы к нему обращались, используя могольский титул – Защитник Государства. А еще он любил торжественно проезжать по Дели с целой свитой жен позади, причем каждая восседала на собственном слоне.

Акварель начала XIX века изображает британского резидента в Дели Дэвида Охтерлони у себя дома, курящего кальян и смотрящего представление ноч. British Library

Пример Охтерлони привлекает к себе особое внимание, потому что сохранилась миниатюра в персидском стиле, выполненная около 1820 года, где он изображен в окружении восточной роскоши. Он сидит, развалясь на ковре, опираясь на валики и подушки, в индийском наряде – в белом халате с парчовой черно-золотой оторочкой и в красном тюрбане. За ним стоят слуги, тоже в тюрбанах, а перед ним выступают музыканты и неизбежные танцовщицы. С отменным сарказмом миниатюрист изобразил на стенах четыре портрета, по-видимому, шотландских и американских предков Охтерлони (сам он родился в Бостоне): трое мужчин в военной форме и женщина в европейском платье, которая выглядит очень чопорной и суровой по контрасту с девушками-плясуньями, взирают с высоты на творящееся внизу как будто с возмущением. Однажды Охтерлони принимал у себя епископа Калькуттского Реджинальда Хибера (того самого, который, как мы помним, восхищался бронзовой кожей индианок) в точно такой же обстановке, в просторном халате и тюрбане, сидя на тахте, а позади него стоял панка-уолла, слуга с опахалом (панка) из страусовых перьев, и освежал его при помощи этого старинного подобия вентилятора.

Еще в 1906 году в донесении британскому Министерству иностранных дел некий А. Дж. Бакнилл писал: “Разумеется, мужчина европейской расы с развратными наклонностями всегда и в любом уголке мира найдет способ удовлетворить свои желания”. Этим мужчинам с развратными наклонностями был на руку трезвый взгляд британцев на окружающую действительность и попытки к ней приспособиться. В XIX веке, когда империализм достиг зенита и число колониальных гражданских служащих и солдат возросло до сотен тысяч, “беспорядочные и рискованные сношения с распутными женщинами с базара” (по выражению одного чиновника) привели к критическому увеличению случаев венерических заболеваний. Например, среди британских солдат в Бенгалии зараженные составляли от 16 до 31 % общей численности. Реальность, как выразился в 1886 году главный британский военный врач Бомбея, диктовала только два средства “удовлетворения” для неженатых мужчин. Средствами этими были мастурбация – которая “как хорошо известно, приводит к телесным и умственным расстройствам”, – и “продажный секс”, чреватый риском подцепить венерическую болезнь.

Было принято решение, на которое обрушились с яростными нападками некоторые священники и писатели, причем один из них назвал его “попыткой сделать грех безопасным”. Было решено создать два дополняющих друг друга учреждения: во-первых, “закрытую больницу”, то есть медицинскую клинику, восходящую к британским заведениям, где зараженных проституток содержали бы до полного выздоровления, а во-вторых, лал-базар – поднадзорный “квартал красных фонарей” для европейцев, где женщин регулярно подвергали бы врачебному осмотру.

Лал-базары предназначались для представителей британских низших классов, которые, согласно тогдашним воззрениям, менее способны контролировать свои физические желания, чем представители высших классов, и более склонны опускаться до уровня язычников-туземцев, которыми должны повелевать. Один исследователь насчитал семьдесят пять “военных городков” британской индийской армии, где была доступна “регламентируемая проституция”. Такая практика привела к возникновению более крупных заведений. В борделе города Лакхнау имелось пятьдесят пять комнат. Однако, как наглядно демонстрируют эротические пристрастия Клайва, Уэлсли и Охтерлони, множество колониальных гражданских служащих-аристократов и высокопоставленных офицеров тоже охотно “опускались” до упомянутого уровня. Не все они погружались в туземные обычаи так глубоко, как Охтерлони, но многие одевались в могольские наряды, курили кальяны и содержали любовниц-индианок – знаменитых биби, которые играли роль неофициальных жен, вели домашнее хозяйство, нянчились с сахибом, когда тот заболевал, и утоляли его сексуальные желания.

В этом отношении британская жизнь в Индии заметно отличалась от жизни в самой Британии – хотя, конечно же, не в том смысле, что секс был доступен в Индии и недоступен дома. В годы, предшествовавшие мощному натиску викторианской морали, секс в Британии был распространен достаточно широко, и молодые англичане, отправлявшиеся в Индию, ожидали его, требовали и без труда находили. Однако погоня за сексуальными удовольствиями в Индии была сопряжена с меньшими ограничениями, с меньшим официальным надзором и с большей свободой, и зримая чувственность самой индийской жизни, отражавшаяся в живописи и скульптуре, с которой были знакомы те европейцы, что получили лучшее образование и больше поездили по свету, оказывала воздействие на западное сознание. Некоторые колониальные гражданские чиновники и офицеры противостояли местным соблазнам. Немалое количество прославленных личностей колониальной эпохи, среди них Чарльз Гордон и Сесиль Родс, представали как будто бесполыми и воплощали один из идеалов колониальной эпохи – идеал великого человека, который отказывается от радостей семейной жизни ради служения короне и империи. Истина же в том, что многие колониальные чиновники, если не большинство, променяли традиционные семейные радости на куда более разнообразные сексуальные приключения и более волнующие ощущения, чем те, что могла бы предложить им традиционная домашняя жизнь. “Империя была Молохом, созданным людьми аморальной породы”, – заявлял автор уже цитировавшегося ранее письма в “Пэлл-Мэлл газетт”. Дело в том, что, как заметил один исследователь, говоря о британцах, “плодом” их соприкосновения с Индией стало “возникновение языческого, распутного, бесстыжего сословия бриттов, ничуть не скованных привычными рамками морали”.