Книга Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов

Судя по всему, Франц фон Вейротер собирался разгромить Наполеона Бонапарта в стиле боготворимого очень многими в ту пору легендарного прусского короля-полководца Фридриха II Великого, т. е. с помощью пропагандируемой и активно применявшейся им «косой атаки».

…Между прочим, тактическая новинка – знаменитая «косая атака» – впервые была применена прусским королем Фридрихом II против австро-саксонской армии Карла Лотарингского 2 июня 1745 г. в битве при Гогенфридберге. Именно тогда вместо традиционной фронтальной атаки (войска выстраивались в 2–3 линии по 3–4 шеренги в каждой, чтобы обеспечить возможность стрельбы одновременно как можно большему числу солдат) была использована «косая атака»: мощная атака большими силами, сосредоточенными на одном фланге и выстроенными под углом к вражеской линии, т. е. «косым боевым порядком». Именно здесь наносился главный удар, сминавший боевые порядки врага, а остальные войска бездействовали либо вяло перестреливались с противоположным неприятельским крылом. Для полководцев середины XVIII в. это оказалось совершенной неожиданностью. А ведь это «новшество», состоявшее в умении создать на направлении главного удара превосходство в силах, впервые с громким успехом применил против доселе непобедимых в открытом бою спартанцев еще в 371 г. до н. э. в знаменитой битве при Левктрах легендарный греческий полководец из Фив Эпаминонд. Но для удачного исполнения этого весьма сложного маневра с «отказом» от использования одного из флангов ради максимального усиления другого нужно обязательное условие: ничто не должно мешать выдвижению всех войск к месту начала «косой атаки» и высокая маневренность проводящих ее войск. Кстати, под Гогенфридбергом «косая атака» у Фридриха не получилась, но это уже другая история…

По замыслу Вейротера, союзной армии (непосредственно накануне сражения в ней могло насчитываться ок. 80 или даже 81,5 тыс. человек и свыше 300 пушек), разделенной на пять колонн, надлежало действовать на 12-километровом фронте (глубиной в 6,5 км) следующим образом.

Почти половина всей союзной армии (свыше 39 тыс. человек) в лице трех усиленных (ок. 33 тыс.) левофланговых колонн генерал-лейтенантов Д. С. Дохтурова (ок. 13 800 человек с 64 орудиями), А. Ф. Ланжерона (11 140 человек с 30 орудиями) и И. Я. Пржибышевского (8000 человек с 30 орудиями) под общим началом генерала графа Ф. Ф. Буксгевдена – человека скорее упрямо-прямолинейного, чем рисково-смелого (это наглядно проявится в ходе предстоящего сражения) – должны были под прикрытием 6280 австрийских штыков и сабель (шеволежеры, уланы и гусары), русских казаков и 12 пушек фельдмаршал-лейтенанта барона Кинмайера нанести главный удар по правому флангу противника. Затем, продолжая действовать в духе «косой атаки» легендарного Фридриха Великого, войскам Буксгевдена следовало повернуть на север, выйти Наполеону в тыл и отрезать его от сообщения с Веной и дальними тылами. Четвертой колонне австрийского фельдмаршал-лейтенанта, графа Краковского, Иоганна-Карла Коловрата (1748–1816) и русского генерала Милорадовича (свыше 16 тыс. с 76 орудиями, а не 25 400, как это порой предполагается в исторической литературе) во главе с самим Кутузовым следовало двигаться от Праценских высот севернее трех левофланговых колонн с обходом центра противника слева – мимо Кобельница.

Правофланговой 10-тысячной колонне (8000 пех., 2500 кав. с 54 орудиями) князя Багратиона и австрийской коннице фельдмаршал-лейтенанта князя Иоганна Лихтенштейна (1760–1836) (4600 кав. с 24 пушками) нужно было сковать противостоявшие им силы противника, обеспечивая обходной маневр главных сил.

За Праценскими высотами в резерве располагалась русская гвардия участника легендарных Итальянского и Швейцарского походов А. В. Суворова – цесаревича Константина Павловича – ок. 7,5 тыс. пех. и ок. 2,5 тыс. кав. (всего – ок. 10 тыс. человек под началом генералов Депрерадовича 1-го и 2-го, Кологривова, Касперского и Лобанова) с 40 орудиями. Считалось, что этой элитной части русской армии с лихвой хватит, чтобы справиться с любой французской атакой на заведомо ослабленный центр русской позиции.

…Кстати сказать, пока К. Ф. Толь переводил диспозицию Вейротера с немецкого языка на русский язык, пока ее размножали рукописным способом, пока ее рассылали в русские войска, наступило утро! Русским генералам она была роздана в ограниченном количестве экземпляров лишь к 6–8 часам утра (по разным источникам) дня сражения! Фактически командный состав не имел времени не только осмыслить, но и ознакомиться с длинным и замысловато написанным текстом, ведь начало движения колонн по диспозиции было назначено на 7 часов утра. В результате вейротеровская диспозиция была плохо понята либо вовсе не понята! Когда Багратион, отсутствовавший на военном совете по уже известной причине, все же ознакомился с сугубо немецкой диспозицией грядущего сражения, то якобы его вывод был по-военному лаконичен и категоричен: бой будет проигран!!!

Итак, более трех четвертей союзных сил (почти 56 тыс. штыков и сабель с 212 пушками) выделялись на глубокий обход и атаку правого фланга Великой армии с целью выхода в тыл ее центра. При этом центр союзников оголялся совершенно, а слабый правый фланг оказывался один на один с основными (как потом выяснится) силами врага. То, что такая диспозиция может оказаться роковым просчетом, разработчик «расписанного на бумаге плана разгрома французского императора» Вейротер и думать не желал. Согласно этому плану император Наполеон должен был быть не просто разбит, а именно разгромлен.

…Кстати сказать, начав перестраиваться для выдвижения на ударные позиции по плану Вейротера прямо на глазах у кавалерийской завесы Наполеона еще 29 и 30 ноября, союзная армия позволила ему понять, откуда ожидать главную угрозу его армии. Масштабные, шумные передвижения средь бела дня крупных масс русско-австрийских войск – это части Кинмайера, Ланжерона, Дохтурова и Пржибышевского занимали свои исходные позиции – показывали, что сосредоточившаяся напротив правого крыла Великой армии основная масса вражеской пехоты будет стремиться обойти его армию и, ударив в тыл, объявить ему «шах». Масштаб главной атаки союзников был таков, что он неминуемо оголял центр войск, сделав его уязвимым для атаки французов, так как только часть колонны Милорадовича и Коловрата могла защитить центр союзников в момент решающей контратаки французского центра. Для полководца класса Бонапарта осталось только правильно расставить свои «фигуры» на шахматной доске, чтобы поставить самонадеянному врагу «мат»…

О том, что у Наполеона может быть свой план ведения сражения и он не будет сидеть в обороне, а может начать атаку первым, причем на явно ослабленные Праценские высоты, австрийский генштабист даже не помышлял. Не исключено, что «беда» (определение «трагедия» здесь вряд ли подходит?) Вейротера как человека военного, скорее всего, заключалась не столько в некотором специфическом неумении выходить за рамки нешаблонного мышления, но и в том, что он был всего лишь типичным «кабинетным теоретиком», но никак не многоопытным военным практиком и предпочитал не принимать во внимание, что на поле боя может случиться все, что угодно, и никто не застрахован от непредвиденного хода событий. Если это так, то становится понятно, почему Вейротер самонадеянно ответил Ланжерону, резонно поинтересовавшемуся, учтены ли в плане Вейротера все возможные варианты действий самого Бонапарта: «Ce cas n’est pas prevu» («Этот случай не предвидится!»). Более того, если верить все тому же язвительному Ланжерону, то Вейротер исключал возможность наличия у Бонапарта своего плана наступления, в том числе на Працены?! «Вы знаете дерзость Бонапарта; если бы он мог нас атаковать, он сделал бы это сегодня!» – сказал он крайне самодовольно. А затем добавил: «Много, если он имеет 40 000 человек».