Книга Труженики моря - Виктор Гюго

– Я только что видел скалу на горизонте.

– Нет. Здесь открытое море.

Клюбен продолжал вести судно в том же направлении. Гернзеец схватил трубу. Через мгновение он закричал:

– Капитан, поверните руль!

– Почему?

– Я четко вижу высокую скалу совсем близко. Это Гануа.

– Вы приняли густой туман за скалу.

– Это Гануа! Поверните руль во имя Неба!

Клюбен его не послушал.

Клюбен поражает всех

Раздался треск. Треск ломающейся обшивки корабля среди открытого моря – это самый ужасный звук в мире. Дюранда тут же остановилась.

Некоторые пассажиры от толчка упали на палубу.

Гернзеец поднял в отчаянии руки:

– Это Гануа. Я ведь говорил!

Громкие крики огласили пароход:

– Мы погибли!

Голос Клюбена, сухой и спокойный, заглушил все остальные:

– Никто не погиб! Молчать!

Из топки показалась черная обнаженная фигура Имбранкама. Он спокойно доложил:

– Капитан, в топке вода. Машина сейчас остановится.

Наступила страшная минута. Казалось, Дюранда нарочно бросилась на утес. Выступ скалы врезался в судно как гвоздь. Пробоина была величиной в квадратную сажень, обшивка сорвана, нос разбит. Вода широким потоком вливалась в трюм. Это была гибель. Удар оказался настолько силен, что даже на корме показались трещины. Вокруг судна ничего не было видно, кроме тумана, который становился все гуще и теперь был почти черным. Наступала ночь.

Дюранда носом погружалась в воду. Она напоминала лошадь, брюхо которой распорото ударом бычьих рогов. Она была мертва.

Тангруй протрезвел. Во время крушения хмель вышибается из головы. Он спустился в трюм, затем поднялся и сказал:

– Капитан, вода прибывает. Через десять минут она наполнит весь трюм.

Пассажиры метались по палубе, заламывая руки, перевешивались через борт, бросались в топку – словом, делали все те бесполезные движения, которые свойственны людям, объятым ужасом. Турист лишился чувств.

Клюбен поднял руку, и все умолкли. Он спросил у негра:

– Сколько времени еще может работать машина?

– Минут пять-десять.

Потом обратился к гернзейцу:

– Я стоял у руля. Вы рассматривали утес. Вы говорите, это Гануа. На какой именно камень мы наткнулись?

– На Мовский. Во время проблеска света я четко разглядел Мовский камень.

– Следовательно, – сказал Клюбен, – мы находимся между Большим и Малым Гануа, на расстоянии одной мили от берега.

Экипаж и пассажиры слушали, дрожа от ожидания и страха, не спуская глаз с капитана.

Облегчить судно было невозможно и бесполезно. Для этого требовалось поднять люки, таким образом открыв новые входы для притока воды. Бросать якорь также бесполезно: судно и так пригвождено к скале. Да и глубина здесь слишком велика. Можно было бы воспользоваться машиной, которая еще работала, дать обратный ход и оторваться от утеса. Но это мгновенная гибель. Камень, врезавшийся в отверстие, затыкал его и сдерживал приток воды. Ведь если вытащить кинжал из груди раненого, несчастный немедленно умирает. Сняться с утеса означало тотчас же пойти ко дну.

Быки в трюме, затопляемом водой, начали реветь. Клюбен скомандовал:

– Спускайте шлюпку!

Имбранкам и Тангруй начали поспешно отвязывать канаты. Остальные не двигались с места.

– Все за работу! – закричал Клюбен.

На сей раз его послушались. Клюбен продолжал командовать. Наконец шлюпка была спущена. В эту минуту машина перестала работать. Дым уже не валил. Вода залила топку.

Пассажиры, скользя по веревочной лестнице, скорее падали в шлюпку, чем спускались в нее. Имбранкам поднял бесчувственного туриста, отнес его в лодку и снова поднялся на пароход.

Матросы последовали за пассажирами. Юнга споткнулся и упал. Они продолжали двигаться к борту, топча его ногами. Имбранкам загородил им дорогу.

– Пропустите сначала мальчика, – сказал он.

Растолкав крепкими черными руками матросов, он поднял юнгу и передал его гернзейцу, стоявшему в шлюпке. После этого обратился к матросам:

– Проходите!

Клюбен тем временем пошел в свою каюту, собрал документы, инструменты, взял компас и вернулся на палубу. Он подал документы негру, компас протянул Тангрую и сказал им:

– Опускайтесь в шлюпку.

После того как они спустились, шлюпка наполнилась настолько, что борта ее почти погружались в воду.

– Отчаливайте! – закричал Клюбен.

Из баркаса кто-то крикнул:

– А вы, капитан?

– Я остаюсь.

У тех, кто терпит крушение, нет времени рассуждать или сентиментальничать. Но все же люди, сидевшие в шлюпке и чувствовавшие себя в относительной безопасности, оказались великодушны. Все в один голос закричали:

– Капитан, вы должны плыть с нами!

– Я остаюсь.

Гернзеец, хорошо знавший местность, крикнул:

– Послушайте, капитан. Мы находимся возле Гануа. Отсюда не больше мили до Пленмонта, но там нет причала для лодок. Поэтому нам придется плыть в Рокен, а это в двух милях отсюда. Сейчас туман, надвигается шторм. Шлюпка доберется до Рокена не раньше чем через два часа. Мы, конечно, хотим успеть вернуться сюда за вами. Но если погода разыграется, то не сможем этого сделать. Остаться вам здесь равносильно гибели. Поедем с нами.

– Шлюпка переполнена, вы правы, – вмешался парижанин. – Возможно даже, лишний человек ее погубит. Но нас здесь тринадцать, а это несчастливое число. Лучше перегрузить лодку, чем плыть в таком составе. Прыгайте, капитан!

Тангруй заявил:

– Это моя вина, а не ваша. Если вы останетесь, это будет несправедливо.

– Я остаюсь, – ответил Клюбен. – Ночью буря потопит судно. Я его не покину. Когда корабль гибнет, капитан должал умереть вместе с ним. Про меня скажут: он выполнил свой долг до конца. Тангруй, я вас прощаю. – Скрестив руки, Клюбен воскликнул: – Слушать мою команду! Отчаливай! На весла!

Шлюпка тронулась. Негр взялся за руль. Все, у кого были не заняты руки, протянули их к капитану, воскликнув:

– Да здравствует капитан Клюбен!

– Какой прекрасный человек, – сказал американец.

– Ах, сударь, – ответил гернзеец, – это самый честный человек в мире!

Тангруй плакал.

– Если бы у меня хватило сил, – шептал он вполголоса, – я бы остался вместо него.

Шлюпка погрузилась в туман и скрылась из глаз.