Книга Блицкриг. Как это делается? Секрет "молниеносной войны" - Юрий Мухин

К таким «штатским авторам» следует отнести и Тухачевского с его надутым троцкистами военным авторитетом, и военных теоретиков СССР. Ведь как ни сильны танки, но они ничто, если действуют без остальных родов войск. В своем «Воспоминании солдата» Гудериан пояснял (выделено мною. — Ю.М.):

«В 1929 году я пришел к убеждению, что танки, действуя самостоятельно или совместно с пехотой, никогда не сумеют добиться решающей роли. Изучение военной истории, маневры, проводившиеся в Англии, и наш собственный опыт с макетами укрепили мое мнение в том, что танки только тогда сумеют проявить свою полную мощь, когда другие рода войск, на чью поддержку им неизбежно приходится опираться, будут иметь одинаковую с ними скорость и проходимость. В соединении, состоящем из всех родов войск, танки должны играть главенствующую роль, а остальные рода войск действовать в их интересах. Поэтому необходимо не вводить танки в состав пехотных дивизий, а создавать танковые дивизии, которые включали бы все рода войск, обеспечивающие эффективность действий танков».

Поэтому уже к началу Второй мировой войны в танковых дивизиях вермахта, при общей их численности примерно в 12 тыс. человек, соотношение танковых и пехотных частей было 1:1 — одна танковая бригада (324 танка и 36 бронеавтомобилей) и одна стрелковая. А в тех корпусах, что создавал Тухачевский в 1932 г., на 2 механизированные бригады (500 танков и 200 бронеавтомобилей) приходилась всего одна стрелковая. Разумеется, в немецкой дивизии был еще и артиллерийский полк. (Всего в немецкой дивизии было 140 орудий и минометов.) Однако к 1941 г. немцев не удовлетворило и это. В их танковой дивизии число танков сократилось до одного полка (при возросшей мощи самих танков их стало 147-209), но численность пехоты увеличилась до двух полков и общая численность танковой, подчеркну — танковой, дивизии выросла до 16 тыс. человек при 192 орудиях и минометах.

Не упустите мысль, которую я обосновываю, — вбив в голову идею захвата рубежей, а не уничтожение противника, советские генералы видели танковые войска исключительно в виде ТАНКОВ, а основу этому забил Тухачевский. Ведь доклад Жукова на Совещании (подготовленный будущим маршалом Баграмяном) — это изложение принципов «таранного удара пехотными массами», но в варианте с танками.

А для немцев, еще и еще раз подчеркну, танковые войска — это подвижное соединение ВСЕХ РОДОВ ВОЙСК.

Ведь даже я в 1972 году проходил сборы в танковом полку, в котором были только танки и немного инженерных машин. Причем нас обучали, что в атаку мы, танкисты, пойдем сами на скорости 12 км в час, а когда пройдем наши окопы на нашем переднем крае, то за нами побежит какая-то наша пехота — не имеющая никакого отношения к нашему полку, а может, и дивизии. Я, помню, за командира танка давал учебную команду на открытие огня во время атаки: «…с короткой, огонь!» — то есть дал команду механику-водителю остановить танк на время, пока наводчик прицелится и произведет выстрел. Так преподаватель тактики, майор — ветеран войны, аж взвился: «Какой х… «с короткой»?! Только с ходу! Иначе наша пехота тут же заляжет, и ее уже ничем не поднимешь! Сам потом пойдешь в атаку!».

Поясню. Раз командиры разные, то твой, танкистов, командир не сможет отменить приказ на атаку при залегшей пехоте, он начнет, в лучшем случае, ругаться с пехотным командиром, а тот, в лучшем случае, начнет принимать меры, чтобы поднять пехоту в продолжение атаки. Но за это время ты, танкист, будешь ехать на противника со скоростью 12 км в час до тех пор, пока тебя не сожгут вражеские гранатометчики, которых ты не заметишь, но которых могла бы уничтожить залегшая и бросившая тебя пехота.

Из одного советского произведения в другое кочует придурковатый термин — «танк поддержки пехоты», и используют его совершенно серьезно. Черт побери, а как танк может идти в атаку без пехоты?! Только одними танками ворваться в расположение не папуасов, а стойкого противника? И что от этих танков останется?

Есть фильм, снятый по повести фронтовика-самоходчика В. Курочкина «На войне, как на войне». Режиссер украсил фильм сентиментальными сценами, вызывавшими насмешки фронтовиков-танкистов, да и Курочкин вряд ли все сказал, что мог сказать об этом эпизоде войны, но в целом ситуация передана Курочкиным точно. 1944 год, немцы обороняют село не только пехотой, противотанковой артиллерией и «тиграми», но даже минными полями. То есть это село у немцев мощный опорный пункт. И один из героев фильма, командир танковой бригады, без разведки, без вызова самолетов-штурмовиков Ил-2, без того, чтобы перемешать оборону немцев артиллерией, без того, чтобы хотя бы вывести самоходки на позиции перед селом и из дальнобойных и мощных 100-мм орудий хоть как-то разрушить оборону немцев, гонит на село свои и танки, и самоходчиков в тупую атаку. (Пушка самоходки Су-100 была очень точной, а на расстоянии в 2000 метров пробивала броню в 139-мм толщиной, а у «Тигра» самая толстая броня была 100-мм.) Атака не получилась, наши танки частью сгорели, частью отошли… А что — такая атака могла получиться? Ну, а если бы даже почему-то и получилась и танки ворвались в село, за каждым домом которого прятался хладнокровный немец с фаустпатроном, то что бы было?

На танки сажают по отделению пехоты без каких либо задач взаимодействия ее с танками, а так — попутно доехать до села. И точный штрих — единственный оставшийся на броне пехотинец спасает самоходку от фаустника. И дело даже не в том, что так и было в реальной войне (на самом деле воевали и не так), а в том, что и после войны этот «лихой комбриг», не побоявшийся в бинокль смотреть, как бездарно гибнут вверенные ему люди, остался героем.

Когда все рода войск собраны воедино, то для немецкого командира танковой дивизии и гибель своих танков, и гибель своей пехоты не давали выполнить боевую задачу, и генерал обязан был за эту бесполезную гибель людей ответить. Свалить свою вину ему было не на кого. И все его подчиненные это знали и действовали вместе, помогая друг другу. А у наших генералов танковый командир объяснял гибель танков тем, что пехота не поддержала атаку, а пехотный командир гибель пехоты объяснял тем, что танки не подавили огневые средства противника на его переднем крае. В результате никто не виноват, и все генералы после войны могут с чистой совестью писать мемуары о том, как они Родину спасли.

Мысль Гудериана, что пехота должна «немедленно» использовать эффект танковой атаки, была не пустым звуком. Уже по штатам 1939 года пехота, артиллерия, разведчики, саперы, связисты и все тыловые службы немецкой танковой дивизии передвигались вслед за танками на 421 бронетранспортере, 561 вездеходе и легковом автомобиле, 1289 мотоциклах и на 1402 грузовых и специальных автомобилях. Если считать и бронетехнику, то один водитель в танковой дивизии приходился на 2 человек.

Причем это были не «автомашины, прибывшие из народного хозяйства», как в Красной Армии, это в подавляющем большинстве была техника, специально построенная для армии, — бронетранспортеры, вездеходы, тягачи. Включая грузовики-длинномеры для перевозки легких танков.

А наши танковые бригады даже в конце войны, ворвавшись в тылы немцев, продвигались только до первого рубежа их обороны и потерь нескольких машин, после чего останавливались и ждали, когда им, в лучшем случае на грузовиках, подвезут их «мотострелков» и артиллерию. И всю войну для наших танковых войск самым дорогим трофеем был немецкий бронетранспортер. Дважды Герой Советского Союза B.C. Архипов, в войну командир танковой бригады, вспоминает о боях за Киев 1943 года: «Бой был коротким, и спустя полчаса мы уже подсчитывали трофеи. Взяли около 200 пленных и три десятка исправных бронетранспортеров. Это были машины с сильным вооружением — 40-мм пушкой, двумя лобовыми пулеметами (один из них крупного калибра) и зенитным, тоже крупнокалиберным, пулеметом. Немецкие бронетранспортеры с закрашенными, разумеется, крестами служили нам до конца войны».