Книга Нужна ли России правда? Записки идиота - Владимир Бортко

К. ЛАРИНА: — И дальше по поводу представления, вообще, что такое Кирилл Лавров. Мне кажется, очень точное объяснение дал нам и Сергей Безруков, с которым мы тоже уже успели поговорить и на эту тему тоже, — что за Кириллом Лавровым как за образом стоит эпоха.

В. БОРТКО: — Бесспорно.

К. ЛАРИНА: — Эпоха и та самая империя, которую, в данном случае, представляет Понтий Пилат.

В. БОРТКО: — Совершенно точно.

К. ЛАРИНА: — Я вам все сама рассказала, вам нечего добавить.

В. БОРТКО: — Поскольку мы об этом говорили, я, в общем-то, совершенно согласен. И понимаете, когда перед вами сидит артист Лавров, то это уже событие, это личность. Ведь самое главное — что это. Сидел бы там, как это называется, в Интернете я читал: «почему не кавалерист-рубака?». Этот кавалерист может задуматься, анализировать, и он оценивает человека и свою жизнь, это личность, прежде всего. Это меня интересовало в актере Лаврове.

К. ЛАРИНА: — Раз мы пошли по персоналиям, надо, конечно, называть многих. Для меня, например, был абсолютным открытием Александр Адабашьян, который немало уже сыграл в кино. Но обычно все его так воспринимали как Адабашьяна в предлагаемых обстоятельствах. На этот раз, мне кажется, что такое точное попадание в Берлиоза — за это вам огромное спасибо. Я думаю, что он сам это понял.

В. БОРТКО: — Да пожалуйста, надо сказать спасибо Саше, он очень умный человек. Это, действительно так. Он, кстати, замечательный артист и очень умный человек. И это, по-моему, сыграло свою роль в этом образе. Кстати сказать, и сам Берлиоз, по-моему, не дурак, между прочим, достаточно образованный человек. Я очень доволен тоже, что работаю вместе с Сашей, работал в первый раз, и дай бог, чтобы было не последний. Я получил большое удовольствие.

К. ЛАРИНА: — Владислава Галкина называют наши слушатели в числе тоже лучших исполнителей.

В. БОРТКО: — Если бы вы знали, какое сопротивление мне пришлось преодолеть!

К. ЛАРИНА: — А почему?

В. БОРТКО: — Во-первых, собственная группа. Я с ними работаю, я им доверяю, они в штыки — как, вот он же совсем другой человек, скажем так, мягко переведя. И как они поменяли свое мнение после первых буквально двух съемочных дней! И я очень рад за за Вячеслава, за то, что, понимаете, ему представилась возможность делать нечто другое, что он делал до сих пор. Он делал хорошо все, но, слава богу, сейчас это, на мой взгляд, несколько отличается от того, что он делал. И я счастлив просто, что он делал, что он так убедителен в этой роли.

К. ЛАРИНА: — Тогда нужно называть уже всех подряд. Боже мой, Андрей Ургант замечательно совершенно сыграл Жоржа Бенгальского, Александр Абдулов — Коровьева, Александр Филиппенко, которого мы уже называли, — Азазелло. А про Геллу (конечно же, очень долго ее ждали), даже я слышала, появились такие домыслы, мы же любим все придумывать, что ее вообще не будет. И вдруг она появилась, все искали в титрах, кто же это, получили весьма невразумительную Таню Ю. Может быть, что-нибудь скажете про эту актрису?

В. БОРТКО: — Конечно, скажу, даже в газетах писал. Таня Ю снималась у меня в кинофильме «Цирк сгорел и клоуны разбежались», она Смерть играла. Настоящая фамилия — Школьник, она каскадер, она обучала Аню Ковальчук всем этим переворотам, которые вы сейчас будете смотреть, и полетам. Я знал ее достаточно давно, она женщина интересная, с интересной очень внешностью, лицом. И я думал-думал, думал-думал, потом думаю, приглашу-ка я ее, поскольку долго не появлялась у нас Гелла.

Я подсознательно понимал, что хотел бы ее пригласить, и пригласил в конце концов. А Таня Ю — это просто. Фамилия у нее Школьник, понимаете, когда она Смерть играла, мы дурака валяли, что за Смерть по фамилии Школьник? Давайте придумаем что-нибудь такое, отца-мексиканца, мать-кореянку, то, что она изучает узелковое письмо майя, в общем, просто дурака валяли. Но, тем не менее, так — Ю, и когда я спросил ее: «Танечка, а как же ты сейчас будешь, Школьник или Ю?» — «Только Ю», — сказала она. Ю так Ю.

К. ЛАРИНА: — А Смерть, по-моему, там в фильме, где играет Караченцов, да?

В. БОРТКО: — Да.

К. ЛАРИНА: — Да, я тоже помню. Слушайте, она совершенно неузнаваемая, я не могу совместить два образа, абсолютно два разных человека. Хорошо, давайте мы дальше пойдем, здесь очень такие вопросы судьбоносные… Спрашивают, в чем смысл.

В. БОРТКО: — А нет ли поострее — какая гадость, или…

К. ЛАРИНА: — Нет, вы знаете, сейчас нет, понимаете, какая штука, люди же вас сейчас слышат, дело в том, что когда вас не слышно, где-то там сидит режиссер Бортко, сидит себе, в телевизор уткнувшись, тут мы по полной программе и оттянемся. А сейчас, когда мы человека слышим в эфире, то вроде как это…

В. БОРТКО: — Хотелось бы как-то вступить в дискуссию, понимаете.

К. ЛАРИНА: — Я вам скажу честно: я даже не знаю, как вступать в дискуссию. Когда говорят: «мне не нравится» — это все очень плоско, это все неправильно, это не дискуссия.

В. БОРТКО: — Это не дискуссия.

К. ЛАРИНА: — Вопросы, связанные с какими-то текстовыми отклонениями, вы каким-то образом уже нам объяснили, с чем это связано. В романе много таких фраз крылатых, «взять бы этого Канта да года на три на Соловки». Вы заменили это на лагеря.

В. БОРТКО: — Я думаю, понятно, почему.

К. ЛАРИНА: — Потому что непонятно, что ли, никому, что такое Соловки, вы думаете, до такой степени?

В. БОРТКО: — Я не то что думаю, я в этом совершенно убежден. Выйдите, пожалуйста, из редакции и спросите у первого попавшегося молодого человека, которому меньше 30, что такое Соловки, а дальше послушайте ответ. Я же проводил свои исследования. Именно поэтому это и заменено, я думаю, простит меня Булгаков, простит бога ради. В конце концов, это лагерь, я так понимаю, да?

К. ЛАРИНА: — В таком случае там и НКВД никогда не звучало в тексте романа, там просто на это намекали, что называется.

В. БОРТКО: — Если бы звучало в тексте романа, я думаю, этот роман, я думаю, автор оказался бы в другом месте. И так странно, что он там не оказался. Но так бы он оказался точно совершенно. Время, 35-й год, НКВД со всеми вытекающими отсюда последствиями.

К. ЛАРИНА: — Очень много трактовок у этого романа, как у литературоведов, так и у любого читателя, который имеет право трактовать так, как он хочет. В этом и главная ценность, и загадка этого произведения. А как вы относитесь к такой трактовке, которая была высказана на волнах нашей радиостанции — что, в принципе, это роман о Сталине? Что в Воланде Булгаков зашифровал именно эту историческую личность?

В. БОРТКО: — Мне кажется, что это неправильно. Мне кажется, что это совершенно неверно. Другое дело, что личность Сталина оказывала, конечно, на писателя, по-моему, достаточно большое влияние. Более того, две фразы Воланда практически повторяют сталинские интонации, когда он говорит — это невозможно, да, это невозможно, но мы попробуем. Еще там есть какая-то какая-то такая фраза. Но совершенно принципиальная вещь, что такое Воланд. Воланд — это незаинтересованный, не ангажированный, абсолютно объективный зритель происходящих событий в этой стране. Каким образом это может быть Сталин в этой трактовке, скажите, пожалуйста? Никак. Поэтому я думаю, что параллели со Сталиным здесь несколько неуместны.