Книга Пугалки для барышень. Не для хороших девочек - Даниэлла Вуд

Каждый вечер Тэмсин засыпает рядом с Майклом на кровати, под которой стоит чемодан. Майкл не отличается любопытством, поэтому Тэмсин его не закрывает на ключ, хотя теперь в нем есть вещи, которые она не хочет ему показывать. Когда он засиживается в библиотеке за учебниками допоздна, она достает вещи из чемодана и аккуратно раскладывает на кровати крохотные белые комбинезончики, шапочки, рукавички и носочки. А потом убирает их обратно.

Очень часто, когда Майкл ложится рядом с ней в постель, он целует ее с надеждой на продолжение. Она отвечает на поцелуй, но подчеркнуто холодно. Тогда он берет книгу со столика рядом с кроватью, не спрашивая, почему она так поступает. Ей хотелось бы, чтобы он спросил, потому что ответ у нее готов. Он так и вертится у нее на языке. «Все испорчено, — ответит она, если только он спросит. — Везде красные пятна…» Она опишет ему слепящие софиты операционной у себя над головой и холодные отблески света ламп на луже собственной крови.

Где Кейт? Куда она подевалась? Время идет, и этот вопрос начал примешиваться ко всему, что ни делала Тэмсин: и в супермаркете при покупке продуктов, и к ее соусу в тарелке макарон, и к зубной пасте, когда она выдавливает ее из тюбика на щетку по вечерам. Этот вопрос встал во весь рост в тот день, когда бедренная кость Фэй рассыпалась под весом ее таза, как алебастр, — в последний день ее жизни, когда она попыталась встать на ноги. Она тает на глазах, время бежит, и Тэмсин замеряет, сколько ей осталось жить, по черным рискам на шприце, который она каждый день наполняет и вонзает в сплошь покрытую синяками кожу Фэй. Осталось совсем недолго. А телефон все не звонит.

— Я не вижу у вас здесь ни одной фотографии, — заметила Тэмсин однажды.

— Мне больше нравятся картины, написанные красками.

— У вас должны быть хотя бы снимки Кейт.

— Я родила ее на свет. Уж ее-то лицо мне не грозит забыть.

Вот что для Тэмсин ужаснее всего: лицо, которое она никогда не видела, нельзя себе представить. Обида расползается по ее телу, как попавшая в кровь отрава. Это обида на весь мир, на всех людей без разбора. Может быть, Кейт и была той единственной дочерью, которая когда-то лежала, свернувшись, в животе Фэй, но последние дни жизни та проведет наедине с Тэмсин. Это Тэмсин будет делать обезболивающие уколы, подкладывать подушки под тощее тело, вытирать иссохшую задницу. В конце концов, именно она будет ей настоящей дочерью.

«Где же Кейт?» — вот что Тэмсин больше всего хочется спросить у Фэй. Вместо этого она задает этот же вопрос Майклу, и его несерьезные ответы превращаются в какую-то бессовестную игру.

— Может быть, она алкоголичка с девятью умственно отсталыми детьми, живет в рабочем квартале и таскает окурки из мусорных корзин в торговом центре? Наверное, она дала обет молчания и затворилась в монгольской юрте? Или живет в Техасе, в трейлере, в полигамной семье с мужем-мормоном и шестью его другими женами? А вдруг она уже не Кейт, а Кевин?

Слово Рози Литтл О детерминизме имен

Всем нам известны шутки, например, о плохо кончившем итальянском парашютисте Летистуччи, но железная зависимость, с которой призвание или характер людей начинают соответствовать их именам, меня давно уже не удивляет. Я уверена, что вся вина за то, что я так и не выросла выше своих ста пятидесяти трех сантиметров, полностью лежит на моей несчастной фамилии. Уж не знаю, как этим пяти буквам удалось перебороть действие свежей ДНК, которая регулярно поступала в генофонд семьи Литтлов на протяжении нескольких поколений, но обидная шутка «мелкая фамилия — мелочная натура» навязла у меня в зубах еще до того, как я наконец достигла того роста, который позволил мне самой спуститься на землю с детского креслица на заднем сиденье маминой машины.

По-видимому, игра в имена началась с Адама, которому сам Господь поручил наделить именами всех тварей земных, больших и малых, которые были приведены под его начало в райском саду. Позже, в эпоху колониальных открытий, исследователи и путешественники страстно полюбили давать названия вновь открытым животным и растениям. Но в наши дни, если только вы не ботаник, обнаруживший никому не известную орхидею, и не астроном с телескопом, достаточно мощным, чтобы открыть новую звезду, единственные создания, которым вы можете давать имена, — это ваши домашние животные и дети. Так что если вы вдруг захотите начать разбрасываться именами и названиями, словно капитан королевского брига в семнадцатом веке, придется вам обзавестись как можно более многочисленной семьей или купить себе просторный аквариум и заселить его бесчисленной стаей рыбок.

Что значит имя? Возможно, Роза под любым другим названием сохранила бы свой сладкий запах, но выросла ли бы я такой же, как теперь, если бы мои родители назвали меня Персефоной? Все это настоящая лотерея. Наградить ребенка необычным именем в надежде, что оно даст ему фору, позволив выделиться из толпы? Или избрать противоположный подход и назвать его простым именем, с которым он сможет перевоплотиться в любую личность по своему выбору.

В целом я склоняюсь к тому, чтобы дать ребенку наименование, отличающее его от всех прочих, но при этом для меня не секрет, что это может привести к совсем нежелательным результатам. Так и случилось с одной малюткой, объявление о рождении которой недавно попалось мне на глаза. Возможно, родители планировали, что она, став постарше, разгадает сложные шифры киберпространства, но я подозреваю, что с гораздо большей вероятностью она проведет всю свою жизнь в тщетных попытках догадаться, почему родители дали ей имя Декода.

Впрочем, хорошее, разумное имя еще не гарантирует, что его владелец вырастет хорошим, разумным человеком. Даже если это классическое, простое в написании, добропорядочное имя, как Кейт.

Однажды вечером Майкл сказал:

— Может быть, это не Кейт темная лошадка, а Фэй. Возможно, она убила Кейт и похоронила ее под кустом гортензии.

Его глупость пробуждает все темное, что дремало у Тэмсин в душе, и она слышит, как трепещут и бьются у нее в грудной клетке перепончатые крылья тысяч и тысяч демонов. Еще три фразы, и разговор перетекает в ссору, а потом он снова повторяет, как и много раз до этого:

— Просто было не ко времени, любовь моя. Мы ведь это уже обсудили. Мне надо было защитить диплом. С финансовой точки зрения мы…

А она снова повышает голос, повторяя свой заученный текст:

— С финансовой точки зрения мы убили нашего ребенка, чтобы позволить себе на хороший дом для него. Мы убили малыша, чтобы когда-нибудь иметь возможность послать его в частную школу, чтобы покупать ему хорошую одежду. Ты считаешь, в этом есть смысл?

Он снова наносит последний удар:

— Тэм, это решение мы приняли вместе.

И она ненавидит его, ненавидит за эти слова. Прежде всего потому, что это правда. Она ненавидит его всю дорогу, поднимаясь по лестнице, ведущей в спальню, все время, пока сбрасывает с себя одежду и стоит под душем. Ей хочется вымыть из своей памяти здание оранжевого кирпича, гинекологическое кресло и сток, в котором исчезают ее красные клетки. Стоя под горячими струями, она чувствует, как невидимая кошка топчется у нее на животе. После аборта месячные сделались обильными и болезненными. Теперь кровь капает между ее ног тяжелыми каплями цвета кларета, которые розовеют, когда вода уносит их к стоку.