Книга Сыновья волка - Барбара Майклз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, Джулиан был прав, – сказал он. – Тебе интересно будет узнать, Харриет, что Фрэнсис подозревается в принуждении нашей маленькой кузины к... ты понимаешь, о чем я. Мы никогда не сможем получить от нее внятный рассказ об этом, потому что от шока, перенесенного после жестокого обращения, может повредиться ее разум.
Я плюнула ему в лицо. Это поразило нас обоих.
– Дайте мне несколько часов, – сказала я, – я должна подумать.
– Один час. – Он освободил мои руки так внезапно, что я упала на спину. – Один час и ни минутой больше.
Он поднялся – и одно лишь движение превратило его из сильного властного человека в отвратительного калеку. Пока он, раскачиваясь, ковылял к двери, я впилась жадным взглядом в его безобразную походку; он обернулся, и на лице его, как в зеркале, отразилось его физическое уродство.
– Можешь разглядывать сколько хочешь. Очень скоро у тебя будет много времени, чтобы изучать мои несовершенства. И пока ты здесь, поразмышляй и об этом тоже.
Из нагрудного кармана оп достал какой-то лист, и я узнала по красной восковой печати письмо моей бабушки. Подняв его высоко, он медленно и демонстративно порвал его сначала на полосы, потом еще раз, поперек, на мелкие кусочки, разжал руку, и клочки бумаги закружились, как конфетти, падая на пол.
– Единственное доказательство, что второе завещание существует, – сказал оп тихо, – а само завещание, как тебе известно, у меня. Теперь, Харриет, думай. Я буду внизу, если час тебе покажется слишком долгим.
Как только за ним закрылась дверь, я подошла к окну. Ночь была холодной и ясной, луна стояла высоко. Я долго вглядывалась в ночной пейзаж, как вдруг внизу почувствовала какое-то движение. Это был всадник, он как раз проезжал в тени под аркой ворот, и мое сердце отчаянно забилось. Но напрасно. Это был Джулиан.
Я вернула доску на место, оставив небольшую щель. Нельзя, чтобы он увидел открытое окно. Джулиан остановился внизу под башней и посмотрел вверх, а я подумала, как внешность действительно бывает обманчива. Со светлым шлемом волос и мечтательным лицом он напоминал молодого монаха.
Из проема, который вел в подвалы, появилась вторая фигура. Человек был похож на паука со своими скрюченными короткими нижними конечностями и ненормально длинными руками. Лунный свет, как и любой другой, был безжалостен к нему. Вот он поднял одну гротескно удлиненную руку во властном призыве. Джулиан подъехал к отцу, несколько минут они разговаривали. Тишина стояла такая, что я даже слышала голоса, хотя не могла разобрать слов. Потом Вольф нырнул снова в проем, а Джулиан пересек двор. Он спешился, оставив лошадь под одним из монастырских сводов, и тоже исчез в темном проеме двери.
Я снова впилась долгим отчаянным взглядом в дорогу – такую пустынную, залитую лунным светом. Внизу возникло новое движение.
То были собаки. Они появились во дворе как по волшебству – ожившие каменные изваяния, выпущенные из каменного плена. От одного взгляда на них мне стало холодно, холоднее, чем под ледяным ветром.
Когда я отошла от окна, меня вдруг осенило. Собаки выпущены на волю. Почему-то я думала, что они будут сторожить мою дверь, как раньше Локи. Но теперь Джулиан и Вольф находились в одном из подвалов, а собаки во дворе, и я получила свободу передвижения в башне.
Я нашла дверь, ведущую из башни к подвалам, на ощупь. Она открылась, как только я слегка надавила на нее. Темнота здесь не была такой непроницаемой. Слабый свет просачивался сюда со двора, и я смогла разглядеть, что коридор пуст. Я приблизилась к комнате с окном над дверью, поднялась на цыпочки и заглянула, как делала это уже однажды.
В комнате было так холодно, что изо рта Вольфа и Джулиана вылетали облачка пара. Вольф сидел на единственном стуле в тяжелом пальто с меховым воротником. Джулиан быстро ходил взад-вперед по комнате, потирая руки, чтобы согреться.
Я обеими руками ухватилась за решетку окна. Если бы они взглянули сейчас в мою сторону, то смогли бы увидеть мои руки и лицо, прижатое к прутьям, но они не смотрели сюда. У них была другая жертва для пыток.
– Он очнулся, – сказал Джулиан отцу через плечо, – не знаю, как давно, и слышал ли он что-нибудь.
– Это не имеет значения. – Вольф был похож сейчас на зловещего идола – руки в перчатках сложены на коленях, взгляд неподвижен. – Дай ему немного бренди.
Джулиан с удивлением взглянул на отца. Потом, пожав плечами, достал флягу из кармана и снял крышку. Фрэнсис, давясь, закашлялся от крепкого зелья, и это вызвало довольную улыбку у Джулиана. Бренди скоро произвело ожидаемый эффект. Кашель прекратился, и Фрэнсис попытался сеть. А Джулиан, в пародии на братскую заботу, поддержал его за плечи, устраивая голову на подушке.
– Боже всемогущий. Ну и холод здесь! – пожаловался Джулиан. – Сколько еще нам ждать?
– Я сказал – час.
– Сидеть в этом леднике, когда наверху ждет теплая постелька!
Я увидела, как Фрэнсис при этих словах напрягся, и Джулиан, в поисках очередного развлечения, сразу к нему повернулся:
– Прекрасная теплая постель и кое-что еще, тоже тепленькое, в придачу. Это не увеличит твои страдания и боль, дорогой брат, я думаю? Ведь только твое упрямство не позволяет тебе быть сейчас на моем месте.
Свеча опустилась так низко, что Фрэнсис вынужден был отвернуться, иначе огнем подпалило бы его волосы.
– Я не могу поверить, – произнес он потрясшим меня, неузнаваемо тихим голосом, – возможно, теперь я передумаю.
– Слишком поздно. – Вольф покачал головой.
– Но почему?
– Я не могу больше доверять тебе.
– Мы можем подписать что-то вроде соглашения.
– Зачем мне лишние хлопоты? – безразлично отозвался Вольф.
– Но она предпочтет меня, а не Джулиана, будет легче справиться.
Странная улыбка скривила губы Вольфа. Он ничего не ответил, но Джулиан сердито вскинулся:
– Тебя? После идиллии в саду? Это была неуклюжая попытка, брат. Она послужила предупреждением, что ты можешь нас предать, и убедила Харриет, что ты негодяй.
– Харриет?
– О! Я и забыл, ты же не знаешь о последних открытиях.
Вольф насторожился, но Джулиан стоял к нему спиной и продолжал беззаботно:
– Мы все совершили ошибку. Старуха провела нас по-королевски. Она оставила второе завещание, сделав наследницей Харриет. Мы вовремя это обнаружили.
– Харриет... – повторил Фрэнсис.
– Да, Харриет, – он пристально следил за Фрэнсисом, – но это не имеет значения. По правде говоря, я предпочел бы Аду, она так мила и красива, что было бы удовольствием приручить ее, а Харриет меня скорее отталкивает. Но зато она...
Он закончил оскорбительную фразу, которую я никогда не осмелилась бы повторить, даже в дневнике. Поразительно, но Фрэнсис нашел в себе силы, чтобы приподняться на локте и оборвать Джулиана; его эпитеты, которыми он наградил брата, были еще грубее и оскорбительнее, но настолько верно подобраны, что, получив по заслугам, Джулиан не нашелся, что ответить. Он поставил свечу на пол.