Книга Земляничная тату - Лорен Хендерсон

– Но она же с кем-то видится! – озадачилась я. – Ведь ясно же, что она не свободна.

– Не-а. Если она с кем-то видится, то она может видеться и с другими. Кто ей мешает? Но если она мне говорит, что с кем-то встречается, вот тогда я даю задний ход. Наверное, все это полный бред. Когда я вернулся из Франции и поступил в колледж, то постоянно нарывался. Понадобилось два года, чтобы разобраться что к чему. Все остальные усвоили эту премудрость с пеленок, то есть со средней школы.

– В чем разобраться-то?

– В правилах свиданий! – раздраженно рявкнул Лоренс. – Им нужно следовать. Иначе, машина свиданий выплюнет тебя, как бракованный экземпляр. Так вот, положим, я с кем-то вижусь…

– Но это означает, что ты можешь видеться с другими? Это правило действует в обе стороны?

– Конечно. Только так.

– Но при этом ты знаешь, что человек, с которым ты видишься, видится с кем-то еще?

– Ни в коем случае! – потрясенно воскликнул Лоренс. – Такого не бывает никогда! Ни-ког-да! Ты ведь не выкладываешь с порога подробности своей жизни. Главное правило свиданий – простое: ни о чем не спрашивай и ни в чем не признавайся. – Он вздохнул. – Иностранцам трудно это понять. Американцы обычно никому не говорят об этом. Не знаю, то ли их смущает глупость этих правил, то ли они воспринимают их как само собой разумеющееся, то ли что-то еще. Но, вернувшись из Парижа, я едва не утоп. И никто мне не помог. Первая девушка, с которой я э-э… встречался… – она мне действительно нравилась, очень злобная и суровая, я обожал в юности таких мегер… – На его лице появилось тоскливое выражение. – Ну вот, как-то раз мы пошли в кино. Стоим себе у кассы, покупаем билеты, и я невзначай спрашиваю ее, что она делала накануне вечером. Так она мне чуть голову не откусила! Мол, как я смею совать нос в ее личную жизнь и все такое.

Я изумленно смотрела на него, последний кусочек творожного пудинга застрял на полпути от тарелки.

– Лоренс, могу я спросить, насколько… насколько близкими у вас были отношения? В смысле – ты с ней трахался или как?

Лоренс закатил глаза.

– А мы-то думаем, что англичане – рафинированные создания с изысканными манерами. Нет, так далеко дело не зашло, но всякое баловство мы себе уже позволяли. И в тот вечер я собирался продвинуться еще дальше. Поэтому от смущения выпалил прямо посреди фильма: «Но я же думал, что ты встречаешься со мной! Мне и в голову не приходило, что ты встречаешься с кем-то еще!» А она говорит: «Эй, приятель, у нас об этом еще речь не заходила».

– Боже всемогущий. О чем речь не заходила?!

– Речь не заходила о том, – наставительно сказал Лоренс, поправляя очки, – чтобы «видеться» превратилось во «встречаться». На самом деле это вопрос о власти. Все с точностью расписано. Здесь, в Америке, одна из главных тем: через сколько дней нужно вновь позвонить, сколько выждать времени после первого свидания, чтобы назначить второе. Я знаю парней, который уверяют, что не меньше недели. При этом все находятся в жутком напряжении, потому что никто не хочет класть все яйца в одну корзину. А потому все «видятся» направо и налево – вдруг где-нибудь да обломится. Этот город перемалывает человеческие отношения и выплевывает их. Здесь люди играют по крупному. – Лоренс повесил голову. – Потому-то я и не женат. Слишком увлекаюсь. Если мне кто-то нравится, я сразу перехожу к делу. А Нью-Йорк этого не прощает. Ты показываешь женщине, что она тебе нравится, о тебя тут же начинают вытирать ноги.

Я сочувственно поцокала языком.

– В Лондоне все куда проще. У нас, конечно, тоже неврозов хватает, но если ты с кем-то встречаешься, то все ясно. А если ты его обманываешь, то ты последняя сволочь.

– А как ты познакомилась со своим приятелем? – спросил Лоренс с тоской в голосе. Я поморщилась.

– Он играл в спектакле, к которому я делала декорации. Правда, поначалу я решила, что он педик. Временами он жутко манерный. Обожает изображать из себя Оскара Уайльда.

– Значит, тебя такое привлекает, – безучастно констатировал Лоренс.

Я улыбнулась:

– Ага!

Уточнять, что в своих ужимках Хьюго не переходит границ, я не стала. Обожаю слыть эксцентричной. Кроме того, если бы я стала всем и каждому рассказывать, до чего он хорош в постели, все захотели бы и себе кусочек. По-моему, так здесь выражаются.

Я вдруг вспомнила, что хотела позвонить Ким, и огляделась в поисках автомата.

– Что такое? – встрепенулся Лоренс. – Трясешься, точно у тебя белая горячка.

– Только не надо намекать, будто я неумеренна по части алкоголя, таблеточник! – парировала я, обрадованная тем, что к Лоренсу вернулась его язвительность. – Телефон ищу. Надо позвонить подруге.

– Прости, не знал, что я так тебе наскучил, – учтиво сказал Лоренс. – Вон автомат, в углу.

– Отлично. – Я задумчиво посмотрела на Лоренса. Отличная возможность выудить кое-какие слухи насчет Барбары и Джона. – Ты ведь помнишь, что я знаю Джона Толбоя еще с Лондона? Он был отцом моей лучшей подруги.

– Надеюсь, и остался им. Да, конечно. Как я мог забыть эту трогательную сцену примирения? На беднягу Стэнли напал столбняк. «Давайте найдем тему повеселее…» А Барбара выпустила в тебя больше стрел, чем получил святой Себастьян. Небось, до конца дня их вытаскивала из своего истерзанного тела.

– В том-то все и дело. Джону пришлось выдумать предлог и тайком передать мне номер Ким. Думаю, он испугался, что я спровоцирую грандиозный скандал.

– Билдерам следует взять себе один из средневековых девизов типа «Чем владею – то моё навсегда» или «Только тронь – отрубим руки». Как раз для Барбары. За свою собственность она зубами держится.

– А Джон – ее собственность?

Лоренс пожал плечами.

– Разве она его не купила? Заплатила и доставила в Америку. Никто о Джоне не слышал, пока Барбара не женила его на себе, – и вдруг откуда ни возьмись в Нью-Йорке объявился знаменитый художественный критик. В руках Барбары много ниточек. И она умело за них дергает. Бог его знает, понимает ли Джон, что заключил договор типа фаустова… Продал душу Барбаре в обмен за уютную хибарку и должность редактора в парочке престижных журналов. И теперь, когда благодаря ее умелым вложениям, товар возрос в цене, Барбара внимательно следит, чтобы его не украли.

– А кто-нибудь пытался? – без обиняков спросила я.

– Ну, как сказать, – ответил Лоренс с проникновенным цинизмом, который так мне в нем нравился, – Барбара не позволила ему преподавать в колледже. Студентки – это самая большая опасность. Ты только представь, как в первом ряду, скрестив ножки, сидит целая толпа юных, свежих тел, трясет волосами и мурлычет: «О, профессор Толбой, я просто обож-ж-жаю ваш британский акцент!» У Барбары хватило ума такого не допустить. Но с другой стороны, в Манхэттене наблюдается большой недостаток привлекательных холостяков нормальной сексуальной ориентации. Хотя, если честно, не понимаю, откуда взялось такое мнение. Я ведь свободен.