Книга У самого синего моря. Итальянский дневник - Наталья Осис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку я теперь в состоянии воспринимать фильмы на итальянском языке, Сандро решил наконец-то возобновить свои традиционные походы в кино с друзьями. Вы только не подумайте, что я его в кино с друзьями не пускала, просто я даже не догадывалась, что мой муж привык смотреть почти все новые фильмы на большом экране. Когда я только к нему переехала, ему было не до новых фильмов – ему надо было меня напичкать всей итальянской классикой на языке оригинала. Но вот – ура! – весь Феллини уже выучен наизусть, и Саша решил, что пора меня приобщать к массовому искусству.
Итак, мы отправились в кино. Уже когда вышли и встретились, не меньше часа выбирали фильм. Это, насколько я поняла, такой национальный спорт – обсуждать фильмы до просмотра, а не после. Способ обсуждения был такой: Марко Джорчелли – один из лучших друзей Сандро и по совместительству молодой человек той самой Сильвии, к которой мы ездили на сбор винограда, расписывал прелести концептуального итальянского кино восьмидесятых годов (ну не люблю я 80-е, ну что делать!), Сильвия – новый фильм Альмодовара, Сандро не хотел Альмодовара (потому что там буличи – педики) и не хотел концептуальный фильм (потому что там кинотеатр неудобный), я хотела «Гарри Поттера», где можно на два часа гарантированно отключить мозги. Все это хорошо, но от описательной части надо было переходить к каким-то решениям. Тогда Марко, не глядя на Сильвию, стал бубнить, что он лучше пойдет, куда скажут, потому что ему еще с Сильвией жить да жить (что правда: пошел, куда сказали – впрочем, все фильмы, кроме концептуального, шли в одном и том же «Чинеплексе»), Сильвия слагала оды Альмодовару, а Сандро твердил, что жизнь и переживания буличей его не трогают – можно понять: он только что закончил огромную театральную работу с режиссером-геем, а я пела дифирамбы незамысловатым голливудским фильмам, довела бедного концептуального Марко (он у нас коммунист и высокий интеллектуал) до паранойи. Кончилось тем, что он сказал, что, может, я и права, но десять евро за бездумное развлечение «просто так» ему жалко, на чем и был уличен в буржуазном образе мыслей…
Мне нравится говорить «буржуазный», хотя это тоже неправильный перевод. Правильнее было бы сказать «мещанский». Это слово здесь очень в ходу, и это страшное слово – почти как в довоенном Советском Союзе. Творческие люди, люди, занятые умственной работой, преподаватели, ученые, врачи и инженеры, – словом, все те, кого по-русски мы называем интеллигенцией, традиционно относятся к левому лагерю. А средние и мелкие предприниматели обычно голосуют за правых. С крупными предпринимателями все не так просто.
Живы еще легенды о знаковых фигурах послевоенной Италии – Джанджакомо Фельтринелли – убежденном коммунисте и основателе одного из крупнейших в Италии издательств, носящем его имя, или, скажем, владельце концерна «Фиат» Джанни Аньелли, воевавшем в Сопротивлении и принадлежавшем к лагерю умеренно левых. Энрико Маттеи, основатель итальянской нефтяной компании ENI, также воевал в Сопротивлении и всю свою жизнь посвятил тому, чтобы наладить честный нефтяной бизнес, что, по-видимому, и послужило причиной его смерти. Он погиб в авиакатастрофе, при разборе причин которой выяснилось, что на борту самолета произошел взрыв, причем косвенные данные указывают, что в убийстве Маттеи замешано ЦРУ. Прямых данных, как вы понимаете, в таких случаях не бывает.
Мне пришлось волей-неволей вникать в итальянскую послевоенную историю для того, чтобы лучше понимать своих новых друзей. Поэтика коммунистического движения до сих пор достаточно сильна. Фашисты, опрометчиво поддержанные католической церковью, Вторую мировую войну, как известно, проиграли. А вот участники итальянского Сопротивления из нее вышли победителями. Несложно понять, на чьей стороне были симпатии. Итальянские партизаны-коммунисты, спустившиеся с гор после войны, были настоящей хорошо организованной и вооруженной армией и ждали только сигнала для того, чтобы начать революцию. Дальновидный Тольятти, имевший возможность на практике ознакомиться с устройством коммунистического государства в Советском Союзе, предложил компромисс: амнистию всех военных преступлений, ну и, разумеется, продолжение активной деятельности Итальянской коммунистической партии. «Революция: сегодня – нет, завтра – может быть, а послезавтра – обязательно», – подвел итог с горькой иронией все тот же Джорджо Габер, частенько напоминающий мне Александра Галича, с той только разницей, что Галич обличал коммунистическую систему, а Габер – капиталистическую.
Да, а смотрели мы в результате фильм Альмодовара – чтобы никто не посмел упрекнуть нас в буржуазности.
Сегодня не удержалась и ввязалась, как маленькая, в дискуссию с юными ленинистами, круглосуточно раздающими листовки у входа в университет. И сегодня вдруг вспомнила, как они меня поражали поначалу. Я даже тогда пару их газет прочла из любопытства, но на тот момент наличие молодых, веселых и обаятельных коммунистов в стране, где мне предстояло жить, я просто занесла в список необъяснимых особенностей Италии… Ну мало ли здесь странного? И поесть нельзя между тремя и семью часами, потому как рестораны закрыты, и знакомые в обморок налаживаются, как только слышат, что горячую еду можно проглатывать и в пять часов дня (с тем же успехом, что и в семь, кстати, только кому это объяснишь), и скауты удивительные с голыми коленками зимой (все походы с палатками – это скауты, а все скауты – это католическая церковь. Почему они тогда «скауты», а не юные крестовопоходцы какие-нибудь – непонятно), ну что еще, я не знаю, дети в детском саду не спят днем, раз в год священник рвется совершенно бесплатно благословить и освятить твой дом, билет в автобусе немыслимо передать, чтобы его закомпостировали (вообще не поймут, что ты от них хочешь, но, если будешь настаивать, положат твой билетик себе в карман и скажут «спасибо»), да, а еще в рабочие дни до семи вечера билетик нельзя купить у водителя, после семи – пожалуйста, а до семи изволь заходить в автобус с билетом… Длинный список в общем, и коммунисты в нем как-то терялись.
Но время идет, ко всему или почти ко всему я либо привыкла, либо притерпелась, а молодые итальянские народовольцы меня поражают по-прежнему. На 7 ноября они вывесили везде плакатики с Лениным и призывами отметить годовщину сами знаете чего… И главное, они такие чистенькие, умненькие, воодушевленные, ветер им волосы треплет, и они так небрежно их с чистого лба отметают, чтоб не застили ясного взора – ну хоть сейчас в социальную рекламу жизни без наркотиков, «все против СПИДа» или еще какую-нибудь «сбережем наших детей от…». Кроме шуток, если бы эти юные народовольцы не были ленинистами и большевиками, я бы всерьез сказала, что мне хочется, чтобы мои дети выросли такими… Вот тебе, блин, и единство и борьба противоположностей.
Да что тут говорить. Еще недавно я наотрез отказывалась подавать документы на итальянское гражданство – только потому, что было бы непонятно, за кого мне голосовать (Италия не требует отказа от первого и основного гражданства, так что более серьезных вопросов передо мной не стояло). Может, кому и смешно, но я-то точно знаю, что мой ответственный муж погонит меня палкой на выборы, едва у него появится такая возможность. А там против какой партии ставить галочку? Католической? Или партии Берлускони? Здесь даже и вариантов нет, все приличные люди голосуют за левых. Непонятно, каким это образом Берлускони который год побеждает на выборах… Но это уже совсем другой вопрос: видимо, некоторые придерживаются левого направления только на словах и только из соображений хорошего тона. Ведь именно левых поддерживает большинство писателей, актеров, деятелей театра и культуры. Именно левые твердят, что политических иммигрантов нельзя отправлять обратно в объятия диктаторов, именно левые ратуют за высокие налоги на большой бизнес, которые позволяли бы поддерживать на должном уровне образование, культуру и искусство. Берлускони, наоборот, говорит, что иностранцев нам тут не надо, бизнес надо всячески развивать и поддерживать, а культура по нынешним временам могла бы и затянуть поясочек, и образование тоже, правильно ли я говорю, дорогие сограждане? Ведь они там, культурные и образованные, поди уж и забыли, чей хлеб едят!
