Книга Англичанка - Дэниел Сильва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты внутри? — спросил голос.
— Да.
— Пять минут.
Ждать пришлось все десять. Наконец снаружи подъехала машина. Хлопнула дверца, зацокали по асфальту каблуки сапожков. Пришла та самая женщина, что проверяла банкноты, в этом Габриель не сомневался.
«Пассат» тронулся с места.
* * *
Покинув пределы Дюнкерка, женщина повела машину очень быстро, ехала где-то с час и лишь два раза останавливалась. Затем свернула на тряскую дорогу и продолжила ехать, не снижая скорости, — она будто наказывала Габриеля за дерзость просить доказательства жизни заложницы. В какой-то момент машина провалилась в особенно глубокую выбоину, заскрежетав днищем по дороге. Будто врезалась в айсберг.
Неровная дорога вскоре сменилась толстым слоем гравия, а тот, в свою очередь, — бетонным полом гаража. Про гараж Габриель догадался по тому, как изменился звук работающего двигателя. Машина остановилась в замкнутом пространстве. Наконец женщина заглушила мотор, выбралась из салона и, цокая каблуками, обошла «пассат» кругом. Чуть приоткрыла крышку багажника и сунула Габриелю кусок черной ткани. Габриель сразу же натянул его на голову.
— Готов? — спросила женщина.
— Да.
— Знаешь, что будет, если снимешь мешок?
— Заложница умрет.
Крышка багажника открылась, и две пары мужских рук вытащили Габриеля за плечи и за ноги. На удивление бережно поставили его на пол, завели руки за спину и связали запястья пластиковыми ремешками. Потом взяли за локти и, подталкивая в спину, вывели из гаража. Замедлились только у кирпичного крыльца и порога.
Половицы оказались неровные, как в старом деревенском доме. Мысленно считая повороты, Габриель решил, что его ведет не последний человек в шайке. Они спустились по лестнице в прохладу подвала, где пахло известняком и сыростью. Руки ведущего подтолкнули Габриеля еще на пару шагов вперед и, рывком остановив, усадили на край койки. Габриель прислушался, как шантажисты выходят из комнаты, попытался определить их число. Захлопнулась, будто крышка гроба, тяжелая дверь, и настала полная тишина. Габриель ощутил запах — плотный, приторный. Запах человека, которого держат в заложниках.
Габриель, уверенный, что его заперли в комнате одного, сидел неподвижно, однако через несколько мгновений мешок у него с головы сняла молодая женщина: худая, бледная как фарфор, однако по-прежнему утонченно-прекрасная.
— Меня зовут Мадлен Хэрт, — представилась она. — А вы кто?
Северная Франция
Девять дней Габриель мысленно пытался написать портрет этой девушки. Она была у́гольным наброском, именем из впечатляющего досье, одолжением старому другу, и вот, спустя долгое время, пленница сидела перед ним. Та, ради которой он пытал и убивал, словно позировала ему для портрета. На ней был темно-синий спортивный костюм, парусиновые чешки; Мадлен заметно похудела — после того, как сделала признание на видео, и даже после того, как ее последний раз сфотографировали для доказательства жизни. Волосы у нее отросли где-то на дюйм, Мадлен собрала их в жидкий хвостик. Скулы проступали из-под кожи острыми гранями, под серо-голубыми глазами залегли темные круги. Руки Мадлен осторожно сложила на коленях; на запястьях практически не осталось мяса — кожа да кости; ногти она обкусала. Впрочем, даже в таком виде Мадлен умудрялась сохранять ореол достоинства и властности. Теперь ясно, почему Джереми Фэллон прочил ей место в парламенте и почему Ланкастер рискнул всем ради связи с ней. Да ведь и сам Габриель рисковал ради нее жизнью.
— Я пришел, чтобы спасти вас, Мадлен, — ответил наконец Габриель. — Конец уже близок.
— Вы хотели убедиться, что я все еще жива?
Помедлив немного, Габриель кивнул.
— Ну, вот она я, живая, — сказала Мадлен. — По крайней мере, так кажется. Порой я в этом не уверена. Не знаю даже, который час, какой сегодня день недели, число месяца. Не знаю, где я.
— Думаю, мы во Франции. Где-то на севере.
— Думаете?
— Меня привезли сюда в багажнике.
— Меня тоже долго возили в багажнике, — сочувственно призналась Мадлен. — Еще я помню, как меня перевозили на лодке, через несколько часов после похищения. Правда, я не уверена. Мне что-то вкололи, потом в голове все перемешалось.
Габриель решил, что за ними следят, и потому не стал сообщать Мадлен, что с Корсики на материк, на моторной яхте «Лунный танец» с помощью контрабандиста Марселя Лакруа, ее увез тот самый друг, с которым несколькими часами ранее она обедала в «Ле Пальмье». Габриелю о многом хотелось расспросить Мадлен: о человеке по имени Поль, где она с ним повстречалась, в каких отношениях с ним состояла?.. Вместо этого он спросил, помнит ли Мадлен обстоятельства похищения.
— Меня схватили по дороге из Пьяны в Кальви. — Мадлен замолчала. — Вы были там?
— На Корсике?
— Да.
— Ни разу.
— Там очень мило, поверьте, — сказала она как настоящая англичанка. — В общем, я гнала по дороге, как обычно, превышая скорость. После слепого поворота мне наперерез выехала машина. Я успела затормозить и все равно врезалась в нее очень сильно. Синяки и царапины еле зажили. — Она потерла тыльную сторону ладони. — Сколько прошло? — спросила она. — Давно я в заложницах?
— Пять недель.
— И только? Казалось, дольше.
— С вами хорошо обращаются?
— Разве по мне видно, что со мной хорошо обращаются?
Габриель не ответил.
— Кормили всегда хлебом, сыром и консервированными овощами. Как-то дали кусочки цыпленка, — добавила она, — и меня стошнило. Больше мяса не приносили. Я попросила приемник, но мне отказали. Просила книги или газеты, чтобы следить за событиями в мире, — мне и этого не дали.
— Не хотели, чтобы вы читали новости о себе.
— И что обо мне пишут?
— Вы пропали без вести… вот и все.
— А что с тем ужасным признанием на видео?
— Его никто не видел. Кроме премьер-министра и его ближайших помощников.
— Джереми?
— Да.
— Саймон?
Габриель кивнул.
— А вы? Вы ведь тоже его просмотрели?
Габриель ничего не сказал. Мадлен остервенело чесала тыльную сторону ладони, словно пытаясь наказать себя. Габриель хотел остановить ее, но не мог — руки по-прежнему были связаны.
— У меня не было выбора, пришлось сознаться, — сказала наконец Мадлен.
— Знаю.
— Мне пригрозили смертью.
— Знаю.
— Сначала я врала, поверьте. Врала, будто между мною и Джонатаном ничего не было, однако они знали все: время, дни, места… Все.