Книга Свои - Валентин Черных
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующий день на съемках я начал с проверки реквизита. Я разыграл и возмущение, и ярость.
— Как? И этого нет тоже?! — закричал я наконец, обхватил голову руками, посидел несколько секунд в этой позе отчаяния и сказал второму режиссеру: — Уходите из павильона. Вы свободны.
— Как свободен? — не понял второй режиссер.
— Вы уволены.
— Я буду жаловаться.
— Вот и начинайте прямо сейчас. Все! Обязанности второго режиссера с сегодняшнего дня исполняет Адия.
— Актеры, в кадр, — сказала Адия. — Черновой прогон сцены.
Оператор дважды за эту смену не соглашался со мной, возможно надеясь, что я продолжу скандал. Но предложения оператора были более интересны, чем мои, я благодарил и соглашался.
Вечером он зашел ко мне в номер с бутылкой коньяку.
— Выпьем и потолкуем, — предложил он.
— Выпьем, — согласился я, хотя пить не хотел.
Я уже понимал, что без помощи оператора фильм не сниму. Мне помогала Адия, она уже четыре года была ассистентом по актерам и давно хотела перейти во вторые режиссеры. В перерыве между съемками она отвела меня в угол павильона и прошептала:
— Спасибо тебе. Я буду очень стараться.
— Прости второго режиссера, — сказал оператор. — Это я его завел. Возьми его обратно.
Я бы простил, цель ведь достигнута, я если не подавил, то приглушил намечающийся бунт, но место второго режиссера заняла Адия. Оператор ждал.
— Я сразу не могу. Надо какое-то время, мне надо выдержать характер.
— Сколько тебе нужно времени на выдерживание характера?
— Несколько дней.
— Ладно, он подождет. Те изменения, что ты внес в сценарий, улучшают фильм, но не намного, шедевра не получится. Наивно все, за хвост притянуто…
— Я постарался сделать все возможное, — заверил я оператора.
— Постарайся уж, — усмехнулся оператор. Выпитый коньяк нас не сблизил, но и не рассорил. Через несколько дней оператор спросил, выдержал ли я характер.
— Еще два-три дня, — пообещал я. Через три дня директор студии обещал второго режиссера пристроить в другую съемочную группу. Через три дня второй режиссер подошел ко мне на студии и сказал:
— Директор предложил мне другую картину.
— Идите.
— Но вы же обещали!
Я хотел ответить, что ничего не обещал, а за предательство всегда расплачиваются, но ответил не так, а развел руками, улыбнулся и сказал:
— Предложение директора студии — большая честь. Я бы не хотел ссориться.
И вся киногруппа поняла, что в споре с кинооператором верх оказался моим. С этого дня никто не оспаривал моих распоряжений.
К началу занятий в аспирантуре я не успевал и позвонил Афанасию домой. Он выслушал мое объяснение и сказал:
— Конечно, снимай.
Монтировал фильм я в институте и, сложив черновой вариант, попросил посмотреть Афанасия. Он смотрел по две части, извинялся и выходил звонить к телефону в коридоре — тогда еще не было мобильных телефонов даже за границей.
За время просмотра он поговорил с заместителем министра, с несколькими режиссерами, членами художественного совета «Мосфильма».
Я впервые видел, как обкладывался генеральный директор самой крупной киностудии в Европе. Директор, посмотрев короткометражный фильм режиссера, ученика Афанасия, отказал ученику в постановке полнометражного фильма. По просьбе Афанасия короткометражку посмотрел художественный совет. Директор «Мосфильма» и предположить не мог, что завтра самые известные кинорежиссеры найдут в короткометражке достоинства, которые не увидел он, а когда ему позвонит заместитель министра или сам министр, — пока Афанасий дозвонился до заместителя министра, но, может быть, успеет переговорить с министром, позвонив ему домой или на дачу, — после этого директору «Мосфильма» ничего не останется, как переменить свою точку зрения, и он переменит, потому что ссориться с Афанасием не надо.
При Афанасии я начал осваивать искусство связей. Если ты выполнил просьбу кого-то, то всегда можешь обратиться с просьбой к тому же, и просьбу выполнят, обходя законы и постановления.
Каждый закончивший режиссерский факультет должен был поработать на киностудии ассистентом, вторым режиссером, потом снять достойную короткометражку и только после этого встать в очередь режиссеров, имеющих право на постановку полнометражного художественного фильма, потому что все тогда стояли в очередях: за автомобилями, холодильниками, стиральными машинами, в очереди за правом сделать проект, полететь в космос или поставить фильм.
Как-то мы с Афанасием шли по Арбату и возле магазина «Колбасы» стояла большая очередь.
— Я перестал есть колбасу: не могу стоять в длинных очередях, — сказал я.
— Зачем стоять в длинных очередях? — посмеиваясь, ответил Афанасий. — Есть очереди короче, надо только знать о них.
— Но все равно очереди, — возразил я.
— К сожалению, да, но необязательно всегда вставать в конец очереди, можно в середину, а лучше — в самое начало очереди…
Я пока стоял в самой общей очереди.
— Неплохо, — сказал Афанасий, закончив смотреть фильм. — Вполне грамотно.
Я понял, что хвалить он меня не будет.
— В чем мой главный недостаток? — спросил я.
— Недостатков нет. — Афанасий молчал, может быть, сомневался, пойму ли я его, — тогда он меня совсем не знал. — Мы все кому-то подражаем. В детстве взрослым, в молодости известным и знаменитым, это нормально. Можно научиться делать, как делали другие. Но это всегда копии. Оригинал — это когда ты сделаешь, как можешь, и не стыдишься этого, не извиняешься, не оправдываешься. Я вот такой, сегодня, возможно, это считается пошлостью, но через десять лет это станет нормой, и многие начнут подражать. В режиссуре как в моде. Все носят с воланами и рюшечками, но возникает Коко Шанель и делает маленькое черное платье.
— Я, значит, снял с воланами и рюшечками?
— Не переживай, — успокоил меня Афанасий. — Первая работа редко бывает без рюшечек.
Но у тебя тоже много рюшечек, подумал я тогда. Афанасий вошел в кино с первого фильма, снятого по рассказу Чехова. И второй фильм был по Чехову. Эти фильмы стали классикой, их показывают по телевидению по несколько раз в год. Потом он вдруг снял фильм об индустриализации, с передовиками производства, с врагом народа, которого чекисты разоблачают на строительстве. За этот фильм он получил свой первый орден. Во время войны он поработал в Ташкенте, снял несколько боевых киносборников, в которых немцев-идиотов играли знаменитые комедийные актеры, наверное, мог бы остаться в Ташкенте до конца войны, но он переехал в Москву и начал работать на студии документальных фильмов. Первый свой документальный фильм о Сталинградской битве он смонтировал из материалов фронтовых операторов и получил Сталинскую премию второй степени. Он хорошо анализировал и оказался под Курском до начала сражения. Он распределил кинооператоров на самых опасных участках и работал с ними, как режиссер с актерами, зная их возможности. Один хорошо снимал танковый бой, другой мог идти в атаку с пехотой, более медлительные не пропускали деталей быта. К тому же он знал генералов и умело снимал их, не слишком выпячивая, чтобы не раздражать Верховного Главнокомандующего. Его наградили орденом боевого Красного Знамени, а за фильм он получил Сталинскую премию первой степени. И уже делать фильм о битве за Берлин поручили ему.