Книга Надкушенное яблоко Гесперид - Анна Бялко

Может быть, мне повезло с ребенком. Даже два раза повезло – у меня их двое. Но и на самом деле – когда ребенок однажды вернулся откуда-то позже, чем ожидалось, я, собрав волю в кулак, не стала кричать на него тут же на месте, а объяснила на следующее утро, что мне было страшно. Потому что город – место неспокойное, потому что я его, то есть ребенка, люблю, потому что я не знала, где он был и все в таком духе. Абсолютно то же самое, что чувствуют и переживают все родители, дети которых поздно возвращаются домой. И ребенок, вместо причитаний о заедаемой молодости, действительно расстроился и серьезно обещал мне в следующий раз не забывать телефон. Потому что они, наши дети, тоже нас любят, даже если немного стесняются это открыто выражать. И так, за разговорами, мы решаем очень многие болезненные вопросы из перечисленных выше. Потому что они у нас есть так же, как и у всех остальных. Ну, может, только вопрос уборки у нас в доме стоит менее остро. Я сама, как уже рассказывала, убираться очень не люблю, потому и к детской грязи отношусь толерантно.

Конечно, это бывает иногда трудно – взять и спокойно поговорить, когда на душе все кипит. Но мы же – старше. Если уж у нас кипит, то каково им, нашим детям, в их поганом переходном возрасте – у них все то же самое кипит в двадцать, в сто раз сильнее. А тут мы со своими дурацкими претензиями и попытками ограничить свободу. Ведь они, дети, в основном отстаивают свою свободу. И в основном, я хочу заметить, все-таки не от нас. Они, независимо от нас, строят отношения с окружающим миром, а мы, в своем родительском желании защитить их же, встаем у них на пути. И они тогда по своей глупой молодости просто не могут понять – мы с кем? Или против кого? Мы с ними или за них? Ну и понятно, на всякий случай обрушиваются на нас, как дикие кони, со всею силою кипящей молодости, готовые тут же загрызть на месте. А оттого, что мы близкие люди, градусы всех страстей накаляются только выше.

Я вовсе не идеал. И я сама тоже ссорюсь со своими детьми. И ругаюсь, и обижаюсь, и потом бурно и сложно мирюсь. Но я изо всех сил всегда стараюсь помнить, что, как бы оно ни сложилось, в схватке моих детей со внешним миром я – на их стороне. Всегда. И мои дети тоже об этом знают.

Ирина уже, примирившись с отказом домашних, практически рассталась со своей идеей, когда ее вдруг неожиданно горячо поддержал князь Илья. Собственно, Ирина и рассказала-то ему обо всем при очередной их встрече скорее в плане светской беседы, не рассчитывая на большое участие. Но Илья живо заинтересовался, заставил рассказать все подробно, особенно вникая в детали телерепортажа. Он был совершенно согласен с Ирининой оценкой его действительной цели, а саму идею взять ребеночка нашел правильной и благородной. Ирине даже стало неловко. Она-то собственно, никогда не преследовала никаких возвышенных целей, о чем тут же и поторопилась заявить.

– Илья, мне кажется, ты меня идеализируешь. Ничего специально благородного тут нет, просто я сама рожать боюсь, мне уже лет для этого многовато. Вот и подумала – как хорошо, готовенький ребеночек, да еще наверняка девочка, только-то. А мои хором осудили, да, может, и правильно. Они, знаешь, как сговорились все, одними и теми же словами – ты любить не сможешь, тебе надоест. Собаку, говорят, лучше заведи.

– Нет, – покачал головой Илья. – Они не правы. Все, мне кажется, у тебя бы получилось. И сами бы они привыкли, и любили бы. И потом, какая разница, в чем была цель, если в результате получается хорошее дело? А тут уж двух мнений быть не может.

– Ну, это как сказать. Дети орали, что, улучшив жизнь одному ребенку, я ее ухудшу двум другим.

– Ты же понимаешь, они не всерьез.

– В каждой шутке есть доля шутки. Испугались-то, наверное, вполне всерьез.

– Опять же, – Илья взял ее за руку. – Наверное, испугались, и, конечно, их жизнь в чем-то изменилась бы, и они это понимают и заранее противятся, это естественно. Но если бы ты решила рожать сама – что, для них была бы какая-то разница?

Ирина задумалась.

– Не знаю. В смысле жизненных перемен – вряд ли. То есть, жизнь у них изменилась бы точно так же, просто беременность, это же довольно долго, почти год. Было бы время привыкнуть, что ли, притерпеться к мысли.

– Вот видишь. Получается, разница только во времени. А не в том, свой ребенок или не свой.

– Ой, не скажи, – Ирина засмеялась. – Еще какая разница. Так я бы полгода ходила бы толстая, больная, усталая, раздражалась бы по любому поводу, им бы за мной ухаживать пришлось. А так раз – и все готовенькое. Собственно, и мне-то почему идея нравилась. Да ладно, чего уж теперь.

– Это, конечно, твое решение. Но мне жалко, что ты передумала. Это было бы... – князь замялся, подыскивая слова. – Правильно. И красиво. И за такой поступок всегда воздается.

– Ты думаешь? – Идея внутри снова стала оживать. – А то, что мужики так против?

– Привыкли бы, – уверенно сказал Илья. – В этом можешь мне поверить. Я, мне кажется, немного разбираюсь в мужской психологии. И я, со своей стороны, тоже тебе помогал бы, чем мог. Я, конечно, не большой специалист в воспитании детей, в том смысле, что нянька из меня, наверное, вышла бы крайне плохая, но все равно. Тем более, после этой нашей беседы я бы считал себя в некоторой степени причастным, что ли... Кстати, я, наверное, мог бы что-то узнать, поговорить насчет усыновления... У меня, ты же понимаешь, если надо, найдутся связи. Это, кажется, и оформляется не так уж долго.

– Спасибо, – искренне сказала Ирина. – Но, пожалуй, на надо. Усыновление, бумажки все эти собирать, доказывать какой-то тетке, что я не верблюд, не алкоголик и могу вырастить ребенка... Нет, я так не хочу. На ребенке потом всю жизнь эта печать стоять будет. И потом, Сашка все равно против, он и не подпишет ничего. Так, с бумажками, мне его не уговорить. Вот если, как ты сказал, ребеночек уже был бы, его бы все, наверное, и правда полюбили, а так... Нет, не вариант.

– Ну что ж, тебе виднее, – согласился Илья. – Но я, пожалуй, подумаю над этим еще немного.

– Да и я тоже. Почему нет? Подумать-то – это никогда не вредит, правда?

Немногие эти раздумья привели в результате к тому, что, спустя две недели ошарашенная Ирина, чувствуя себя, мягко говоря, немного не в своей тарелке, сидела в самолете, выруливающем на взлетную дорожку, чтобы вылететь из аэропорта Шереметьево по маршруту Москва – город Н-ск.

Нет, ну, конечно, все было не так. В смысле – не так уж внезапно. То есть внезапно, конечно, но не так... необдуманно. И уж точно совершенно не из вредности. И никому ничего доказывать она не собиралась. Да и вообще, она, может, и делать-то ничего такого не собиралась. Ну, подумаешь, что тут такого – взять и прокатиться в город Н-ск. На экскурсию.

В общем, тут просто все так совпало. Самый конец мая. Младший ребенок отучился, и был ко всеобщему облегчению отправлен к бабушке на дачу, резвиться на свободе. Старший тоже закончил учебу и перед экзаменами, плавно переходящими в летнюю практику (на кой черт вообще придумана эта летняя практика, только дурью маяться, так бы тоже уехал на дачу, хотя, пожалуй, шестнадцатилетнего балбеса на дачу так просто уже не загонишь) отправился с компанией одноклассников на недельку в Питер, посмотреть на белые ночи и вообще «встряхнуться». Ирина не была, конечно, в восторге от подобной идеи, более того, она страшно нервничала и вообще не хотела отпускать, но ребенок упирался, а Сашка его поддерживал, говоря, что пусть привыкает к самостоятельной жизни, и она махнула рукой и сдалась. Среди прочих аргументов, мысль провести неделю с мужем вдвоем в тишине была ей вполне симпатична. Сашка, конечно, все равно будет работать, как клятый, но есть еще вечера, и можно куда-нибудь выбраться, поехать, например, за город, или даже на дачу, да, на худой конец, уже во многих московских ресторанах пооткрывались летние веранды...