Книга Осада - Иван Алексеев

– Тогда я сейчас поведаю тебе, как найти мастера в этой сырой и туманной стране, – паша протянул руку к кубку, единым духом опорожнил его до дна и, не смотря на то, что их и так никто не мог подслушать, склонился к самому уху маркиза и прошептал несколько слов, способных решить судьбу не только города Пскова, но и всего государства Российского.

Фрау Анна, как ее называли ее бойцы-вервольфы и друзья первого мужа, или пани Анна Залевская, каковой она официально являлась сейчас, по титулу и фамилии своего последнего (впрочем, даст Бог – не последнего!) мужа, с утра пребывала в дурном расположении духа. Разумеется, эту свою хандру она тщательно скрывала от окружающих, поскольку в период боевых действий в военном лагере старшие офицеры должны были держаться исключительно бодро и весело, вселяя уверенность в подчиненных. После успешно проведенной операции по налету на одну из ключевых башен вражеской крепости ни сама фрау, ни ее отряд не получили ожидаемой благодарности в виде сколько-нибудь щедрой награды. Разумеется, король выразил им свое удовольствие и восхищение, их приветствовали с восторгом многие офицеры, но все это были лишь слова, тогда как вервольфы являлись людьми прагматичными и предпочитали пышным похвалам звонкую монету. Конечно, пани-фрау и ее люди понимали, что от них ожидали захвата вражеских чудо-орудий, но и захват обычных пушек во всех армиях мира, безусловно, считался подвигом. И еще фрау Анне не нравилось, что начальник контрразведки, маркиз Генрих фон Гауфт слишком уж долго и придирчиво расспрашивал ее подчиненных о подробностях ночного рейда. Хорошо, что он хотя бы не осмелился допрашивать ее саму. Или это как раз и плохо?

Она расхаживала из угла в угол в своей небольшой палатке, резко разворачиваясь всем корпусом, словно уходя от ударов в рукопашном поединке. От этого монотонного расхаживания и напряженных раздумий ее отвлек голос, внезапно раздавшийся из-за тонкого полотняного полога, прекрывающего вход:

– Фрау Анна, разрешите войти?

Лейтенант подошел по обыкновению совершенно бесшумно. Анна испытала досаду от того, что не услышала своевременно, как кто-то приближается к ее палатке. Однако она, конечно же, этого своего неудовольствия никак не высказала, а, напротив, произнесла с едва заметной игриво-ласковой ноткой, якобы непроизвольно прорвавшейся сквозь официальный тон:

– Входите, герр лейтенант!

Офицер откинул полог, сделал два шага, вытянулся перед начальницей:

– Караульный доложил о прибытии к линии постов ротмистра Голковского. Герр ротмистр утверждает, что ему необходимо увидеть вас по делам службы, – голос лейтенанта звучал с обычной бесстрастностью, но при последних словах он позволил себе скептически скривить губы, возможно, надеясь, что в полумраке шатра начальница не заметит столь бурного проявления неуставных эмоций.

Пани Анна досадливо поморщилась, и лейтенант, влюблено улавливавший малейший жест своей начальницы, произнес с готовностью:

– Прикажете отказать?

– Отчего ж? – пожала плечами фрау. – Проси гусара в штабной шатер! Служба есть служба!

В ее словах явственно звучала ирония и раздражение. Лейтенант пристально взглянул на свою начальницу, и, поколебавшись долю секунды, решительно вскинул голову:

– Прикажете отвадить назойливого господина раз и навсегда?

– Что вы такое говорите, лейтенант? – притворно вознегодовала фрау Анна и, жестко усмехнувшись, сменила тон. – Я сама сумею наставить бравого гусара на путь истинный.

Лейтенант обрадовано вытянулся, отсалютовал своей госпоже и бесшумно исчез за пологом, словно растаял в воздухе. Пани Анна поправила амуницию, надела широкополую офицерскую шляпу с пышным плюмажем, и, лишь мельком взглянув на себя в небольшое походное зеркало, отправилась на встречу с надоевшим ей хуже горькой редьки гусарским ротмистром.

Пан Анджей, как обычно, разодетый в пух и прах, в ослепительно сверкающей позолотой и свеженачищенной сталью кирасе и столь же блестящем шлеме, нетерпеливо расхаживал перед штабной палаткой. Узрев пани Анну, гусар бросился ей навстречу. Не добежав лишь нескольких шагов, он опустился на одно колено, чтобы в своем неподражаемом стиле проехать в такой позе остаток пути по траве, как он уже проделывал это недавно перед королем. Однако трава в бивуаке была изрядно вытоптана, к тому же солнце успело высушить остатки росы. Бравый ротмистр слегка забуксовал, подняв шпорами и ножнами сабли изрядное облачко пыли. Пани Анна, чтобы не ставить гостя в неловкое положение (хотя в прямом смысле слова ротмистр в неловком положении уже стоял), поспешно сделала широкий шаг ему навстречу, протянула руку для поцелуя.

– Приветствую вас, благородный рыцарь, – с трудом подавив смех, певуче произнесла она.

Голковский приложился к ее руке, задержав уста чуть дольше, чем того требовал этикет. Анна с усилием выдернула свою ладонь из его цепких пальцев:

– К чему эти церемонии, пан ротмистр? – ее голос на сей раз звучал подчеркнуто официально. – Ведь вы пришли ко мне не как кавалер к светской даме, а как офицер к офицеру! Прошу вас следовать за мной в штабную палатку.

Она пошла вперед, не оборачиваясь и не дожидаясь, пока Голковский поднимется на ноги. Ротмистр вскочил, как ни в чем не бывало, и решительно устремился вслед за прекрасной воительницей. Пани Анна вошла в палатку, сняла шляпу, небрежным жестом бросила ее на стол и опустилась в раскладное походное кресло, жестом пригласив пана Голковского занять место напротив. Но ротмистр остался стоять, склонившись перед дамой в изящном полупоклоне.

– Пани Анна, как вам известно, его величество король Стефан направил псковскому воеводе ультиматум, и русские взяли три дня на размышление. То есть, по всем военным обычаям мы сейчас негласно имеем что-то вроде перемирия…

Начальница вервольфов неопределенно пожала плечами, то ли подтверждая, что ей, как и всем, известно про ультиматум, то ли выражая свой скепсис по поводу существования в военном деле хоть каких-то обычаев, одинаково соблюдаемых обеими противоборствующими сторонами.

Пан Анджей сделал паузу и с гусарским апломбом выпалил главное:

– А не совершить ли нам с вами, дорогая пани, прогулку в лес?

– Вы предлагаете мне провести совместную рекогносцировку? – с нескрываемой иронией произнесла пани Анна. – Когда, какими силами, и с какой целью?

Пан Аджей, принявший эту явственную иронию за игривое кокетство и окрыленный сим мнимым знаком благосклонности, продолжил стремительный кавалерийский натиск:

– Да нет же, пани Анна! Не рекогносцировку, а прогулку вдвоем. Только вы и я! – Ротмистр изящно подбоченился и пронзил собеседницу пламенным взором.

– Пан ротмистр, вы неотразимы! – продолжила пани Анна с прежней иронией. – Однако это же весьма опасно: прогуливаться вдвоем в лесу возле вражеской крепости! Можно угодить в засаду или напороться на неприятельский дозор!

– Засада, дозор, – небрежно махнул рукой ротмистр и вымолвил с клокочущей страстью: – Если мне выпадет случай защищать вас, то я один разметаю любую русскую шайку!