Книга На бензоколонке только девушки - Фэнни Флэгг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При их следующей встрече доктор Шапиро оторвал взгляд от заметок и задал Сьюки неожиданный для нее вопрос:
– А что ваш отец?
– А что он?
– Я много чего слышал о вашей матери, но его вы не поминали.
– Правда?
– Да.
– Ой… ну, он был такой милый, боже его благослови.
– Он же видел, как ведет себя ваша мама. Неужели никогда не вмешивался?
– Нет. Но вы не знали папу. Он считал, что мама – чудеснейшая женщина на свете. А когда я жаловалась, как она мною помыкает, он говорил: «Ой, милая, я знаю, что ты не хочешь в этот клуб – или что-то там еще, – но она тебя туда пихает лишь потому, что очень любит и это для нее очень важно». Так что нет, особой помощи от него я не видела.
– И как вам это?
– В смысле, не злилась ли я на него? О нет. Что он мог поделать? У бедного папы во всем, что касалось мамы, было слепое пятно. Когда они встретились, она, очевидно, была первой красавицей всего бала… и, кажется, папа так никогда и не оправился от того, что мама вышла за него замуж. Каждый год, в годовщину их свадьбы, он ставил песню, под которую они танцевали на Балу старших офицеров… и они кружились по комнате.
– Иными словами, вы с братом росли с властной матерью и отцом, который либо почти, либо никак не заступался за вас.
По пути домой Сьюки размышляла над словами доктора Шапиро. И правда ведь. Ее отец видел, какая она несчастная из-за Ленор, и при этом ни разу не вступился. Злиться ей на Ленор или теперь на папу? Или на обоих? О боже. Ей не хотелось вообще ни на кого злиться. Что-то внутри нее противилось вот этому нытью о детстве. Стыдно, вообще-то, в ее годы. Но доктор Шапиро сказал, что это важно. И все же ей было жутковато, будто она делала что-то скверное, выдавая секреты Симмонзов, а секретов-то хватало.
Симмонзы, как и многие семьи Юга, потеряли на войне все – им остались только гордость да басни о «славном прошлом». Бабушка Сьюки рассказывала ей, как ее мать Сара Джейн Симмонз, полная тезка Сьюки, единолично спасла фамильную плантацию «Зеленые листья», обаяв солдат-янки и ослепив их своей красотой, и после войны трое офицеров-янки писали ей и умоляли выйти за них замуж, что, конечно, даже не обсуждалось… ну и так далее.
Маленькую Ленор все эти истории совершенно завораживали. Но в случае с Ленор «славное прошлое» с каждым годом становилось все славнее, пока в 1939-м она доверительно не сообщила подруге: «Я бы могла написать “Унесенные ветром” о “Зеленых листьях’’ но Маргарет Митчелл меня опередила».
Когда Бак и Сьюки выросли, Ленор воспевала, пока всех не начинало тошнить, величие плантации старинного клана Симмонзов. «Практически точная копия Тары, – говорила она, – только мебель куда лучше».
Но в старших классах Бак заглянул в архивы Гражданской войны Селмы в здании суда. Штука в том, что «Зеленые листья» никогда не были плантацией. То был просто милый двухэтажный сельский дом на нескольких акрах земли, и единственная встреча с врагом во время войны у семьи Симмонз состояла в том, что маленький, тощий и полуголодный солдат Союза, потерявшись, остановился спросить дорогу. Однако, если послушать Ленор, выходило, будто сотни солдат-янки прошли маршем по округе, мародерствуя, воруя и перекапывая каждый дюйм земли в поисках спрятанного серебра и золота. Факт, что бабушка позднее вышла замуж за человека, который напился и спалил этот дом дотла, никогда не поминался.
Пуласки, Висконсин, 1942 год
В тот год все в городе взялись помогать фронту. Домохозяйки экономили жир для смазки пуль, собирали столько резины, алюминия и металлолома, сколько могли добыть. Сестры Юрдабралински, как и все остальные, сдали нейлоновые чулки на парашюты, и у каждой был свой «огород победы».
Радости перепало: папуля вернулся из больницы, и семья устроила праздник. Но с войны ничего хорошего слышно не было. Пуласки потерял уже троих своих ребят, и Фрици волновалась за Винка и всех остальных, кто сейчас оказался в самой гуще.
Они получили еще одно письмо от их подруги Дотти Фрэйкс, опекавшей раненых солдат на тихоокеанском побережье. Фрици по сравнению с ней показалась себе адски бесполезной. Мамуля с Софи каждое утро ходили к мессе – молились за ребят за рубежом, Гертруд и Тула в свободное время скатывали бинты для Красного Креста, а она только бензин в баки заливала. А поскольку бензин теперь нормировался, заливала она его с каждым днем все меньше. Плакаты на почте изображали солдата и девиз: «Их дело воевать, ваше дело – им писать». Фрици слала письма всем знакомым ребятам, но хотелось большего.
И вот через несколько недель, когда мистера Хэт-четта, гражданского летного инструктора из колледжа, призвали на фронт, Фрици попросили заместить его, и она страх как обрадовалась.
Обучение пилотов вновь даст ей возможность летать. В колледже понимали, что рискуют, вверяя студентов бывшей летчице-каскадеру, однако мистеру Хэтчетту требовалась замена. Но Фрици оказалась отличным инструктором, и студенты ее обожали – особенно мальчишки. С работой на станции и инструктажем занята она была немало и все же иногда, после уроков, летала сама по себе, хоть чуть-чуть. Снова в воздухе – так чудесно, пусть даже и на «Пайпер Кабе»[44].
Дорогой Винк,
У нас тут все ОК. Надеюсь, у тебя тоже. Новостей не особо много – кроме того, что гражданского летного инструктора, который учил вас с девчонками, призвали. И твоя покорная заняла его место. С нами не соскучишься: дала Софи и Гертруд пару уроков – и поразилась. Обе хороши, особенно Софи. На посадку заходит прямо как ас. Чуть меня саму не посрамила… почти. Ха-ха! Но я вот думаю: а что, если, когда все это закончится, тебе, мне и сестрам да Билли не устроить наш собственный «Воздушный цирк»? Но это все мечты, наверное. Чую я, когда ты вернешься домой, твоя молодуха приколотит тебя гвоздями к земле и наверх не отпустит. И я, в общем, могу ее понять. Ни одного мужчины между 16 и 60 в округе не осталось. Все либо слишком юные, либо слишком старые. И тут одиноко, это точно. Так что давай домой поскорее.
Фрици
Р. S. Как тебе быть папочкой? Он славный мальчишка, Винке. На тебя похож.
Любимый муж,
Надеюсь, ты получил мою посылку. Я все связала сама. Сидим с Фрици на станции, сегодня довольно сонно. Лучше, если дел невпроворот. А когда есть время, я слишком много думаю, мне кажется. Знаю-знаю, нам говорят, что письма от нас должны быть всегда веселые и радостные, но, милый, иногда я не понимаю, за что это нам? Мы были так счастливы – так недолго. Зачем она, эта война? Почему мы не родились на пять лет раньше или даже на пять лет позже? Несправедливо это. Мы были вместе так коротко, и, боюсь, я уже не та девушка, которую ты оставил здесь, и когда вернешься – больше не будешь меня любить, а еще я боюсь, что эта война изменит и тебя, Винк. Нам уж не стать заново теми детьми, какими мы были когда-то, и от этого больно. Трудно поверить, что всего год назад я была бестолковым подростком, играла в дочки-матери, а теперь – взрослая женщина с ребенком на руках, а муж у меня на другом конце света, и я не знаю, увижу ли его опять. Ох, милый, пожалуйста, не геройствуй и не рискуй. Делай что должен и возвращайся ко мне. Каждый вечер целую твою фотокарточку. Чувствуешь? Все вокруг постоянно про тебя спрашивают.
