Книга Призрак Небесного Иерусалима - Дарья Дезомбре

– Ну что ж, – сказал Андрей, оглядев ассамблею, и впервые тепло улыбнулся этим двоим, чувствуя, как золотистый напиток находит путь к сердцу и настроение улучшается. – Что накопали нового?

Иннокентий значимо переглянулся с Машей. Но Андрея это уже не раздражало: ребята знакомы с детства и, конечно, понимают друг друга без слов. Они же друзья. Дру-зья. Может, настроение улучшилось совсем даже не из-за виски?

Будто уловив смену его настроя, Маша улыбнулась в ответ и полезла в сумку, откуда вынула целую пачку мелко исписанных листков.

– Я завела отдельное досье по каждому из пострадавших. Мне кажется, будет правильно, если мы начнем с того, что попытаемся навести порядок и как-то классифицировать, что ли, их возможные прегрешения.

Андрей кивнул, пригубил виски.

– Итак. – Маша еще немного стеснялась, но постепенно голос ее выровнялся, и она стала спокойно аргументировать, не подозревая, что каждая ее интонация – точный слепок манеры адвоката Каравая. – Что у нас есть? У нас есть цифры «1», «2» и «3» – трое убитых на Берсеневской набережной. Двое мужчин, одна женщина.

– Номер один, – вступил Иннокентий, – вполне безобидный персонаж… Кроме болтовни, упрекнуть не в чем. Но есть одна любопытная деталь: отец его – священник и он с ним не ладил. Кривлялся в церкви во время службы. В общем – богохульствовал. Но так, по мелочи и от глупости.

– Вторая, – Маша внимательно посмотрела на Андрея, – обвинила своего любовника в изнасиловании.

– А что так? – поинтересовался Андрей.

– Она оказалась беременной, а он не хотел разводиться и…

– Все ясно. Его засудили?

– Нет, оправдали. Чуть было не засудили девушку за лжесвидетельство, но в результате решили не связываться. Правда, жена сидела в зале и, говорят, при всех прокляла разлучницу.

– Ну-ну. Даму можно понять. Надеюсь, мы ее не подозреваем?

– Я не проверяла, – закусила губу Маша. – Но мне кажется, это не связано с нашей версией.

Андрей усмехнулся:

– Вот об этом я и говорю – факты под версию, а не версию – под факты. Ладно. Дальше.

Маша чуть покраснела, и Иннокентий мгновенно пришел ей на помощь:

– И наконец, номер третий – Солянко. Профессиональный спортсмен, претендент на олимпийское золото. Его подозревают в том, что он подложил наркотики-транквилизаторы своему основному сопернику, Снегурову.

– Подозревают?

– Точнее, подозревает этот самый Снегуров. Говорит, так сказать – cui prodest: «ищите, кому выгодно».

– Так и сказал? – усмехнулся Андрей.

Иннокентий усмехнулся в ответ:

– Примерно.

– Ну, и что мы имеем?

– Мы имеем, – тихо сказала Маша, – три трупа на месте Государевых садов в средневековой Москве, прообразе Гефсиманского сада. Один оскорблял церковь, другая лжесвидетельствовала, третий оболгал товарища. И у всех вырваны языки. – Они помолчали.

– Стройно… – не мог не согласиться Андрей. – Продолжайте, стажер Каравай.

– Номер четыре – пьяница, найденный в Кутафьей башне, на месте храма Гроба Господня в Иерусалиме. Цифра – в виде свежей татуировки на плече. Участковый утверждает, что раньше ее не видел.

– С этим я провалился, – развел руками Иннокентий. – Только время потратил и хороший костюм… – Он остановился, столкнувшись с Андреевым ироничным взглядом. – В общем, зря беседовал с тамошним алкогольным гуру. Кроме того, что Николай Сорыгин был человек-цветок, ничего не выяснил.

– Это еще что?

– А это значит, жил, как растение, пил водку, как дышал, и так далее. Ничем не интересовался. Ничего плохого не делал. Впрочем, ничего хорошего тоже. Эдакий архетип пьяницы. И замечу, и убили-то его именно водкой, по старинному, как водится у нашего мрачноватого Робин Гуда, способу…

– Следующим, – сказала Маша, – мне кажется, был архитектор Гебелаи…

– Это не тот ли, что кучу народу положил: сконструировал станции метро, а те обвалились?

– Он. – Маша взглянула Андрею в глаза и не выдержала: – Андрей, на самом деле я уверена, что это наш маньяк! Мы даже не стали выяснять гебелаивские прегрешения – тут и так все понятно. Были сотни жертв. Вина архитектора доказана. Но обвинение сняли по амнистии. Его нашли в квартире на Ленивке…

– Яффские ворота Иерусалима, – встрял Иннокентий. – Он умер от истощения, а был заслуженным архитектором, лауреатом всевозможных премий, богатым и обласканным. На него был пришпилен орден. Прямо к коже. – Кентий протянул Андрею фотографию ордена, найденную в Интернете. – Это орден третьей степени «Ахьдз-апша», выдаваемый в Абхазии за особые заслуги. В нем семь лучей. Два из которых были обломаны.

– И их осталось пять, – мрачно подытожил Андрей и привычно потер переносицу. – Хорошо. Давай дальше.

– Дальше – мы смогли опознать руку.

– Какую руку?

– Помните, полгода назад дело о руке отдельно от тела и с картиной Шагала? Так вот. Мы вышли на коллекционера, у которого эта картина была украдена. И он опознал руку.

– Опознал руку? – Андрей поглядел на них скептически.

– Этот человек обладает уникальной зрительной памятью, – подтвердил Иннокентий. – Он узнал татуировки на руке: они встречались с вором, Самуйловым, во время дачи свидетельских показаний. Дело в том, что он не первый раз грабит одних и тех же коллекционеров.

– Мне кажется, рука – это символ, – сказала Маша. – Убийце было все равно, какого убить вора, главное – вора.

– Согласен, – кивнул Иннокентий. – Рука для него – знак. Как, знаете, иероглиф, обозначающий понятие «воровство». К тому же руки ворам отрубают со Средневековья и по сей день.

– Где? – спросил Андрей. Но Иннокентий его понял.

– Покровский собор – гора Сион. Помните, во времена Грозного его так и называли – «Иерусалим»?

Андрей, конечно, ни черта не помнил. Но вдруг почувствовал, будто на него пахнуло нездешним холодом. И был рад тому, что Иннокентий плеснул ему в стакан еще виски.

Маша

Маша не совсем поняла, почему хмурый поначалу Андрей так явно разгладился лицом, но отнесла это целиком за счет хорошего алкоголя.

«Надо будет носить фляжку с собой на Петровку», – хихикнула она про себя. Но не могла не признаться что таким, доброжелательно-расслабленным, Андрей стал ей много более симпатичен. Он наконец был не в джинсах, и тонкий свитер не скрывал, а подчеркивал отсутствие жировых отложений. «Наверное, спортом занимается, как ненормальный», – подумала Маша чуть виновато, стыдясь своего неиспользованного абонемента в спортклуб. И еще ей понравились его руки: кисти, обхватившие стакан с виски, были неожиданно – неожиданно для ее восприятия неприятного начальника – не грубыми, пальцы – пропорциональными небольшой ладони – гибкими, чуткими. И глаза – когда смотрели на нее без обычного раздражения – пронзительными, несмотря на казавшийся ей всегда скучноватым голубой цвет. Приходилось признать, что капитан Яковлев, хоть и был совершеннейшим для Маши инопланетянином, человеком другой породы и племени, обладал какой-то хмурой… притягательностью, что ли? И Маша смотрела на него с привычной опаской, но и с любопытством. «Наверное, у него было много женщин», – решила она и покраснела. Слава богу, никто на нее не смотрел: Иннокентий, в роли хлебосольного хозяина, подливал гостю виски. А сама Маша решила больше не пить, поскольку даже один бокал уже привел ее к таким нескромным мыслишкам.