Книга Абсолютное соло - Роман Сенчин

…Он еще успел на вечернюю воскресную спевку своих приятелей-альтернативщиков.

В бытовке казармы они, человек семь парней, вооружившись гитарами, тазами, ложками, галдели, балдели, выпускали пар. Орали первое, что приходило на язык под какофонию, считающуюся мелодией. Записывали на магнитофон и называли свои композиции «добровольно-принудительной альтернативой».

Когда-то я думал, что жизнь эта в кайф, Когда-то я думал, что я космонавт, Когда-то я думал – вокруг меня свет, Теперь убедился, какой это бред.

2

«Сынок! Сегодня Восьмое марта. Халда твоя чего удумала – пришла поздравлять! Дома, слава богу, был отец, и мы сказали всё ей, что о ней думаем. Пусть, сынок, знает. А то ведь вобьет дурь в голову, и захочешь после – не отвяжешься. И непривязанный будешь век визжать.

Ты уж там держись, веди себя не хуже, чем эти дни!

Никогда я особенно не верила, а теперь прямо сама себя не узнаю – молюсь. Ей-богу! Советуют поклоны бить, чтобы замолились, простились тяжкие грехи все наши. Вот теперь бью. За тебя, сынок! Только бы у тебя дела на путь направились. Чтобы все у тебя получилось так, как хочет этого и делает всё для того отец.

А халду эту ты лучше постарайся выкинуть из головы. Опять, говорят, видели ее с парнями какими-то! Ох, сынок, таких будет еще столько, что, как говорится, до города раком не переставить. А вернешься, может, отец дослужится, и в город переберемся. Он говорит, дело вполне способствует тому.

Туда ее, что ли, тащить с собой, а? Халду-то!..»

Перед тем как принесли письмо, Юрий занимался перепиской песни двадцатилетней давности, которую собирался спеть на вечерней репетиции-записи.

Сидел над листочком, грыз колпачок ручки, мычал:

– Зима, холода… счастья нету ни хрена…

И тут принесли конверт. Он прочитал. Действительно – ни счастья, ни хрена. Эти письма матери, необходимые вроде весточки, каждый раз доставали, прокалывали до мозга костей. И хотелось после них что-то такое творить, бежать куда-нибудь, рычать по крайней мере…

Не имея в голове никакого плана и никуда не собираясь, как был полураздетый, Юрий вышел в коридор.

– Эй! – гаркнул, заранее наполняясь злостью.

Из-за дальней двери, где располагались служебные помещения, выглянул дневальный. Недавно прибывший к ним, щупленький, среднеазиатско-кавказского вида паренек.

– Дежурный где?

– Ущёль куда-то.

– А ты кто? Чечен, бай или так просто, чурка?

– Я – просто.

Обижать такого… Юрию не глянулось. Они и без того всеми здесь были обижаемы. Да и не только здесь…

– Как сюда попал?

– Свои своих – как трогать? Стрелять нельзя.

– У-у…

– Это жэ надо совесть не иметь.

«Интере-есно, – усмехнулся Юрий, – чужих когда касается – нормально с совестью, лады. Своих только не можно». А вслух подколол:

– Своих-то еще бы лучше, чтоб неповадно было.

«Чурка» смолчал.

Юрий очень даже жалел сейчас (да и всегда жалел, по разным, правда, поводам), что сунул голову в это болото – в альтернативщину. Поддался натиску отца, мольбам матери. Там бы, на настоящей срочной службе, которая уже второй десяток лет существовала лишь на севере Кавказа (остальные части по стране сплошь состояли из контрактников и офицеров), там бы он наверняка стал героем, вернулся бы с головы до ног в крестах и звездах. Давным-давно вернулся. Или…

– Скажешь дежурному – пускай пыль вытрет в комнате. И смотри, чтоб сам вытер. Он! Ты меня понял?.. Шастает, сучара, где-то… Порядок хоть какой-то хоть в чем-то должен быть, нет?

– Да, да…

Вообще, формально Юрий, конечно, не имел права отдавать дежурному такие приказы, но, во-первых, был он взвинчен письмом, и, залупнись тот, с удовольствием довел бы дело до маханья кулаками, а во-вторых, все-таки какое-то, неписаное, право было – по сроку, пусть альтернативной, но службы…

День выходной, во всем похожий на тот, когда последний раз сорвался вдруг домой. Так же нечасто, зато пронзительно капало с крыш, так же давило сердце, словно что-то зажало его там, в груди, стальными тисками. И снова было так же безысходно и неприглядно всё… И капелью этой не смывало, а добавляло еще больше грязи, неуюта. Бесцветности.

В чайной, когда Юрий, вынув свернутый в гармошку, энзэшный доллар, попросил в коктейль забухать на полстакана сока полстакана водки, подавало воровато вздрогнул, глаза в тревоге и азарте забегали по сторонам.

– А что, наших нет? – спросил полушепотом.

Рубли, эта обесцененная-бесценная бумага, у Юрия кончились. Но, казалось, будь они, сейчас бы он все равно протянул именно доллар.

– Бери такое.

– Нам не позволено.

– Да ладно гнать – первый раз, что ль, замужем?

Подавало не понял или просто сделал вид, что не понял:

– Девочек не держим.

– Слушай! – встряхнул Юрий маленькой зелено-белой гармошкой.

– Исключительно – только для вас.

Потекла в стакан пахучая, до кисельной вязкости ледяная водка.

Блин, и в харю дать некому – такие покладистые все!.. Вот и сдача даже, несколько наших, с шеренгами нулей, купюр легли на стойку.

Юрий знал себя – с виду на амбала он не тянул, но на полуамбала, с претензиями к миру на собственную, какую-никакую, но исключительность – осанкой, лицом, вернее, выражением лица, умением держать себя в любой одежде по возможности достойно – он соответствовал. И уже это наполовину убавляло его шансы найти себе соперника для драчки.

Конечно, с большим удовольствием, чем это коктейльное пойло, он выпил бы сто граммов чистой водки, но чистую ее на территории их части ни за какие доллары не сыщешь, не выпросишь. Начальство следило строго и карало, если ловило, безжалостно. Абсурд: коктейлем надирайся хоть до бессознания, а чистой водки стопарёк – и продавцу и покупателю лишний год альтернативки. Может, только этим вот фактом абсурда и напоминала их часть настоящую армию.

На улице – лишь вышагнул за двери чайной – едва не повезло. Какой-то голоухий, долговязый хмырь, глаза навыкате – видать, с утра наупотреблялся коктейлей натощак и плыл сейчас за добавкой, – пнул мимоходом у крыльца мирную собачку. Юрий с готовностью, почти с радостью сжал кулаки, напрягся… Но собачка оказалась заслуживающим уважения двортерьером и тут же от обиды озверела. Хмырь, визжа, с собачкой на ноге, влетел в чайную… Юрий оказался третьим лишним. Уж как не повезет…

Тоска ломила грудь, как литр пива – мочевой пузырь.

Остановился у табачного киоска, коих на территории части чуть не по одному на каждые сто метров, купил курева. Мусоля остатки рублевых бумажонок с разменянного бакса, поймал себя на подсчете: а сколько же, интересно, сигарет там, на родине доллара, он мог на него, один, приобрести? Вряд ли даже пачку самых дешевых. Юрий курил неплохие – «Винстон». На боку пачки надпись: «Изготовлено под контролем»… дальше название фирмы по-иностранному и в конце «USA». Выходит: здесь лучше сигареты те же покупать и гнать туда. А получается… Нелепо всё, и лучше не забивать этим башку, не парить понапрасну (ответа не найти) слабые мозги-извилины.