Книга Равнодушные - Альберто Моравиа

— Лиза ушла, — бросила она Лео, не садясь. — Вы, Мерумечи, возможно, предпочли бы, чтобы я пригласила ее на ужин. Я не ошиблась?… Но что поделаешь… Нельзя всегда получать все сразу… К тому же у вашей дорогой подруги будет время, чтобы подготовиться к вашему визиту… Ночному.

Слово «ночному» сопровождалось глухим смешком. Затем, не дожидаясь ответа, она повернулась и стала спускаться по лестнице.

— Куда ты, мама? — крикнула ей вслед Карла, вскочив со стула.

— Я думаю, пора ужинать, — не оборачиваясь, ответила Мариаграция и медленно, ступенька за ступенькой, продолжала спускаться, в одной руке держа свечу, а другой опираясь о деревянные перила. — Но если вам, Мерумечи, хочется поскорее увидеть Лизу, не стесняйтесь… Ведь мне это безразлично.

Луч света исчез, снова стало совсем тихо. Слова Мариаграции замерли где-то внизу, на последней ступеньке узкой лестницы. Карла, которая следила взглядом за тем, как мать спускается, повернулась к Лео, откинувшемуся на спинку кресла.

— Бесполезно, — сказал Лео, — у твоей матери есть достоинства и недостатки. Но уж если она что-нибудь вбила себе в голову, ее потом не разубедишь. — Он умолк, безнадежно махнув рукой. С минуту они просидели в молчании. Карла озабоченно и даже испуганно смотрела на Лео.

— Знаешь, мне показалось, что Лиза кое о чем догадалась, — обратилась она наконец к возлюбленному.

— Каким образом?

— Не знаю… Но по тому, как она со мной говорила, по ее тону…

— По мне, пусть думает что угодно, — прервал ее Лео, сопроводив фразу презрительным жестом. Обняв Карлу, он привлек ее к себе. Но она, сама не зная почему, оттолкнула его.

— Нет… хватит, — запротестовала она, упираясь ему руками в плечи.

— Но почему? — прохрипел Лео, Он тянулся к ней из тени своим возбужденным лицом, пытаясь удержать ее в объятиях. — Что тебе стоит? Я только еще разик поцелую тебя.

— Нет! — Она сопротивлялась с необычным упорством. Глаза ее гневно сверкали. Борясь с Лео, она задела стол, стоявшая на нем свеча упала и погасла. Сразу же наступила полная тьма. Карла бегом бросилась вниз по лестнице. Топот шагов, и все стихло.

«Какая же она странная, — подумал Лео, оставшись сидеть один в темноте. — Чуть раньше позволила бы раздеть себя догола… а пять минут спустя не позволяет даже поцеловать в лоб».

Он был даже не рассержен, а лишь несколько удивлен. Желание постепенно улеглось. Он попытался разглядеть что-либо в окружавшей его тьме, затем стал рыться в карманах. Наконец отыскал коробку спичек, зажег одну. Быстро наклонился, поднял свечу и поднес горящую спичку к фитилю.

«А теперь, — подумал он, — надо пойти поужинать». Он поднялся, направился было к двери, но вдруг вспомнил, что забыл назвать Карле час и место встречи.

Он вернулся, поставил на стол огарок и медленно, методично, в зыбком свете свечи, толстой самопишущей ручкой с золотым пером написал на визитной карточке, которую вынул из бумажника: «Жду тебя через час в машине у ворот сада». «Отдам ее, когда буду уходить», — решил он. После чего, довольный собой, снова взял огарок и стал спускаться по лестнице.

На столе, накрытом для ужина, горела только одна свеча. В столовой было почти совсем темно. Лео различал лишь слабо освещенные лица Микеле, Карлы, Мариаграции, уже сидевших на своих обычных местах. Лео тоже сел, поставил рядом свечу и, не говоря ни слова, начал есть. Первое блюдо было съедено в полнейшем молчании. Все четверо смотрели на колеблющиеся язычки пламени двух свечей. Ни малейшего звука, каждый думал о своем, о том, что мучило его больше всего. Но из всех четырех особенно взволнованна и растерянна была Мариаграция. Она сидела, опираясь подбородком о скрещенные руки. В углах рта резко обозначились две морщины, широко раскрытыми глазами она молча следила за зыбкими огоньками обеих свечей.

Наконец она решилась и посмотрела на Лео. И сразу же лицо ее исказилось горькой, недоброй усмешкой.

— Хотела бы я знать, — напряженным голосом проговорила она, обращаясь сразу ко всем троим, — почему в мире столько лжецов?! Вот что я хотела бы знать! Ну хорошо, ты поступаешь подло, я допускаю, что так можно поступить… Но скрывать свои поступки, лгать, искажать истину… одна мысль об этом приводит меня в бешенство…

В ответ молчание. Никто не отваживался неосторожным словом невольно поощрить Мариаграцию на новые обличения. Мариаграция переводила взгляд с одного на другого, точно побуждая их заговорить. Но Лео и Карла опустили глаза, а Микеле просто отвел взгляд. Тогда после атаки фланговой Мариаграция перешла в атаку лобовую.

— Скажем, вы, — продолжала она, обращаясь к Лео, — имеете полное право встретиться с кем-то после ужина. Никто не может вам этого запретить. Хотя уйти сразу после ужина из дома, куда вас пригласили, было бы проявлением элементарной неучтивости к хозяевам… Но зачем, вместо того чтобы сказать правду, придумывать одну ложь за другой, уверять, что у вас важная деловая встреча, что вы идете к Смитсон, которая, кстати, находится в Милане. Словом, нести всякую чушь?! Объясните мне, Мерумечи, кто вас заставляет? Кто вас просит лгать, и притом глупо?! Ведь это не просто ложь, а прямое оскорбление. Будто я настолько глупа, что не понимаю простых вещей. А ведь было бы куда лучше сказать правду: знаете, уважаемая синьора, в такое-то время я должен буду вас покинуть, потому что иду к такой-то даме. Я бы вам ответила — идите куда и к кому угодно, хоть к дьяволу, коль скоро вам это нравится… И все стало бы на свои места.

Она умолкла, повелительным жестом отстранила блюдо, которое ей протягивала в полутьме служанка. Она была крайне возбуждена, руки у нее дрожали, она непроизвольно переставляла с места на место вилки, ножи и рюмки.

— Скажите же что-нибудь! — выкрикнула она, увидев, что Лео упорно молчит… — Говорите… Хоть раз скажите правду!

Лео исподлобья взглянул на свою бывшую любовницу. «Ты заслужила не одну, а целых десять пощечин, — подумал он, с ненавистью глядя на ее увядшее, глупое лицо. — Не меньше десяти». Но лишь взял с подноса мясо и процедил сквозь зубы:

— Мне нечего сказать.

Ничто не могло так возмутить Мариаграцию, как этот равнодушный ответ.

— Как?! — воскликнула она. — Я вас обвиняю во лжи, притом справедливо, а вы не только не соизволите объяснить свое поведение, но и отвечаете грубо… Так… так, точно я же еще и виновата! Знаете, кто вы?! Вы наглец.

Обычно Лео не отвечал на упреки бывшей любовницы. Но в этот раз, то ли от нервного возбуждения перед ночной встречей с Карлой, то ли от того, что оскорбления Мариаграции задели его за живое, но он возмутился.

— Послушайте, — зло бросил он, внезапно повернувшись от служанки, которая протягивала ему поднос, к Мариаграции. — Пора бы вам наконец уняться… Иначе мне и в самом деле придется ответить грубостью… Хорошенького понемногу.

Сказав это, он посмотрел на Мариаграцию с такой ненавистью и столь вызывающе, что у нее ком подступил к горлу. Язычки пламени двух свечей при малейшем порыве ветра колыхались, то выхватывая из темноты сведенные яростью челюсти Лео с гладко выбритой чуть розоватой кожей, под которой пульсировала кровь, то вновь погружая их во тьму. Прищуренные, разгневанные глаза неотрывно смотрели на Мариаграцию, рот кривился в недоброй, презрительной усмешке, и узкий конус тени, падавшей на край подбородка, как бы подчеркивал, что Лео с трудом сдерживает охватившую его ярость.