Книга Тамерлан. Правитель и полководец - Гарольд Лэмб

Домик в саду окружают клумбы роскошных роз и тюльпанов. Посетитель замечает, что его крыша островерха, как у китайской пагоды. Внутри домика покои сообщаются между собой дверными проемами под арками. Комнаты задрапированы шелком розового цвета, стены и потолок украшены серебристым орнаментом с узорами из бриллиантов. Полосы шелковой драпировки, колышемые ветром, производят впечатление движущегося занавеса.

В комнатах диваны под балдахинами из шелка, поддерживаемыми копьями. Пол застлан коврами из Бухары и Ферганы. В каждой комнате стоят табуреты, отлитые из одного куска золота. Они заставлены пузырьками с духами. Каждый из табуретов инкрустирован особым видом драгоценного камня – рубинами, изумрудами, бирюзой. Здесь хранятся также золотые кувшины с шербетом. Внутрь кувшинов брошены бриллианты. Вокруг одного из кувшинов расставлено шесть чаш. На дне каждой чаши, наполненной шербетом, лежит рубин в два пальца шириной.

Но гостей принимают не в домике, а в беседках, затененных от солнца. Там сидят седовласый Муава и несколько представителей тюркской знати, много персов из шахской семьи, а также вожди арабских и афганских племен. Когда они рассаживаются и замирают в ожидании, появляется супруга эмира, Сарай Мульк-ханум.

Впереди государыни идут черные рабы, по бокам – ее фрейлины с потупленными взорами. Государыня шествует с гордо поднятой головой. На ней массивный головной убор малинового цвета в форме шлема, обильно украшенного драгоценными камнями и инкрустациями. Над бровями у нее висят круглые подвески из золота. Верхушку головного убора занимает миниатюрный дворец, из которого вздымаются белые плюмажи. Часть оперения склоняется к ее щекам, между перьями блестят крохотные золотые цепочки.

Ее свободное платье тоже малинового цвета с золотистыми оборками. Пятнадцать женщин несут в руках длинный шлейф от него. Лицо государыни, скрываемое накидкой из прозрачного шелка, покрыто белилами. Черные волосы покрывают ее спину и плечи.

Когда государыня усаживается, появляется еще одна супруга эмира, более молодая и менее уверенная в себе, но сдержанная и уважительная к государыне. Смуглая кожа и раскосые глаза выдают в ней монгольское происхождение. Она – дочь монгольского хана, взятая недавно в жены Тимуром.

К женам эмира подходят слуги, держа в руках золотые подносы с кубками, наполненными шербетом. Руки слуг, чтобы не касались подносов, зачехлены в белую материю. Они стоят на коленях, когда государыни пьют шербет. Другие слуги подают напитки присутствующим господам. Те опустошают кубки, опрокидывая их вверх дном в знак того, что не осталось ни одной капли шербета. Так выражается абсолютная признательность государыням за гостеприимство.

Резиденции Тимура располагались за крепостью повсюду. В цитадели же находились дома офицеров его штаба, не участвовавших в индийском походе эмира, а также чиновников городской администрации и казначеев. Крепость, стоявшая на краю ущелья, служила, кроме того, военным арсеналом и мастерской.

Там хранилась коллекция прекрасного и необычного оружия, а также находилась чертежная комната для конструкторов со столами, заставленными моделями катапульт, баллист и огнеметов, приводимых в действие противовесом либо кручением. В крепости имелись цехи, где оружейники отливали и закаляли стальные мечи. Тысячи пленных ремесленников постоянно трудились над изготовлением шлемов и доспехов. На этот раз они делали легкий шлем с передвижной стальной пластиной. Она опускалась для защиты лица и поднималась, когда в этом не было необходимости.

В помещение сокровищницы ходить не разрешалось, но недалеко от нее близ вольера для зверей находилось уединенное здание из белого мрамора, нечто вроде музея или антикварной комнаты, в которой Тимур временами оставался на ночлег. Во дворе этого дома росло дерево с золотистым стволом и серебряными ветками и листьями, вспыхивавшее ярким светом в солнечных лучах. Но что за плоды оно давало! С веток свисали настоящие жемчужины разного цвета, имеющие форму вишен и слив. Там были и необычные птицы. Их серебряное оперение словно покрывала красно-зеленая эмаль. Они простирали крылья, словно собирались клевать плоды дерева. Внутри сокровищницы хранился миниатюрный замок с четырьмя башнями, украшенными изумрудами. Это была, конечно, игрушка, вещица для забавы, но символизировавшая богатство, которым владел эмир.

После полудня базары переполнялись людьми и духотой, шумом и пылью. Горожане могли купить там все – от манны небесной до хорошенькой девушки. Многие из них шли, однако, мимо базаров к гробнице Биби-ханум. Они сворачивали в боковые улочки, чтобы избежать встречи с длинным караваном верблюдов, пришедшим только что из Китая по главному караванному пути. Верблюды везли в конопляных тюках душистые специи. Груз, помеченный китайскими иероглифами и арабской вязью, а также отпечатками печатей тюркских таможенников, направлялся в ганзейские города через Москву.

Подобно другим крупным дворцовым комплексам Биби-ханум располагался на невысоком холме, окруженном пирамидальными тополями. В комплекс входили мечеть с примыкающим к ней медресе и кельями для наставников и учеников. Эти строения, огромные в объеме, охватить взглядом можно было только на расстоянии. Они до сих пор не достроены. Мечеть по размерам могла сравниться с собором Святого Петра в Риме. На ней еще не было центрального купола, но боковые башни высотой в 200 футов были построены полностью. Чтобы попасть в мечеть, посетители должны пересечь площадь, мощенную каменными плитами, и обогнуть мраморный бассейн. В мечети сидели уважаемые люди – муллы в больших тюрбанах, размеры которых впечатляли жителей Бухары, философов, изучавших природу. Они обсуждали законы природы с муллами, ограничивавшимися книжными знаниями.

– Кто научил Авиценну искусству врачевания? – спрашивает араб в черном облачении. – Разве не наблюдения за природой и эксперименты?

– И книги тоже, – добавляет горбоносый философ из Алеппо.

– В самом деле, он преуспел в медицине, – соглашается третий собеседник. – Но ведь он прочел «Закон природы» Аристотеля.

– Допустим, – включается в разговор мулла, который чувствовал себя не совсем уверенно среди столь образованных чужеземцев, – но каков результат, к какому выводу он пришел?

– Клянусь аллахом, – улыбается араб, – я не знаком с выводами его книги, но знаю, что он ушел из жизни из-за чрезмерного интереса к женщинам.

– Тебе недостает ума! – сказал с укором глухой голос. – Чем закончилась его жизнь на самом деле? Великий лекарь, умирая, повелел, чтобы его труд читали вслух и тем самым находили путь к спасению.

Услышав эти слова, выходец из Алеппо встрепенулся:

– Послушай, ты, кто поганит ковер размышления плевками пустых возражений, я расскажу историю о нашем государе Тимуре.

Пока головы поворачивались в его направлении, философ пояснил, что два года назад он присутствовал на одном диспуте. Тогда ученые Самарканда и алавиты из Ирана сидели перед Тимуром в его лагере.

– Я слышал, как наш государь спросил, назовут ли его воинов или их врагов, погибших на войне, мучениками за веру. Никто не решался отвечать, пока не возвысил голос один кади. «Мухаммед, да будет благословенно его имя, – сказал он, – говорил, что перед ним предстанут в день Страшного суда не те, кто сражается ради спасения своей жизни, и не те, кто сражается без страха или ради славы. Нет, только те, кто сражается за дух и букву Корана, обретут спасение.