Книга День гнева - Артуро Перес-Реверте

— Да, Аранго, вот еще что! Проследите, чтобы женщины покинули парк до прихода французов. Тут им совсем не место.

Лейтенант тяжело вздыхает:

— Я уж пытался прогнать их, господин капитан. Они только смеются мне в лицо.

* * *

Перед воротами Монтелеона неутомимо деятельный и пребывающий в совсем ином расположении духа Веларде, за которым тенью следуют писаря Рохо и Альмира, распределяет вдоль стены стрелков. Само его присутствие, источаемая им безоговорочная, сквозящая в каждом движении уверенность передается военным и гражданским, с жаром откликающимся на его слова и готовым, кажется, следовать за ним хоть в преисподнюю. Капитан генерального штаба — сегодня придется доказать, что это не пустые слова, — он относится к тем немногим командирам, которые обладают даром воспламенять людей, отданных ему под начало. Он мгновенно запоминает имена всех подчиненных и умудряется обращаться с ними, включая и самых неповоротливых и представления не имеющих о строе, так, словно они всю свою жизнь только и делали, что воевали.

— Зададим этим мусью жару! — повторяет он, переходя от одной группы к другой и потирая руки. — Они и не знают даже, что их ждет.

Его речи вселяют уверенность в людей, и выполнять его приказы кажется им святым делом. И вот, из упивающегося стихией безначалия нестройного, разношерстного и беспорядочного сборища, состоящего почти исключительно из простолюдинов — мелких торговцев, ремесленников, слуг, поденщиков, подмастерьев, иные из которых примкнули к валившей по улице толпе в безотчетном побуждении, сами не понимая, зачем и во имя чего, а многие впервые в жизни взяли в руки ружье, — капитану благодаря напористой решительности удается сколотить некую более или менее однородную, ощущающую себя единым целым общность, где одни помогают другим, где повинуются приказам и с веселой охотой идут туда, где нужны.

— У ограды возле ворот надо бы поставить мостки, вроде лесов, чтобы вести огонь сверху. Как вы считаете, Гойкоэчеа?

— Здесь уместятся всего четверо или пятеро.

— Четверо или пятеро стрелков — это очень много. Распорядитесь.

— Слушаю, господин капитан.

Договорившись с капитаном Рафаэлем Гойкоэчеа, Веларде разделил волонтеров короны на две группы: пятнадцать из тридцати трех фузилеров, пришедших из казарм Мехорада, вместе с присоединившимися по дороге горожанами отправил под командой лейтенанта Хосе Онториа и младшего лейтенанта Томаса Брутеры оборонять тылы парка — кухни, службы, мастерские, примыкающие к улице Сан-Бернардо и к Ронде. Остальные, поступив в распоряжение Гойкоэчеа и Франсиско Альверо, должны засесть в окнах главного здания и держать под прицелом ворота и улицу Сан-Хосе. Гражданские остаются под командой своих вожаков, но под наблюдением капитанов Консуля, Кордобы, Ровиры и Дальпа и размещаются поблизости от ограды и в частных домах на другой стороне улицы, с тем чтобы забаррикадироваться в подвалах, подъездах и окнах, заложенных мебелью ли, матрасами, или тем, что соблаговолят предоставить для этой цели хозяева. Кроме того, он высылает передовые дозоры на перекресток Сан-Бернардо и улицы Сан-Педро, выводящей к монастырю Маравильяс — обитель сестер-кармелиток стоит прямо напротив входа в Монтелеон — и на угол улицы Фуэнкарраль, приказав высматривать неприятеля и немедленно оповещать о его приближении. Туда Веларде направляет партию во главе со студентом-астурийцем Хосе Гутьерресом, парикмахером Мартином де Ларреей и его учеником Фелипе Баррио. Они должны будут известить о появлении французов и обстреливать его из окон окрестных домов.

— Но без команды не стрелять. Как только завидите — дадите знать, а сами быстро и тихо отходите. Не спугните их. Понятно?

— Да куда уж ясней, господин капитан. Увидеть, затаиться, пересчитать.

— Ну, в таком случае: «Да здравствует Испания!»

— Ура!

— А нам чего делать, господин капитан?

Веларде оборачивается к еще одному ожидающему указаний отряду под командой Хосе Фернандеса Вильямиля, содержателя остерии на площади Матуте. Его люди — Хосе Муньис Куэто и его брат Мигель, прочие слуги, кое-кто из соседей и нищий с улицы Антона Мартина, — завладев оружием сторожей в ратуше, пришли не с пустыми руками. Они едва ли не единственные здесь в парке, кто понюхал пороха и дрался сегодня в городе; обретенный опыт придает им уверенности в себе и позволяет держаться с достоинством.

— Знаете, — рассказывает Вильямиль капитану, — мой же работник, Хосе Муньис, застрелил французского офицера.

Веларде, услышав это, кивает, поздравляет смельчака. Ему известно, как дорого стоит, как много значит похвала из уст старшего, да еще офицера, да еще в таких вот обстоятельствах.

— Скажите-ка мне вот что… А на улице сойтись с французами, что называется, грудь в грудь — хватит духу? Не заробеете?

— Погодите немного и сами увидите, — отвечает Вильямиль.

— Обидное сомнение, — подхватывает кто-то из его людей.

Веларде одобрительно улыбается, стараясь сделать вид, что эти реплики произвели на него сильное впечатление. Он в своей стихии.

— Что ж, рассусоливать не будем, прямо к делу. Хочу вам поручить дело особой важности. Отправляйтесь-ка вперед, спрячьтесь в монастырском саду и не высовывайтесь, пока не начнется всерьез. Мы хотим выкатить пушки прямо на улицу, а без прикрытия — сами понимаете… Когда это произойдет, выйдете из сада, заляжете на мостовой, одна половина возьмет на прицел Фуэнкарраль, другая — Сан-Бернардо. Ясно?.. И не давайте французским стрелкам подойти ближе и перебить прислугу.

— А чего б сейчас пушки-то не выкатить? — осведомляется очень непринужденно нищий с Антона Мартина.

Рохо и Альмира, следующие за Веларде как пришитые, окидывают вопрошающего не слишком доброжелательным взглядом: красно-сизый от пьянства нос, грязные штаны, ветхий жилет поверх задубелой сорочки. Поблескивающее ружье странно выглядит в пальцах с обломанными черными ногтями. Однако Веларде улыбается ему приветливо — лишний человек никогда не помешает. И ствол, и штык, и две руки вдобавок всегда пригодятся, а особенно нынче утром, когда явная нехватка в людях.

— Это рискованно. Сперва надо узнать, откуда будут атаковать, — терпеливо растолковывает он. — Вот когда поймем, в какую сторону развернуть орудия, тогда и выкатим.

Фернандес Вильямиль и прочие смотрят на артиллериста с воодушевлением и верой — безграничной и безоговорочной.

— Армия-то нас поддержит, господин капитан?

— Ну разумеется, — не моргнув глазом отвечает Веларде. — Как только начнется стрельба… Неужто вы думаете, нас оставят одних?

— Да быть такого не может! А на нас рассчитывайте, сеньор… Да здравствует наш государь Фернандо Седьмой! Да здравствует Испания!

— Да здравствует она во веки веков. Ну, теперь все по местам.

Но, глядя, как они уходят прочь, шумно перекрикиваясь в боевом задоре, будто мальчишки, собравшиеся играть в войну, Веларде внезапно ощущает в душе укол тревоги. Он знает, что послал их на опасное дело, и, стараясь не замечать обращенных к нему взглядов Рохо и Альмиры — им-то хорошо известно, что никаких испанских войск ждать не стоит, — продолжает распределять людей, как было решено им и Луисом Даоисом.