Книга Пешка в большой игре - Данил Корецкий

Громоздкую и чрезвычайно мощную армейскую машину курировал Третий главк, пронизавший системой особых отделов или их уполномоченных весь непомерный организм вооруженных сил – от округа или флота до батальона и отдельного корабля.

И Первый, и Второй, и Третий главки являлись структурными подразделениями одного ведомства – Комитета государственной безопасности СССР, подчинялись его председателю и вместе с десятками других главных управлений, управлений, отделов, отделений, направлений и служб придавали могущество и власть ведомству и его руководителю.

Но власть эта не была безграничной. Потому что, если кто-то из сотрудников зарубежных резидентур КГБ начинал пить, вертеть контрабанду либо другим способом нарушать моральный кодекс строителя коммунизма, от чего до прямой государственной измены, как известно каждому октябренку, меньше одного шага, коллеги-соперники из ГРУ немедленно информировали своего хозяина – министра обороны СССР, а тот поспешно докладывал хозяину общему – Политбюро или секретариату ЦК КПСС. Тем самым он демонстрировал бдительность и результативность своего ведомства, способом «от противного» показывал чистоту и идейное совершенство подчиненных, доказывал, что прошлый факт адюльтера офицера военной разведки в Таиланде, раскопанный КГБ, являлся чистой случайностью, а скандал вокруг него искусственно раздут недобросовестным офицером внешней разведки.

Если же комитетчик где-нибудь в Рязани или Владивостоке попадал в вытрезвитель, либо застукивался паспортным контролем в номере гостиницы с посторонней женщиной, либо даже просто терял служебное удостоверение, то милицейская шифровка летела наверх и ложилась на стол министру внутренних дел, который не менее поспешно и с теми же целями докладывал о случившемся в ЦК.

Правда, в коридорах высшей власти министр мог встретиться с председателем, у которого в кожаной папке лежало спецдонесение из Ташкента или Северодвинска о пьянстве, коррупции или рукоприкладстве милицейских чинов.

Так и состязались три ведомства, как лошадки на скаковой дорожке, под взглядом строгого, но в общем благожелательного хозяина. Прокуратуру по большому счету в расчет не принимали: своего оперативного аппарата у нее не было, оружия, биноклей, приборов ночного видения, наручников и людей, умеющих все это применять, – тоже. Голова профессора Доуэля. Руки и ноги чужие – офицеров МВД и КГБ. Не захотят – и голова никого даже не укусит, потому что не сумеет ко рту поднести. А про судейских и говорить нечего: те из кабинетов на улицу носа не кажут, копаются в бумажках да пишут, как местный обком – райком скомандует.

Три кита, три министра друг за другом приглядывали да друг друга придерживали, а хозяин следил, чтобы они свое дело делали, да поправлял, если что не так.

Потом начали перестраиваться, правовое государство строить. Но то ли чертежи оказались неправильные, то ли материал негодный, то ли строители хреновые. Незаметно стали трех министров «силовыми» называть и тем самым официально признали, что вместо правового силовое государство вышло: кто сильнее – тот и прав.

Кулак более прав, чем слово, нож – чем кулак, пистолет – чем нож, танк или атомная подлодка – чем все вместе взятое.

Единый строгий хозяин почил в бозе, или, выражаясь современным языком, откинул копыта. На смену пришли другие: не такие единые, не такие строгие и не такие хозяева. И пошла между собой таска: вроде за все старое – деньги, власть, дачи – да методами новыми... То народ стенка на стенку пускают, то из автоматов перестрелки устраивают, то танковыми пушками долбят прямой наводкой...

А министры силовые уже не на пенсию или «другую работу» переводятся, а прямиком в тюрьму один за другим отправляются. И вместо трех китов, имеющих оперативные аппараты, вон их сколько развелось! И налоговая полиция, и Таможенное управление, и Главное управление охраны, и Служба внешней разведки, и федеральная контрразведка, и органы внутренних дел...

И без хозяина каждый на себя химичит, свои шкурные интересы отстаивает, а о пользе дела никто не думает...

Система сдержек и противовесов перестала существовать, потому что мышиная возня вокруг сиюминутных задач не предполагает кропотливого сбора и целенаправленного использования информации, которую к тому же некому передавать и которая, по большому счету, никого, кроме любопытного обывателя, не интересует.

В этих условиях сильная специальная служба, возглавляемая умным и волевым человеком, не ставящим целью личное обогащение, получала чрезвычайно широкие, практически безграничные возможности.

Военный транспортный вертолет, взлетевший с бетонной площадки, находящейся за многокилометровым забором с колючей проволокой поверху в Юго-Западном округе столицы, взял курс на северо-восток.

День был солнечным, и тень бронированной машины пересекала жилые кварталы, промышленные районы, улицы, площади и автострады, очереди за акциями АО «МММ», автостоянки, сонмы коммерческих ларьков, кишащие озабоченным людом рынки. В раскинувшемся внизу мегаполисе шла обычная жизнь: перепродавали импортный ширпотреб, воровали, пили, ели, курили, занимались сексом, употребляли наркотики, заключали миллионы сделок, обналичивали фальшивые платежные документы, брали и давали взятки, торговали оружием, наркотиками, женскими, мужскими и детскими телами, валютой, государственными экономическими секретами, служебным положением, преступные группировки делили территории и сферы влияния, отбеливали «грязные» деньги и продолжали проникать в государственные структуры, власть принимала законы, указы и постановления, потом поправки к ним, сводившие на нет основное содержание, граждане совершали административные проступки и преступления, некоторые работали, продажные менты способствовали преступникам, а честные, рискуя жизнью, их задерживали, но суды все равно отпускали негодяев.

Москва не тот город, который позволяет беспрепятственно шляться над собой всяким вертолетам, поэтому на борт несколько раз поступали электронные сигналы запросов «свой-чужой», и автоматическая система давала ответ кодом самого высокого класса, так что встрепенувшиеся было дежурные офицеры вновь расслаблялись у пультов слежения.

Наконец этажность застройки стала снижаться, внизу замелькали черные срубы и шиферные крыши типично деревенских домишек, потом начался лес. Через пару десятков километров голые деревья леса уткнулись в высокий бетонный забор с «колючкой», за которым располагался комплекс одно-, двух – и трехэтажных зданий с асфальтовыми дорожками, теннисным кортом и посадочной площадкой.

Генерал Верлинов оторвался от тягостных размышлений, ставших для него обычными в последнее время. Вертолет делал круг, заходя на посадку. Генерал снял защитные наушники, и в мир вернулся надсадный рев двигателя.

Он думал в первую очередь о пользе дела. Он знал, что и как надо сделать. Но в отличие от десятков тысяч болтунов различных рангов он и о г это сделать.

Двигатель смолк, исчезла раздражающая вибрация, командир группы охраны распахнул люк, осмотрелся и выпрыгнул наружу, следом прыгнули трое его бойцов. Из овального проема потянуло весенней свежестью подмосковного леса. Загремел короткий металлический трап, и Верлинов, не придерживаясь за перильца, легко спустился на землю.