Книга Второй после Бога - Курт Ауст

Меня замутило, я вскочил, на ощупь пробрался между рядами скамеек и сел на другую скамью. Все это время нунций стоял спиной ко мне.

Изменили законы Божии!

Никто ни разу не упоминал об этом на бесконечных лекциях в университете. Неужели это правда?

– Вы непоследовательны, – сказал нунций. Он оглядел церковь с плохо скрытым презрением. – Вы изменяете законы по своему усмотрению.

“Непоследовательна сама сущность религии”, – прошептал Томас.

Я открыл рот, но не мог ничего сказать. Это были не мои слова, это был не я. Так мог думать Томас, но не я.

“Непоследовательна сама сущность религии, – повторил Томас. – И ее ограничения”.

В полном смятении я прикрыл рот рукой.

Нунций обернулся ко мне. От раздражения у него на лбу появилась глубокая морщина. Но смотрел он мимо меня.

Торговец за спиной у меня встал, подошел к нунцию, по пути он несколько раз ему поклонился.

– Окулист и мастер по грыжесечению Франц Бекхамбауэр, – представился он голосом Томаса. – Я невольно слышал ваш интересный научный диспут и вспомнил, что мне однажды сказал мой старый наставник в кафедральной школе в Любеке. Он сказал, что в любой религии, даже в варварских религиях Африки и очень далекого Китая, встречаются непоследовательные мысли, ибо духовная материя движется и с течением времени, подобно ртути, меняет форму, а потому любая религия в высшей степени непоследовательна. И он считал это, я говорю сейчас о моем глубокоуважаемом ученом наставнике, большим преимуществом религии, ибо таким образом она способна привлечь больше людей под свое крыло… – Томас широко улыбнулся при этих словах, и нунция, по-моему, не обидело его оскорбительное замечание. – Она объединяет противоречия и разногласия и собирает людей вокруг себя. – Томас, как бы прося прощения, развел руками. – Поэтому я и позволил себе так дерзко вмешаться в ваш ученый разговор. – Он снова низко поклонился.

Нунций надменно улыбнулся:

– Я бы охотно поспорил с вашим старым наставником и послушал, какие же непоследовательности он обнаружил во время своих духовных размышлений.

Последнее было сказано с явным ядовитым подтекстом. Томас улыбнулся и удовлетворенно кивнул, в то время как папский посланец в полном убеждении, что этот простой человек не знает латыни, пробормотал:

– Insanus ceteros omnes amentes esse credit, – сделав при этом жест, будто это слова благословения.

Выражение лица у Томаса медленно изменилось, на нем словно отразились слова папского посланца: “Глупец полагает всех остальных глупцами”, и он глупо, как и подобает глупцу, улыбнулся нунцию.

В эту минуту дверь в церковь отворилась.

Пришли пастор и звонарь, а сразу за ними и смотритель. Они начали готовиться к вечерней службе. Томас почтительно поклонился нунцию и сказал, что должен ехать дальше.

– Не можете ли вы, молодой человек, показать мне дорогу к постоялому двору? – спросил он, обращаясь ко мне. – Судя по всему, вы хорошо знаете эту местность.

Вслед за Томасом я вышел из церкви, а нунций остался наблюдать за приготовлениями пастора и пришедших с ним людей к предстоящей службе.

– Если монеты в кармане звенят, грешной душе не страшен и ад! – Томас улыбнулся и пошел к лошади.

– Что это?

– Старая поговорка, ею когда-то пользовались священники, продающие индульгенции и соблазнявшие людей приобрести себе спасение. Думаю, ты мог бы немного подразнить своего спутника, вставив эту цитату в одну из ваших острых дискуссий.

Мне это не показалось забавным. Мне было страшно, что я осмелился возражать такому высокопоставленному человеку, и повторить это мне не хотелось бы.

– Ты получил мое письмо? – спросил я у Томаса.

– Да, – ответил он. – Вчера рано утром и сразу же выехал к тебе. Как я понимаю, вы остановились в усадьбе Хорттен? Лучше мне там не показываться. Как думаешь, где бы я мог переночевать?

– Скажи хозяину Брома, что ты не хочешь останавливаться у хозяина Хорттена. – Я засмеялся. – Скажи, что ты слышал о нем некрасивые истории, и ночлег тебе наверняка обойдется дешевле.

Я посмотрел на его саквояж, и меня осенило:

– Послушай, между прочим… Сигварт весь отек. Может, у тебя есть наперстянка или какое-нибудь другое мочегонное средство?

– Кто этот Сигварт?

– Старый работник в Броме. Если помнишь, он ведал там солеварением. Ты разговаривал с ним, когда последний раз был в Норвегии. Он живет там, в каморке при конюшне.

– Петтер, это было шесть лет тому назад. У меня не такая хорошая память, как у тебя. Но приходи после ужина к Сигварту. Посмотрим, что я смогу для него сделать, а ты тем временем расскажешь мне о событиях последних дней… – Томас неожиданно зашелся в кашле, увидев, что нунций вышел из церкви и направился к нам. Он водрузил свою мощную фигуру на лошадь, помахал шляпой папскому посланцу и сказал:

– Errare humanum est, sed facere de errato virtutem divinum est? – После чего пустил лошадь шагом и скрылся за деревьями.

Узкое лицо нунция вытянулось от удивления.

– Что он хотел этим сказать? – спросил он, глядя Томасу вслед.

“Человеку свойственно ошибаться, но превращать ошибки в добродетель – привилегия богов”, – перевел я про себя слова Томаса.

– Ну надо же! – пробормотал я, смущенный этими кощунственными словами. – Может, этот окулист не совсем в ладах с латынью? – сказал я и помог нунцию сесть в седло.

Глава 19

Томас здесь! Теперь все будет в порядке. Когда мы возвращались в Хорттен, небо, словно отражая состояние моей души, немного прояснилось. Я даже разглядел во фьорде очертания острова Бастёйен и рассказал нунцию о пещере разбойников, которых разоблачила смелая девушка, в то время как все островитяне уехали на материк на церковную службу. Она выследила воров, когда они находились в пещере, заперла их там и на лодке отправилась за помощью.

– Что-то в этих краях слишком много разбойников, – сказал нунций и беспокойно огляделся по сторонам.

– Правда? – Я удивился, потому что никогда об этом не думал. – Нет, это было давно, задолго до меня. Мне об этом рассказывал мой друг Сигварт.

Уже темнело, когда мы вернулись в усадьбу и нас в дверях встретил аппетитный запах. Герберт в одиночестве стоял на кухне и негромко, для себя, пел датскую песню.

Воды не бывает, кроме вина,

– А под покровом леса —

Это ты вскоре узнаешь сама.

– Датчане скачут через Норвегию.

Мне на том острове не бывать,

– А под покровом леса —

Мне перед Господом должно предстать.

– Датчане скачут через Норвегию.

Заметив, что я стою в дверях, Герберт оборвал песню.