Книга У каждого в шкафу - Наташа Апрелева

О чем это они, мать вашу, подумает белая голова, о чем? Она поймет через пару секунд.

«Таня! Прекрати эти танцы с бубнами, сама себя вводишь в транс, ты что? — Боб повысит голос, немного раздражен, странно, его ведь никогда не раздражает родная сестра. — Мы вообще сейчас не про секс говорим, ты что? Какой уже секс, ты что? Мы пытаемся про тебя поговорить, про те-бя, что с тобой происходит, что творится! Ты в зеркало себя давно видела? А расчесывалась ты давно?»

«То есть такая разжиревшая туша недостойна быть оттраханной самим неотразимым красавчиком Бобом? — Средне-русая почти закричит, слезы забыты или проглочены. — Красавчик Боб пойдет пастись в общежитие военно-летного училища, обнимать рослых парней за широкие плечи? Красавчик Боб будет до посинения — о нет! до поголубения! — шляться в Пушкинском скверике, в надежде на знакомство с мужчиной своей мечты? Или не-е-е-ет! Красавчик Боб соблазнит своего соседа, дядю Федора! А толстая непричесанная Таня может отдыхать, всем спасибо, все свободны?!»

Забыв приставленную к стенке сумку с едой — хорошая кожаная сумка с тисненым орнаментом, мама привезла из Индии, вместе с грудой гранатовых бус и платьев из «марлевки», — белая голова на цыпочках отойдет от двери. Вот сейчас она еще пять шагов пройдет, и все будет хорошо. И еще пять шагов, это нетрудно. Ну а уж теперь можно замахнуться на целых десять, можно себе вполголоса покомандовать, чтобы веселей: левой-правой, левой-правой. Это ничего, что ты говоришь вслух. Главное, чтобы в голове перестали звучать слова, угрожающий тон, восходящая интонация — «всем спасибо, все свободны», «всем спасибо, все свободны».

«Всем спасибо, все свободны» — но так же не может быть! — вскрикивает белая голова. — Так же не бывает! — Белая голова дергает себя за продуманно выбившийся светлый-светлый локон, и еще раз — побольнее, она, конечно же, спит, и так, конечно же, не бывает.

«Всем спасибо, все свободны» — бывает-бывает, подсказывают дружелюбно разбуженные демоны из глубин белоголовой души, ничего, мы теперь — с тобой, мы теперь — прорвемся.

«Всем спасибо, все свободны» — мы тебе поможем, мы все придумаем — утешают демоны, поглаживают изнутри больную белую голову теплыми мягкими лапками, небольшие такие демоны, нисколько не злые.

Из дневника мертвой девочки

Несколько раз я хотела что-то изменить в наших отношениях, но всякий раз у меня перед глазами маячат мальчик и девочка, сколько нам было лет, четырнадцать?

Девочка держит мальчика за руку, они выходят из дома, они идут вдоль трамвайной линии, уже темнеет и не видно ни одной звезды — облачность, должно быть. Девочка и мальчик перелезают через забор, некрасиво залатанный сеткой-рабицей, и оказываются в городском ботаническом саду, прохладные травы, гортанное лягушачье пение, узловатые стволы старых деревьев и лавки на чугунных толстеньких ножках. На одной такой лавке, специально вдвинутой вглубь, за пределы мощеной аллеи, девочка обнимает мальчика за смуглую шею, мальчик играет ее длинными волосами, наматывая на свое запястье, внезапно прорезываются звезды, все сразу, и пылающими осколками небесных тел падают вниз.

* * *

В спальне Наташа ловко освободилась из-под тонкой руки противной заснувшей Тани и мягко спрыгнула на пол. Элегантно встряхнулась. Она могла, конечно же, не потакать нелепым прихотям глупой девчонки с торчащими в носу, в языке и в ушах килограммами железа, но не посчитала возможным расстраивать Хозяина. Ребенка нужно было уложить. Что ж, Наташа ему помогла. Хозяин — всего лишь человек, ему часто нужна Наташина помощь. Пусть ей и пришлось с ужасом выслушивать девчонкины завывания о страстной любви к какому-то певцу с труднопроизносимым именем и терпеть назойливые ласки.

Наташа потянулась. Выгнула спинку. У Хозяина большие неприятности, надо поспешить, надо быть с ним рядом. А юный панк замечательно поспит один, ничего страшного — прекрасная удобная комната, ярко-желтая с нежно-зеленым, обычно предназначается для маленькой племянницы второго Хозяина, если она остается ночевать…

Наташа с тоской вздохнула.

Нелегко принудительно играть в дочки-матери, выступая в роли дочки, запеленутой в пуховый платок и укачиваемой в розовой кукольной колясочке. Но Хозяин от этого счастлив, так что Наташа заставляет себя терпеть ужасное племянницевское обращение и даже иногда послушно закрывает глаза, изображая, что «дочка» — спит.

Нет, Наташа абсолютно не против деторождения. Соответствующие всем стандартам породы детеныши просто обязаны появляться на свет, радуя глаз своим совершенством. Выведение достойного потомства — это серьезная наука, жаль, многие люди не имеют об этом ни малейшего представления.

Грациозно выгнувшись, Наташа тщательно осмотрела себя в зеркало, привычно удостоверилась в том, что по-прежнему являет собой идеал, и неторопливо вышла в гостиную. Там непристойно громко и возбужденно говорила, почти выкрикивала сквозь слезы пестроволосая босоножка:

— Если бы я могла себе представить, если бы я могла себе хоть на минуту представить, вообразить все то безумие, которое она себе надумала, настроила… спланировала!.. Да я бы руку ее не отпускала! Я бы глаз с нее не сводила! Я бы вместо бандажа ей на живот намоталась… Танька…

— Что сейчас говорить-то! — спокойно и отчетливо откликается лысый, наблюдая за ровными янтарными всплесками виски в покачиваемом бокале. — Не вижу смысла. Поезд ушел, и рельсы разобрали. Вырвет моя жена от горя все свои волосы, или не все, или вообще не вырвет — результат, как говорится, один… И он всем давно известен.

Рыжеволосая женщина странно извернулась в удобном кресле, как будто хотела занять места как можно меньше, в идеале — слиться с интерьером.

— Это были странные дни, — проговорила она хрипло, откашлялась, — странные дни… Танька не выходила практически из комнаты, не выпускала младенца из рук. Он был очень беспокойным. Трудно налаживалось грудное вскармливание. Вдобавок мастит. Поднялась температура. Грудь цветом и твердостью была как кирпич. Мальчишка просто синел от крика, заходился, задыхался, успокоить его было невозможно. По-моему, она совсем не спала. Отказывалась принимать чью-то помощь. Все мы хотели, чтобы Таня наконец восстановилась…

«процесс присоединения электронов называется восстановлением а если наоборот — то окислением, не разрушением, не падением, не исчезновением, не смертью, не гниением… интересно»

Наташа ровными шагами подошла к сидящему на диванчике Хозяину и беззвучно вспрыгнула к нему на колени, с душевной болью в очередной раз отметив, как он похудел. Хозяин рассеянно положил руку ей голову, почесал за ушком. Наташа готовно мурлыкнула. Она охотно принимала на себя напряжение, даже отчаяние, исходящее из хозяйских пальцев.

Заговорил мужчина в очочках, кстати, его длинноватые волосы совсем недурного пепельного оттенка, еще бы их оформить, как подобает.

Подстричь.

— Извини меня, Боб, может быть, я позволяю себе лишнего. Но не хотелось бы изменять принципам клинициста…