Книга Дети пустоты. Пройти по краю - Любовь Романова

– Мы усыпляем их еще до того, как они станут чьими-нибудь. Сестренка не может с этим смириться. Она странная – жалеет маленьких. Прошлый раз успела перетрогать всех щенят в помете…

– И что? – разом спросили Бруно и Женя.

– Мы же объяснили. Чтобы вардак. Больше не поднялся. Его должен. Убить. Хозяин. Голыми руками.

По Женькиной спине и шее побежали тысячи невидимых муравьев. Она представила, как девочка с татуировкой на плече душит белых щенят. Одного за другим. Дичь дикая! Неужели у всех Исси протез вместо сердца?

– Я заберу его с собой наверх.

– Наверху он не выживет, – задумчиво сообщила Ангел. – Умрет дня через два. Только помучается сначала. Вардаки, как нагары, не выносят дневного света.

Щенок ловко вскарабкался на плечо и прижался к шее. Женька почувствовала, как крохотный язычок доверчиво лизнул мочку уха.

– Я не смогу его убить.

– Значит. Тебе. Придется. Остаться. Здесь. Навсегда, – пожала расписными плечами старшая женщина Исси.

* * *

В ее волосах болтались тоненькие разноцветные косички. Две желтые, одна голубая. И в ухе, которое иногда появлялось из-за края книги, поблескивали четыре крошечных сережки. Надо же, целых четыре! Богдан как-то на спор с братьями тоже проколол себе мочку уха. Его до сих пор начинало подташнивать, стоило вспомнить мерзкий хруст, который раздался, когда игла прошла половину пути. Немудрено, что на вторую дырку Богдана не хватило. Да и первая потом заросла – ему так и не удалось вдеть в нее сережку.

Ужасно хотелось узнать, сколько дырок у этой девчонки в другом ухе? Богдан вдохнул поглубже, но спросил совсем про другое?

– Что ты читаешь?

– Разве не видно? – она сунула обложку ему под нос. – Сьюзен Коллинз.

– Видно. Но надо же с чего-то начать разговор.

– Можно начать со слова «Привет».

– Тогда ты ответишь «Привет», и придется снова ломать голову, что спрашивать дальше?

– Спроси: «Откуда ты»?

– Откуда ты?

– Из Германии. А ты?

– Из России. Кстати, сколько дырок у тебя в другом ухе?

– Неожиданный ход, – засмеялась незнакомка, продемонстрировав разноцветные брекеты. Богдан никогда таких не видел. На каждом зубе крепление своего цвета: синее, оранжевое, фиолетовое, малиновое… Самое странное, что смотрелся этот винегрет стильно. В смысле, в стиле девчонки. – Представь себе, ни одной. Правда, прикольно?

– Угу. Еще как!

Оба говорили по-английски. Папа был прав: без языка в Европе никуда. Хорошо, что Богдан учил его с трех лет. Мама, всю жизнь преподававшая английский в университете, порой целый день запрещала разговаривать дома по-русски. Уж что-что, а язык Дэвида Бэкхема не имел шансов стать проблемой для ее сыновей.

Автобус с детьми летел по залитой солнцем дороге. Впереди их ждал один из самых известных замков Австрии. Богдан пять раз прочитал его название в буклете, но так и не сумел запомнить.

– Ты из тех, кто, ну… – немка смущенно замолчала. То ли не смогла найти нужное слово, то ли испугалась расстроить своего попутчика.

– Да, я был в Пратере, когда все это произошло.

– Один?

– Нет. С родителями и братьями.

– Они…

– В больнице. Олег с Никитой еще ничего. У одного рука, у другого нога сломана. Ерунда, короче. Бабушка говорит, на них все мигом заживает, даже собаки завидуют. У мамы сотрясение мозга. Тоже не опасно. А вот отец до сих пор в реанимации.

– Скажи, там было очень страшно? – лицо девчонки оказалось так близко, что Богдан разглядел зеленые прожилки в серых глазах.

– Нет! – соврал он. – Совсем не страшно.

– Ты веришь, что это все устроили какие-то странные люди, вроде волшебников?

– Фигня! Сказочки для детей и пенсионеров!

– Наверное, – вздохнула немка. – А как ты сюда попал? В смысле в нашу группу?

– Маме предложили оплатить мое путешествие. Чтобы под ногами не болтался, пока отцу лучше не станет.

Богдан постарался скрыть обиду, но девчонка сразу все поняла.

– Сочувствую. Когда папа заболел, мама тоже меня к тете отправила. Представляешь, я даже попрощаться с ним не смогла.

– Ты из-за этого сюда попала?

– Нет. Папа умер три года назад. Мама снова замуж вышла. А с путешествием случайно получилось. Повезло, можно сказать. Даже не верится, что сразу увижу столько стран: Австрия, Чехия, Испания, Италия, Франция… Тебе куда больше всего хочется?

– Не знаю. В Париж, наверное. На Эйфелеву башню и в Диснейленд.

– А мне в Венецию! Сто лет мечтала на нее посмотреть.

– Ты такая старая? – хихикнул Богдан.

– Да иди ты!

– Кстати, мы кое-что забыли.

– Что?

– Познакомиться. Я – Богдан. Россия. Город Санкт-Петербург.

– А я – Ида! Германия. Мюнхен.

* * *

Они шли по звонкой мостовой Тимуса. Город успел проснуться и наполнился звуками подземного утра. Совсем тихими. Словно игра послушного ребенка, которого угораздило встать с постели раньше строгих родителей.

Огоньки на домах потускнели, зато налились холодным светом цилиндры, стоявшие вдоль мостовой каждые тридцать-сорок шагов. Это были старшие братья маленьких фонариков. Внутри гигантов высотой с двухэтажный дом плавали, точно в молоке, всё те же голубоватые нити.

Цилиндры превратили таинственную ночь в пасмурный рассвет. Увы, утро не шло Тимусу. Оно обнажало его недостатки, делало блеклым и неуютным.

– Заходите в Аметистовую пещеру и садитесь на дальнюю скамью, – проинструктировала Тизерия идущую рядом Женьку с Бруно. К утру старшая женщина Исси успела освоить русский настолько, чтобы избавиться от изнурительных пауз после каждого слова. – Сидите тихо. Пока Наместник с вами не заговорит, притворяетесь стеной.

– А Наместник точно уже проснулся? Сейчас только восемь. Он у вас жаворонок? – с сомнением спросил Бруно.

Остаток ночи итальянец провел в доме на мужской половине города. По законам Исси, мужчина не имел права встретить рассвет под одной крышей с женщиной. Это приравнивалось к грабежу или покушению на убийство и наказывалось заключением в ледяном гроте.

Теплолюбивого итальянца не обрадовала возможность провести пару лет в месте, где изо рта в любое время года валит пар, а плевок замерзает в полете, поэтому Бруно послушно поплелся в дом старшего мужчины Исси, молчаливого Септермия. Тот принял его без лишних расспросов и указал на груду белых шкурок. Точно такие же охапки меха вардаков служили постелями всем обитателям мужского жилища – Септермию и трем его сыновьям. Младший был ровесником Митики, старшему недавно исполнилось двадцать пять.