Книга Ошибка "2012". Мизер вчерную - Феликс Разумовский

— Ну вот и пришли!

Старший прапорщик достал из кармана ключ… И в это время где-то глухо загрохотало, словно за туманом началась война.

— Никак гром! — удивился Колякин и закрутил головой. — А вот молний что-то не видно. Странно…

В потёмках сознания снова зашевелилось дурное.

— Нам на стихию наплевать, мы уже дома. — Владимир открыл калитку и сделал приглашающий жест. — Давай, Андрей, заходи.

Во дворе, сколько позволял судить туман, было славно. Чисто, ухожено, продуманно. По сторонам угадывались деревья, где-то распускался ароматный к ночи душистый табак… Только птицы не пели. Висела всё та же пронзительная тишина. Ни цоканья кузнечиков, ни писка комарья, ни кваканья лягушек… вообще ничего.

Словно сама природа глушила лишние мысли и не хотела снов, где под ковшом экскаватора заживо обугливается Карменсита…

Колякин со старшим прапорщиком поднялись на высокое крыльцо, миновали большую застеклённую веранду и оказались в комнате, которая была живой и нарядной, потому что в ней всё оказалось как надо: нагретая печка гнала прочь сырость и неуют, вкусно пахло и слышался жизнерадостный детский крик. Миловидная худенькая женщина накрывала на стол, а крепкий парень в милицейской форме качал на коленях белобрысую пацанку.

В подобной комнате никакая жуть не приснится. Потому что попросту не сможет проникнуть сюда. Не пустят её!

— Ехали по кочкам, по ровным дорожкам… в ямку — бух! — смеялся парень.

— Ой-ой-ой, только не в ямку, — заливалась девчонка.

— Ксения, хватит потерпевшую строить, — улыбалась женщина, тщетно пытаясь изобразить строгость. — А вам, Сергей Ильич, надо бы уже жениться и своих завести…

— Привет, ребята! — махнул рукой с порога старший прапорщик и вытащил из кармана «Твикс». — Принимайте гостей. Это майор Андрей, наш земляк, из конвойной службы… — А сам боком, боком, подобрался к пацанке, держа в руке красно-жёлтый батончик. — Ксюха! Сюрпри-и-из!

— Уй, «Твикс»! — зашуршала оберткой та. — Ну, я сейчас сделаю паузу.

— Я тебе сделаю! Все паузы — только после еды! — Хозяйка поставила казан и по-настоящему строго глянула на старшего прапорщика. — Владимир Сергеевич, опять ты за своё! — погрозила кулачком и дружески кивнула застывшему на пороге Колякину: — Здравствуйте, Андрей, проходите, пожалуйста, меня Алёной зовут… Сейчас ужинать будем.

— Привет эфсину[107]! — Сергей Ильич поднялся, с улыбкой протянул широкую ладонь. — Может, вначале подымим? «Ротманс» уважаешь?

Улыбался он славно, искренне, словно доброму знакомому. Сказано же было — земляку.

— Спасибо, завязал, — отказался Колякин. — А как насчёт «Абсолюта»? — И принялся разгружать харчи. — Вот, Алёна, осваивайте, это к столу.

Он успел принюхаться и теперь ощущал, что в воздухе, помимо ароматов кухни, витали какие-то миазмы. Ну конечно, запах козла! Сразу вспомнилось детство, деревня, скотный двор, колхозное стадо… Он тогда, наслушавшись бабушкиных рассказов, свято верил, что на небесах сидел Бог и сверху воздавал каждому по делам. Эх, бабушка… А печка-то у неё была почти такая же…

— «Абсолют»? Не, никак. — Сергей при виде сверкающих бутылок тяжело вздохнул и сразу как-то поник. — Вернее, категорически против. Мне лучше без неё.

Весь его вид выражал мученическую решимость со сжатыми зубами шагать по дороге раскаяния до победного конца.

— Губит людей не пиво, губит людей вода, — лицемерно заметил старший прапорщик.

Алёна же громким голосом отдала приказ:

— Ксения, руки! С мылом! Я проверю!

— Бу-бу-бу. — Пацанка надула губы, перестала мять «Твикс» и с видом обиженной добродетели направилась к двери.

Ступала она осторожно, держа руки перед собой, словно шла по натянутому над пропастью канату. Огромные светло-голубые глаза были широко открыты, казалось, в них не таял лёд…

«Такую мать! — Мгновенно побледневшего Колякина прохватило холодом. — Она же слепая!..»

Вот тебе и Всевидящий Боженька наверху. Маленькая, одних лет с его Катюхой… и слепая! Эй, там, на небесах! За чьи прегрешения её так?..

— Я те дам разговорчики в строю! — посмотрела дочке в спину Алёна, вздохнула и вдруг звонко закричала, да так, что Колякин вздрогнул: — Григорий Иваныч! Григорий Иваныч! Ужинать!

Наверху глухо хлопнула дверь, раздались тяжёлые шаги, и с лестницы спустился длиннобородый, суровый, седой как лунь человек. Он был весьма почтенного возраста, в холщовом исподнем… и не один, а в обществе козла. Матёрого, бородатого, вонючего козла на поводке из позванивающей цепи. Шёл он, между прочим, с достоинством, высоко неся рогатую голову.

— Значит, ужинать собрались? — тихо, зловещим шёпотом осведомился старец. Посмотрел на стол, и под густыми бровями вспыхнули огни. — Да ещё, смотрю, с бесовским зельем не нашего розлива? Ну-ну…

Всё в нём: и холщовый прикид, и манера разговаривать, и седая дремучая борода — выдавало человека Божьего. Да как бы не с чёртом на поводке.

— А у нас гости, Григорий Иваныч, — объяснил старший прапорщик. — Вот знакомьтесь, Андрей, майор.

— А, значит, майор, — недобро глянул старец, оценивающе кивнул и скривил рот в презрительной ухмылке. — И на каких же фронтах ты, майор, воевал? За что звёзды получил?

«А видал ты вблизи пулемет или танк, а ходил ли ты, скажем, в атаку?..»[108]

— А я, Григорий Иваныч, до сих пор воюю, — нашёлся Колякин. — На фронте защиты закона и справедливости. На самом переднем крае. Вы вот кино про «Чёрную кошку» смотрели? Вор должен сидеть в тюрьме…

— А мент — носить нож в спине, — вполне по-уркагански ответил старец, мотнул бородой и жестом праведника, проповедующего истину, воздел жилистую руку. — Запомните, архаровцы, закон и справедливость — не одно и то же. А впрочем, начхать. Скоро не будет ни того ни другого. Только солнце, как власяница, луна как кровь и небо как свиток. Ибо уже свершилось — доигрались. Пойдём, Георгий, вредно на ночь обжираться… — Он потянул цепь, заелозил обутыми в чивильботы[109]ногами и уже на лестнице неожиданно сказал: — Слышь, Алёна? Завтра поутру давай в лабаз. Соли, спичек, сахара, крупы… хлеба купишь на сухари. Ибо ещё раз говорю: всё, достукались, впереди горечь и мрак. Вижу реки крови, бездну боли и море скверны…

Звякнул колоколец, хлопнула дверь. На миг повисла тишина, её нарушил голос Ксюхи:

— Ой, вы только не обижайтесь на деда Гришу, он хороший. Просто драконы скоро выйдут на свободу, вот он и переживает.