Книга Рейхов сын - Сэй Алек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты гляди, как вымахал-то! — удивлялся гефрайтер Макс Шнее, бывший всего-то года на три старше Кудрина, и, приглядевшись к его лицу, добавил: — Ба! Да ты никак уже бреешься, Гейнц?
— Иногда, — смутился парень, прикидывая, как бы вежливо избавиться от пива. — Где-то раз в неделю уже приходится. И не так уж я и вымахал, не надо врать. Всего на пять сантиметров.
— Угу. Ниже пояса. В диаметре, — прокомментировал Шнее и заржал.
Генка смутился еще сильнее.
— А ведь мы тебя так после того боя и не поблагодарили. — Еще двое егерей из числа присутствующих оказались братьями-близнецами Ойгеном и Гюнтером Квалм. Кто из них есть кто, отличить мог бы, по какому-то одному ему ведомому признаку, лишь оберфельдфебель Рольф Фишер.
— За что? — Кудрин, пользуясь случаем, поставил на стол кружку.
— Тот танк, что ты подбил, как раз на нас с братом ехал. Ты, выходит, нам жизнь спас.
— Да нечаянно я его подбил, ну ей же ей! — Генка мученически возвел очи горе, демонстрируя, как он устал объяснять этот очевидный факт.
— Конечно-конечно, мы верим, — ехидно ответил Бюндель и, повернувшись к ничего не понимающим эсэсовцам, пояснил: — Дело было под Мерзифоном. Приказали, значит, нашему батальону удерживать перевал…
Покуда бывшие сослуживцы, разливаясь соловьями, рассказывали историю Генкиных похождений от потопления «Черноморца» до его выписки из госпиталя в Бухаресте, попутно употребляя пиво, а чуть позже и шнапс, сам Кудрин успел сделать заказ и от пуза наесться. В изложении Бюнделя, обоснованно гордившегося своим воспитанником, история получилась эпическая, расцвеченная такими неправдоподобными подробностями, что куда там рейхсминистру Йозефу Геббельсу. Остальные егеря подливали масла в огонь как могли, и Генка с некоторой грустью подумал, что слава самой брехливой нации досталась итальянцам незаслуженно.
— Ну, а сейчас ты где службу тащишь? — внезапно спросил Бюндель.
— Восьмисотый учебный полк, — Гена постучал себя по шеврону с наименованием части. — Совсем глаза залил, Курт, уже не видишь?
— Ты сам-то чего не пьешь? — парировал тот и налил ему в кружку шнапса. — Давай-ка, не маленький уже, воду пить. Солдат ты или где?
— Так я…
— Давай-давай, — поддержали оберягера остальные горнострелки. — До дна! Русский ты или нет?
— Русский, — обреченно вздохнул Генка и влил в себя алкоголь, как горькое лекарство.
— Что-то знакомое название у его полка, — задумчиво протянул один из эсэсовцев пару минут спустя. — Где-то я его слышал.
— Я тоже, — добавил второй, помотал головой, нахмурился, прищелкнул пальцами, вспоминая, и, просветлев лицом, выпалил: — Да это ж «Бранденбург»! Диверсанты-разведчики!
— Быть не может, парни, — возразил один из близнецов. — Что-то вы путаете. Слыхал я про этот полк, для зачисления в него надо такие нормативы сдать — мы с братом за одного вдвоем не осилим… Другой восьмисотый какой-то.
«Еще как может, — подумал Генка, чувствуя, как от шнапса у него начинает мутиться в голове, а зрение расфокусироваться. — Специальное отделение под патронажем Абверштелле 117».[52]
— Какой-какой Абверштелле? — спросил Бюндель.
— А я это что, вслух сказал? — Кудрин икнул.
— Так, Бранденбургу ничего крепче пива больше не наливать, — резюмировал Курт. — Связались черти с младенцем.
— Черти — это мы, — глубокомысленно заметил один из эсэсовцев. — Потому что у нас форма черная. А вы эти… горные…
— Козлы? — добродушно хмыкнул Шнее.
— Ангелы. Вечно витаете в облаках.
— Да? — добродушно удивился Бюндель. — А десантники тогда кто?
— Смертники, — мрачно обронил Генка. — У нас в «Бранденбурге»-то парашюты как у летчиков, а у этих… Если с «Тетушки Ю» с таким неправильно сигануть, запросто можно о хвостовое оперение переломаться.
— Ты и парашютист еще? — удивился Курт. — Однако, как я погляжу, целый.
Генку передернуло.
— У нас в отделении один поломался, — глухо произнес он. — Еще в лагере. Инструктор по прыжкам нас… водил потом на место, куда он упал. Показывал. Такой смерти — не дай бог.
— А говорил, что Бога нет, — задумчиво произнес Бюндель.
— Может, и нету, — еще больше помрачнел Генка. — Только верно говорил наш куратор, что в окопах атеистов не бывает. Ты, Курт, вообще представляешь, чем я последние месяцы занимался? Да я тот свой самый первый бой, где меня ранили, как нечто прекрасное вспоминаю! Там мы честно воевали, лицом к лицу, стреляли мы, стреляли в нас, мы убивали и умирали, но все это открыто, это бой был, схватка, сражение… А я эти месяцы тишком подкрадывался да глотки резал, мины в санитарные поезда закладывал, бомбардировщики наводил на цели, лгал, предавал, обманывал, подличал как мог. Что, похвалить меня за все это? Героем сделать?!!
Последнюю фразу изрядно окосевший паренек буквально выкрикнул.
— Ты, дружище, хотя бы с солдатами воюешь, — вдруг помрачнел один из эсэсовцев. — А посмотрел бы я, чего б ты запел у нас, в айнзацкоманде.
— Так, ну его на фиг, про войну, — прервал их Шнее. — Давайте лучше про п…зду.
— О! Верно, — поддержал сослуживца Бюндель. — Туда, куда приходит французская армия, туда приходят и бордели. Да там и остаются. Тут неподалеку есть недорогой публичный дом, так я предлагаю его навестить.
Анкара, военная комендатура.
03 ноября 1940 г., 01 час 10 минут.
«В бордель, что ли, сходить после дежурства? — кригсфервалтунгсрат Штайнер, командир комендатуры, устало потер глаза. — Как эти семь самураев, что сейчас дрыхнут в кутузке. Нашли место, где отстоять честь мундира, понимаешь. В публичном доме надо не постоять, а полежать за своих боевых товарищей».
Штайнер хмыкнул и покосился на протоколы допросов, подумав попутно, что так вот, как с этими солдатами, анекдоты, похоже, и рождаются. В это время противно тренькнул телефон.
— Да, — произнес начальник комендатуры, сняв трубку.
— Герр кригсфервалтунгсрат, — раздался в динамике замученный голос его секретарши, — к вам прибыл офицер абвера, майор Густов.
— Просите, фрау Марта, — вздохнул Штайнер, подумав, что вот только разведчиков посреди ночи ему для полного счастья и не хватало. А ведь как раз собирался домой…
Майор тоже выглядел замотанным донельзя и, судя по всему, тоже отнюдь не прочь был бы оказаться сейчас в постели, желательно — чужой, а не в кабинете кригсфервалтунгсрата.