Книга Вожделеющее семя - Энтони Берджесс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах ты мерзкий, нечестивый ублюдок! — закричал Шонни и бросился на сержанта, но Оксенфорд успел вклиниться между ними и несильно ударил Шонни в пах. Тот вскрикнул от боли и принялся бешено размахивать кулаками.
— Стойте! Я не хочу быть причиной несчастья! — В дверях кухни стояла Беатриса-Джоанна. Шонни опустил кулаки.
— Вот это миссис Фокс, — проговорил капитан Лузли. — Вот это подлинник.
Весь вид его излучал сдерживаемую радость. Беатриса— Джоанна была одета по-дорожному.
— Что вы собираетесь сделать с моими детьми? — спросила она.
— Ты не должна была этого делать! — простонал Шонни. — Тебе нужно было сидеть там, где ты сидела! Все, может быть, кончилось бы хорошо, да простит тебя Бог!
— Я могу заверить вас, — проговорил капитан Лузли, — что ни вам, ни вашим детям не будет причинено ни малейшего вреда. — Неожиданно он вздрогнул. — С детьми? Детям? А-а, понимаю… Значит, не один. Как-то я не принял в расчет такую возможность. Тем лучше, тем лучше… Конечно же, лучше, понимаете ли!
— Вы можете назначить мне любое наказание, но ведь дети не сделали ничего дурного! — молила Беатриса-Джоанна.
— Конечно, ничего, — с готовностью подтвердил капитан Лузли. — Ничего дурного! Мы считаем, что виноват только отец. Я просто хочу представить Столичному Комиссару плоды его преступления, только и всего, понимаете ли.
— Что такое? О чем он говорит? — удивленно воскликнул Шонни.
— А! Долгая история, — отмахнулась Беатриса-Джоанна. — А сейчас слишком поздно ее рассказывать. Ну, — обратилась она к сестре, — похоже, что о моем будущем позаботились. Кажется, мне теперь есть куда идти.
Тристрам был готов начать свой анабасис. Как стрелка компаса, он был устремлен на север, к своей жене. Тристрам жаждал покаяния и примирения так же сильно, как шахтер ванны. Ему хотелось успокоения, ее объятий, ее теплого тела, совместных слез и отдохновения. Мысль о мести посещала его теперь все реже.
В столице царил хаос, но поначалу этот хаос казался Тристраму отражением собственного, нового для него чувства свободы. Именно этот господствовавший повсюду, шумевший и хохотавший, как гигантская вакханка, беспорядок и подтолкнул его к тому, чтобы неподалеку от Пентонвилля тюкнуть по голове дубинкой одинокого безобидного прохожего и воспользоваться его одеждой.
Это произошло в садовой аллее после наступления темноты, вдали от общественных жаровен для приготовления пищи, угли которых вспыхивали и шипели от капавшего на них человеческого жира. Похоже, что с электричеством, как и с другими коммунальными услугами, было плохо. Ночь стояла темная, как в джунглях, но вместо сучьев под ногами хрустело битое стекло. Теперь Тристрама удивляло то, что в тюрьме, которую он покинул, удавалось поддерживать хоть какой-то цивилизованный порядок. Интересно, как долго им удастся продержаться? Размышляя подобным образом, Тристрам заметил в конце аллеи пошатывающуюся фигуру. Человек что-то напевал в одиночестве и, по-видимому, был пьян. Тристрам поднял дубинку и…
Человек упал сразу, так послушно, словно только этого и ждал. Его одежду — клетчатый костюм, рубашку с воротником стойкой и джемпер — Тристрам снял без всяких затруднений. Быстро переодевшись, он превратился в свободного гражданского человека. Дубинку надзирателя Тристрам все-таки решил оставить. Одетый, словно на званый ужин, он отправился на поиски пищи.
Звуки джунглей, черный лес небоскребов, бездонное, усыпанное звездами небо, красные огни костров…
На Клермонт-сквер Тристрам наткнулся на группу занятых едой людей. Их было человек тридцать. Мужчины и женщины вперемешку, они сидели вокруг жаровни, которая представляла собой грубую металлическую решетку из обрезков телеграфного провода, лежавшую на кирпичах, между которыми пылали угли. Человек в белом колпаке переворачивал вилкой брызжущие жиром куски мяса.
— Мест не-ет, мест не-ет! — пропел худощавый человек, похожий на университетского преподавателя — «дона», когда Тристрам осторожно приблизился к огню. — Здесь обеденный клуб, а не общественная столовая!
— И у меня есть «клуб»,[7]— проговорил Тристрам, помахав своей дубинкой. Его жалкая угроза была встречена общим смехом.
— Я только что из тюряги, — жалобно заскулил Тристрам.
— Меня там морили голодом…
— Присоединяйтесь, — сжалился «дон». — Хотя поначалу такая еда может оказаться слишком жирной для вашего желудка. В наши дни подлинно нравственной личностью является только преступник, — афористически изрек «дон» и, наклонившись к ближайшему краю жаровни, каминными щипцами подхватил длинный раскаленный металлический прут с насаженными на него кусками мяса. — Кебаб, — объяснил он.
Щурясь от света костра, «дон» глядел на Тристрама.
— У вас же зубов нет. Надо вам где-нибудь раздобыть зубы. Подождите! Ведь у нас тут есть очень питательный бульон!
Само гостеприимство, он принялся суетливо искать миску и ложку.
— Попробуйте это, — предложил «дон», черпая бульон из металлической банки. — Рад приветствовать вас в нашем клубе!
Тристрам схватил подачку дрожащими руками и, словно дикое животное, забился в угол, подальше от всех. Спрятавшись, он с шумом втянул в себя ложку дымящегося бульона. Это была густая вкусная маслянистая жидкость, в которой плавали маленькие мягкие, как бы каучуковые кусочки. Мясо… Тристрам читал о мясе. Древняя литература полна сцен пожирания мяса: Гомер, Диккенс, Пристли, Рабле, А. Д. Кронин…
Тристрам проглотил жидкость, но его сразу же стошнило.
— Легче, легче! — сочувственно проговорил «дон», подходя к Тристраму. — Вы сейчас поймете, что это очень вкусно. Отрешитесь от реальности и вообразите, что вы вкушаете сочные плоды древа жизни. Вся жизнь едина. За что вас посадили в тюрьму?
— Я полагаю, — прохрипел Тристрам, еще испытывавший желудочные спазмы, — потому… что я был… против правительства.
— Какого правительства? В настоящее время, похоже, у нас нет никакого правительства.
— Вот как… — прошептал Тристрам. — Значит, Гусфаза еще не началась.
— Вы чем-то похожи на ученого. В тюрьме у вас было много времени для раздумий. Скажите, что вы думаете о существующем положении вещей?
— А что можно думать, не зная фактов? — Тристрам снова попробовал бульон. На этот раз дело пошло гораздо лучше.
— Так вот что такое мясо… — тихо проговорил Тристрам.
— Человек — плотоядное животное и одновременно производитель. Эти два качества, сосуществующие в нем, долго подавлялись. Позвольте им взаимодействовать, и не будет никакой разумной причины их подавлять. А что касается информации, то и у нас нет таковой, потому что нет информационных служб. Однако можно сделать вывод, что правительство Старлинга пало, а Президиум состоит из грызущихся собак. Но скоро мы опять будем иметь какое-нибудь Правительство, в этом я не сомневаюсь. А пока мы объединяемся в небольшие обеденные клубы с целью самозащиты. Позвольте мне предупредить вас… Вы только что из тюрьмы и, следовательно, новичок в этом преображенном мире — не ходите никуда в одиночку. Я могу, если хотите, принять вас в наш клуб.