Книга Призраки двадцатого века - Джо Хилл

Она снова настигает меня почти у самой нашей машины, оставленной на Линкольн-стрит. На глазах у всей улицы она хватает меня за волосы, мы падаем и продолжаем бороться.

— Да садись же ты в машину, дерьмо слабоумное! — кричит она. — Сумасшедший придурок!

— Жирная шлюха! — ору я. — Буржуйская паразитка!

Ну, не совсем так. Но что-то в этом духе.

Точно не знаю, но мне кажется, что происшествие в парке Уилхаус стало последней каплей. Через две недели, когда у команды выходной, мы всей семьей едем в Вермонт, чтобы по настоянию мамы посетить интернат с громким названием «академия Байдена». Мне она говорит, что там обычная начальная школа, но я видел их брошюру, где полно этих зашифрованных слов — «особые потребности», «социальная адаптация», так что я знаю, какую школу мы едем смотреть.

На ступенях главного здания интерната нас встречает молодой человек в поношенной голубой рубашке, джинсах и туристских ботинках. Он представляется как Арчер Грейс. Он из приемной комиссии. Он покажет нам школу. Академия Байдена расположена в Белых горах. Ветер, свистящий в соснах, приносит с гор холодок, и, хотя на дворе еще август, в воздухе витает бодрящая прохлада первенства страны.[51]Мистер Грейс ведет нас по кампусу. Мы разглядываем немногочисленные кирпичные строения, увитые ярко-зеленым плющом. Мы заглядываем в пустые классы. Мы входим в аудиторию, обитую панелями темного дерева. На окнах аудитории — тяжелые алые шторы, у одной стены стоит мраморный молочно-белый бюст Бенджамина Франклина, у другой — бюст Мартина Лютера Кинга из черного камня вроде оникса. Бен хмурится через комнату на пастора, а тот как будто только что проснулся и слегка припух со сна.

— Мне кажется или здесь действительно душно? — спрашивает мой отец. — Кислорода маловато.

— Перед началом осеннего семестра все помещения тщательно проветриваются, — отвечает мистер Грейс. — Сейчас в академии почти никого нет, только несколько ребят с летней программы.

Мы друг за другом выходим на улицу и попадаем в рощу огромных деревьев с гладкими серыми стволами. В одном конце рощи виднеется раковина амфитеатра и ряды сидений. Там проводятся выпускные церемонии и изредка — школьные концерты и спектакли.

— Чем это пахнет? — спрашивает папа. — Никто не чувствует? Здесь как-то странно пахнет.

Интересно, что и мама, и мистер Грейс притворяются, будто не слышат его. У мамы множество вопросов к мистеру Грейсу относительно школьных спектаклей. Словно отца рядом нет.

— Что это за прекрасные деревья? — спрашивает мать, когда мы покидаем рощу.

— Это гинкго, — отвечает мистер Грейс. — А вы знаете, что в мире больше не осталось растений, подобных гинкго? Это единственный вид доисторических деревьев, доживший до наших дней. Остальные давно исчезли с лица земли.

Отец останавливается у одного из стволов. Он царапает ногтем кору. Потом нюхает палец и кривится.

— Так вот чем здесь воняет, — говорит он. — Вымирание — не всегда плохо, знаете ли.

Мы смотрим на бассейн. Мистер Грейс говорит о физиотерапии. Он показывает нам беговую дорожку. Он рассказывает об олимпиаде для особых детей. Он показывает бейсбольное поле.

— Значит, у вас есть команда, — замечает отец. — И вы проводите соревнования. Так?

— Да. У нас есть команда, иногда проводятся игры. Но наши занятия — это больше, чем просто игра, — говорит мистер Грейс. — В Байдене мы ставим перед детьми задачу: постоянно учиться, в каждый момент жизни. Даже когда они играют. Поле — тоже класс. На поле дети могут развить крайне важные навыки: например, улаживать конфликты, строить отношения с другими членами социума, снимать напряжение посредством физической активности. Тут весьма уместно вспомнить одну известную фразу: победа — не главное, главное — участие. Не важно, выиграл ты или проиграл; важно, что ты вынес из этой игры и чему научился, важен твой эмоциональный рост.

Мистер Грейс поворачивается и направляется в обратный путь.

— Ничего не понял. Что он хотел сказать? — недоумевает отец. — Мы словно говорим на разных языках.

Моя мама тоже идет вслед за мистером Грейсом.

— Я не понял, — повторяет папа. — Кажется, он пытался втолковать мне, что они играют в жалкое подобие настоящей игры, без страйк-аутов.

В конце нашей экскурсии мистер Грейс приводит нас в библиотеку, и там мы встречаем одного ученика из летней программы. Мы входим в большую круглую комнату, вдоль стен которой стоят книжные полки розового дерева. Где-то постукивает компьютерная клавиатура. На полу лежит мальчик примерно моего возраста. За правую руку его держит женщина в клетчатом платье. Наверное, она хочет поднять мальчика на ноги, но у нее получается только возить его по кругу.

— Джереми! — говорит она. — Если ты не встанешь, мы не пойдем играть на компьютере. Ты слышишь меня?

Джереми не отвечает, и она продолжает таскать его круг за кругом. В какой-то момент я встречаюсь с мальчиком глазами. Он провел по мне пустым взглядом. У него тоже течь — весь подбородок в слюнях.

— Хочу-у-у, — тянет он высоким идиотским голосом. — Хочу-у-у.

— В библиотеке совсем недавно установили четыре новых компьютера, — сообщает мистер Грейс. — Предусмотрен даже выход в Интернет.

— Ах, какой мрамор, — говорит мама.

Отец кладет руку мне на плечо и тихонько сжимает пальцы.

В первое воскресенье сентября мы с папой идем на стадион. Разумеется, мы приходим слишком рано, там еще никого нет, только парочка новичков, явившихся ни свет ни заря, чтобы произвести впечатление на моего отца. Он же садится в кабинку за экраном, откуда видна основная база, беседует с Шонесси из спортивной рубрики местной газеты и одновременно играет со мной в игру. Она называется «Игра секретных предметов». Папа составляет список вещей, которые мне нужно найти, и за каждую вещь начисляется определенное количество очков, а я бегаю по парку и стадиону и ищу эти предметы (рыться в помойке не разрешается, да он и так знает, что я ни за что не стану этого делать): шариковую ручку, четвертак, дамскую перчатку и так далее. Непростая задача, ведь по стадиону и парку уже прошла бригада уборщиков.

Как только я нахожу какой-либо предмет из списка, я бегу к отцу и показываю ему находку — шариковую ручку, палочку черной лакрицы, стальную пуговицу. Я прибегаю в очередной раз и вижу, что Шонесси ушел, а папа сидит один, сплетя руки за головой. На коленях у него открытый пакет фисташек, ноги лежат на спинке сиденья перед ним, и он говорит:

— Не хочешь посидеть немного?

— Смотри, я нашел спичечный коробок. Сорок очков, — говорю я и плюхаюсь на стул рядом с ним.

— Взгляни-ка, — говорит он. — Как тут хорошо, когда никого нет. Когда на стадионе тишина. Знаешь, что мне больше всего нравится? На пустом стадионе?