Книга Мировая война Z - Макс Брукс

— Но вы не избежали насилия.

— Меня до сих пор мучают кошмары. Боливар и Блэк-Хиллс… Я никогда не вижу реальных сцен насилия или последствий. Я вижу только своего шефа, мощного, энергичного человека, который с каждым разом становился все слабее и болезненнее. Он столько пережил, взвалив на себя непосильную ношу. Знаете, президент никогда не пытался выяснить, что стало с его родственниками на Ямайке. Никогда даже не спрашивал. Он так сосредоточился на судьбе нашего народа, так хотел сохранить мечту, которая создала это государство… Я не знаю, могут ли великие времена создавать великих людей, но убивать могут точно.

Уэнатчи, штат Вашингтон

Улыбка Джо Мухаммеда широка, как его плечи. Днем он работает в своей мастерской по ремонту велосипедов, а в свободное время создает из расплавленного металла изысканные произведения искусства. Самой знаменитой его работой, несомненно, стала бронзовая скульптурная группа на бульваре в Вашингтоне. Мемориал «Безопасность Твоего Квартала»: два стоящих горожанина и один — в инвалидной коляске.

— Вербовщица явно нервничала. Она пыталась меня отговорить. Общался ли я с представителем Национальной стрелковой ассоциации? Знаю ли я о других работах? Я вначале понял в чем дело, потому что уже трудился на перерабатывающем заводе. В этом-то и смысл команд по обеспечению городской безопасности, верно? Частичная занятость, добровольная служба после окончания смены. Я попытался это объяснить. Может, я чего-то не понимаю. Вербовщица выдала еще какие-то притянутые за уши доводы, и тут я заметил, как она стрельнула взглядом по моему креслу.

(Джо — инвалид).

— Представляете? Человечество на грани вымирания, а она пытается соблюдать политическую корректность. Я рассмеялся. Рассмеялся прямо ей в лицо. Неужели она решила, будто я заявился, не зная, что мне предстоит? Неужели эта тупая сука не читала собственное руководство по надзору за порядком? Я — читал. Смысл программы по обеспечению городской безопасности в патрулировании окрестностей — ты ходишь, или, в моем случае, ездишь, по улицам и проверяешь каждый дом. Если по какой-то причине надо зайти внутрь, двое должны ждать на улице. (Указывает на себя). Э-эй! И за кем мы, по ее мнению, охотились? Никто не собирался гоняться за трупами по дворам и прыгать через заборы. Зомби сами шли к нам. А если мы, предположим, столкнемся с большой группой мертвяков? Черт, если бы я не мог катиться быстрее, чем ходят твари, как бы мне удалось столько протянуть? Я объяснил ей это четко и спокойно, предложил даже придумать сценарий, при котором мой физический недостаток будет помехой. Вербовщица не смогла.

Промямлила, что ей надо посоветоваться с начальством, а мне лучше зайти завтра. Я отказался, заявив, что она может позвонить своему начальнику, и начальнику начальника тоже, вплоть до Медведя,[34]но сам я с места не двинусь, пока не получу свой оранжевый жилет. Так громко кричал, что меня услышал весь кабинет. Все глаза обратились ко мне, потом к ней. Это сработало. Я получил свой жилет и вышел оттуда быстрее всех остальных в тот день.

Итак, обеспечение городской безопасности означает патрулирование окрестностей. Это псевдовоенное подразделение. Мы посещали лекции и учебные курсы. У нас имелись командиры и четкая субординация, но никто не отдавали честь, не говорил «сэр» и прочее. Вооружались кто чем мог. В основном — топорики, биты, монтировки и мачете. Лобо тогда еще не придумали. Хотя бы трем людям в команде полагались пистолеты. Я носил «АМТЛайтнинг», маленький полуавтоматический карабин двадцать второго калибра. Он не давал отдачи, поэтому я мог стрелять, не фиксируя колеса. Хорошее оружие, особенно когда боеприпасы стали стандартизированными.

Команды сменялись по графику. Тогда еще не было никакого порядка, ДеСтРес во всю занимался реорганизацией. В ночную смену приходилось тяжелее всего. Мы забыли, как на самом деле тем но ночью, когда не горят уличные фонари. В домах тоже не было света. Люди ложились рано, как только стемнеет, поэтому за исключением пары свечей или генератора, на который давали лицензию тем, кто брал на дом важную работу, в зданиях царила кромешная тьма. Даже луны и звезд не было видно — слишком много грязи в атмосфере. Патрулировали с фонариками, обычными гражданским моделями, купленными в магазине, тогда еще были батарейки. Мы надевали на них красный полиэтилен, чтобы не портить ночное зрение. Останавливались у каждого дома, стучались в двери, спрашивали, кто дежурный и все ли в порядке. Первые месяцы оказались немного нервными из-за программы переселения. Из лагерей приезжало столько людей, что каждый день у нас появлялось до дюжины новых соседей по району или даже дому.

Я никогда не осознавал, как хорошо было до войны моем маленьком степфордском пригороде. Действительно ли мне был нужен дом в триста квадратных метров, с тремя спальнями, двумя ванными, кухней, гостиной, уютной комнатой и кабинетом? Я жил много лет один, и вдруг обнаружил семью из Алабамы, шесть человек, у своего порога с письмом из жилищного департамента. Вначале это нервирует, но потом быстро привыкаешь. Я не возражал против Шэннонов, так звали ту семью. Мы неплохо ладили, и кто-то всегда дежурил, когда я спал. Одно из новых правил для жителей дома. Кого-то назначают ночным сторожем. Записывали имена, проверяли, чтобы не было незаконно вселившихся и мародеров. Смотрели документы, лица, спрашивали все ли спокойно. Обычно нам отвечали «да», иногда говорили, что слышали какой-то шум, и приходилось выяснять, в чем там дело. На второй год, когда поток беженцев иссяк, а все перезнакомились, мы больше не утруждали себя списками и проверкой документов. Тогда стало поспокойнее. Но в первый год, когда копов реформировали, а зоны безопасности еще не совсем очистили…

(Выразительно передергивается).

— Было еще много пустых домов, разоренных, взломанных или просто покинутых. Мы заклеивали окна и двери полицейским скотчем. Если он оказывался сорванным, значит, внутри может быть зомби. Пару раз такое случалось. Я ждал снаружи с оружием наготове. Иногда слышались крики, иногда выстрелы. Или только стон, возня, а потом кто-то из группы выходил с окровавленным ножом и отрезанной головой в руках. Мне пришлось и самому нескольких уложить. Время от времени, когда команда была внутри, я, следя за улицей, слышал шум, шарканье, скрежет, будто кто-то лезет сквозь кусты. Приходилось направлять в ту сторону свет, звать на помощь и стрелять.

Однажды я едва не попался. Мы зачищали двухэтажный дом — четыре спальни четыре ванны, а в гостиной стоял джип «Либерти», въехавший прямо через окно. Напарница спросила, можно ли ей отлучиться «попудрить носик». Я позволил, и она исчезла в кустах. Черт. Я слишком отвлекся, слишком был занят тем, что происходит в доме. Не заметил, что творится сзади. Мое кресло вдруг дернулось. Хотел развернуться, но что-то заклинило правое колесо. Я извернулся, посветил назад. Это был «таскун», зомби без ног. Он рычал на меня, лежа на асфальте, и пытался забраться по колесу. Кресло спасло мне жизнь. Я выиграл пару секунд для того, чтобы бы вскинуть карабин. Если бы я стоял, он бы схватил меня за лодыжки, может статься, даже укусил. Больше я не расслаблялся на работе.