Книга Переселение душ - Барри Пейн

— Что ж, завтра я постараюсь, чтобы он изменил свое мнение.

— И правильно поступишь, — по-своему истолковала эту фразу Эдит Стаффорд, взмахнув рукой с сигаретой. — Нормальным женщинам некогда выходить замуж. Честное слово, если бы хорошенькие девушки согласились со мной, то через год все женщины обрели бы свободу. По крайней мере, я рада, что ты на моей стороне.

Грэйс Мордаунт слегка покраснела. Мистер Форт казался ей необразованным и неприятным типом. Но она также подумала и о том, что очень одинока. В этот миг за стеной опять зазвучала музыка, и разговор о замужестве прекратился.

— Ну и грохот! — поморщилась мисс Стаффорд.

— Да, — согласилась Грэйс. — Это девушка в соседней квартире. Я потолкую с ней завтра.

— Правильно, поговори. Даже друг друга не слышно. Ладно, я побегу.

Она швырнула окурок в камин, напомнив мисс Мордаунт, что в следующий раз все собираются в ее доме, и распрощалась, пожелав доброй ночи.

После ее ухода мисс Мордаунт сняла с Синтии платье и примерила новую ночную рубашку. А затем, пришив к вороту красивую тесьму, заснула с куклой в руках.

II

На следующее утро после завтрака мисс Мордаунт отправилась к соседке, чтобы высказать ей все, что она думает о несвоевременной игре на фортепьяно. Она собиралась потолковать об этом спокойно, как делается в приличных домах между соседями, так чтобы обе стороны не потерпели урона. Однако этот превосходный план не сработал, потому что не оказалось никакой девушки. Вместо нее дверь открыл разгневанный мужчина средних лет и сразу же обрушил на Грэйс поток сердитых слов. Он больше напоминал ребенка, у которого отнимают любимую игрушку и этим наносят страшную обиду.

Звали его Малкольм Харверсон, он был музыкантом и композитором, и не успела Грейс раскрыть рот, как он, впившись в нее взглядом своих больших синих глаз, разразился пылким монологом, размахивая красивыми белыми руками, встряхивая гривой густых волос и перескакивая с одной темы на другую:

— А что мне делать? Как вы думаете? Вы знаете, сколько раз меня уже выдворяли из лондонских квартир? Вечно эти квартиросъемщики объединяются против меня. Хоть бы какие-нибудь предписания об игре на фортепьяно в домах были — так нет же! А я, дурак, обрадовался. Ну, думаю, нашел себе собачью конуру, хоть поработаю в безопасности. На следующее утро еле-еле приготовил себе завтрак — паршивую яичницу! Сам приготовил! Никак не могу найти служанку, которая бы готовила мне еду. И вдруг — на тебе! Является ко мне очаровательная дама, предлагает сжечь инструмент и убираться отсюда к черту.

Мисс Мордаунт с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться над этим великовозрастным чудом. Наконец ей удалось вклиниться в монолог.

— Разве я говорила это? Вы можете играть сколько хотите до шести вечера, а иногда даже по вечерам с шести до десяти, пока я не попрошу вас перестать, но только не после десяти. Потому что…

Мистер Малкольм Харверсон воскликнул, стиснув голову обеими руками:

— О, подождите минуточку! Разве можно запомнить все это? Я не могу вставать в шесть утра, а что касается десяти вечера — то почему? Я часто после десяти вечера только начинаю жить. Почему бы соседям не пойти на кое-какие уступки?

Мисс Мордаунт смутила эта фраза, она ее сама собиралась использовать. А Малкольм Харверсон продолжал, размахивая руками:

— Разве кто-нибудь слышал, как я жалуюсь, а? В какой-то квартире есть женщина, которая строчит на швейной машинке в си-минор. Отвратительный тон. Но я, в отличие от вас, не бегу жаловаться и не кричу, что ее надо растерзать за это.

Мисс Мордаунт попыталась объяснить, что она никуда не бегала и ничего не кричала И даже не требовала чтобы он сжег свое фортепьяно. И тем более не хотела никого растерзать. Но поскольку она должна вставать рано, чтобы позавтракать, а потом успеть на работу к десяти часам утра то…

— Вы мне напомнили, — перебил ее мистер Харверсон (что за привычка перебивать женщин!). — Не подыщете ли вы мне какую-нибудь старушку, которая приходила бы сюда и выполняла для меня домашнюю работу. Пусть она приходит часов в восемь утра и по вечерам, часов в девять, это…

— Попробую поискать, — обещала мисс Мордаунт. — Но я с вами хотела бы поговорить не об этом.

Она повторила еще раз, чего она от него хотела. Ему это не понравилось. Он не против того, чтобы выполнить ее просьбу, но не любил обещать, потому что (он прямо так и сказал) память его не безгранична и он может об этом забыть. И тем не менее он надеется, что его просьбу о старушке, которая бы ему готовила и убирала, выполнят, иначе он пропадет.

Мисс Мордаунт вынуждена была поспешно оставить его, чтобы не опоздать на работу. Она поговорила на работе с миссис Фагг, которая убирала контору.

— Ладно, — согласилась мисс Фагг. — Я сделаю все для мистера Харверсона, если он за это хорошо заплатит. Надеюсь, он порядочный человек?

— По-моему, порядочный. Но, как и большинство мужчин, он не способен позаботиться о себе.

— Тогда схожу к нему сегодня и посмотрю сама, что он собой представляет. Я скажу, что вы меня послали. Благодарю, мисс.

Мисс Мордаунт целый день наслаждалась работой. В ней она разбиралась лучше, чем мистер Форт в своей.

Нельзя сказать, что мистер Форт был влюблен в мисс Мордаунт, однако считал, что из нее вышла бы вполне подходящая жена. Глэдис Мордаунт обладала приятной внешностью, кроме того, была серьезной и практичной. Правда, иногда могла и вспылить, но мистер Форт признавал, что и сам не первой молодости, поэтому не должен быть слишком разборчив, потому что неизвестно, подвернется ли ему совершенство. Кроме того, он когда-то был женат, а значит, имел опыт в семейной жизни и уж как-нибудь со временем справится с этой норовистой лошадкой. Да, печально вздохнул он, раньше Глэдис Мордаунт была с ним намного вежливее.

И мистер Форт, улучив минуту, попытался напомнить Глэдис о добрых старых временах, когда они были на короткой ноге. Но ответ дамы был настолько лаконичным, что если его отправить по телеграфу, то хватило бы самой мелкой, шестипенсовой монеты. Что-то вроде «шкуру спущу», если выразиться изящнее. После этого мистер Форт поведал своему другу, что все бабы — подлые твари. Но о том, что именно натолкнуло его на такую мысль, мистер Форт распространяться не стал.

…Поток музыки приветствовал мисс Мордаунт, когда она поднималась к себе. Мистер Малкольм Харверсон пел под собственный аккомпанемент. Он обладал приятным баритоном. Оказывается, он еще и петь умел! А впрочем, чему тут удивляться? Ведь он же артист, и этим все сказано.

Мисс Мордаунт на этот раз была расположена послушать музыку. Ее обрадовало, что Малкольм Харверсон, очевидно, забыл о ее предписании. Но как только захлопнулась дверь в ее квартиру, музыка смолкла. И мисс Мордаунт пришлось довольствоваться разговором с Синтией.

…Синтия сидела там, где ее утром оставила мисс Мордаунт, — на подушке в мягком кресле, и ее мордашка выражала ласковое внимание.