Книга Час ночи - Аркадий Адамов

— Да, — кивнул Виталий уважительно. — Ответственные командировки вы товарищу поручаете.

— Заслужил потому что, — назидательно ответил Саша. — И на этот раз руководство было довольно. На щите вернулся.

Виталий про себя ухмыльнулся, но поправлять Сашу не стал. Вместо этого он рассеянно спросил, как бы думая совсем о другом:

— Когда же он туда ездил?

— Да совсем недавно, — так же равнодушно махнул рукой Саша. — Кажется, четвёртого вернулся уже.

«За два дня до приезда Николая, — отметил про себя Виталий. — За три дня до убийства. Случайно это всё или нет?».

Солнце уже скрылось за домами, золотя край неба и пламенем заиграв на стёклах окон верхних этажей высокого здания невдалеке.

Рабочий день оканчивался, и Виталий решил не задерживать своего сверхприветливого собеседника, который заметно устал от их напряжённой беседы. Он простился самым дружеским тоном, получив заверение, что в любой момент Саша будет, если потребуется, к его услугам.

Выйдя на улицу, Виталий ещё раз взглянул на часы. Было самое время мчаться в больницу. Светка уже ждала его.

И сразу ушли куда-то и торг, и улыбчивый, насторожённый Саша, и старый бухгалтер из ЖСК, и все другие впечатления этого длинного, утомительного дня. Виталий подумал об измученной Светке, которая уже какую ночь не спит и тихо плачет в подушку, стараясь не разбудить Виталия. Подумал о бедной Анне Михайловне, которой всё-таки что ни говори, а становится легче; и, пожалуй, через два или три дня Светке уж можно будет пойти на работу и приезжать в больницу только вечером. И он, Виталий, тоже, конечно, готов приезжать чаще, даже каждый день. Только от него, к сожалению, мало толку. Он, кажется, больше мешает там всем, чем помогает. Сёстры даже говорят… сёстры…

И вдруг Виталия словно обожгло от внезапной мысли. Чёрт возьми! Про единственное дело, где хоть чем-то он мог оказаться полезен, он забыл, напрочь забыл! А ведь прошло уже по крайней мере дня два, если… если не три. Ну конечно, три!

Виталий сморщился, как от боли, даже чуть было не крякнул с досады. И сосед в переполненном автобусе бросил на него сочувственный взгляд.

Ай-ай-ай! Как он мог забыть про эту медсестру, вернее, про её просьбу! И её заявление какой день болтается у него в кармане. Тьфу! Что он ей сейчас скажет? Виталий вспомнил умоляющий Светкин взгляд. Да, хорошо же он ей помог, нечего сказать! И с этой чёртовой пропиской вовсе не так просто. Ещё на кого попадёшь в районе. Кто же у него там есть знакомый? Но прежде всего какой это район?

В такой тесноте вытаскивать заявление не хотелось. Кажется… Да, живёт эта бабушка у сына в одном районе, а прописать её надо в другом, к внучке. В каком бабушка живёт, Виталий вроде помнит… Какой же это район?.. Стоп, стоп!..

В памяти, как на переводной картинке, стало что-то проступать. Виталий вначале вспомнил высокую рыжеволосую Галю, её извиняющийся, торопливый голос, когда она, поминутно путаясь, рассказывала ему про свою бабушку. Потом она достала заявление, и он попросил указать адрес… бабушкин, по которому она сейчас живёт… И этот адрес… Нет, этого не может быть! Неужели?..

Несмотря на тесноту, Виталий лихорадочно полез во внутренние карманы пиджака, сначала в один, потом в другой. В этой душной и жаркой толпе пассажиров у него от волнения даже лёгкий озноб прошёл по спине. «Неужели?..» Наконец он нащупал сложенный лист, вытянул его наполовину из кармана и, оттопырив пиджак, попытался незаметно для окружающих заглянуть в текст заявления. Но ничего не получилось. Тогда он заставил себя сунуть бумагу обратно в карман и дожидаться, пока доедет до нужной остановки и выйдет из автобуса.

А в мозгу уже гвоздём сидела мысль о том, что всё так и есть, всё точно. В заявлении указан знакомый адрес. По нему живёт… Владимир Сергеевич собственной персоной!

Не выдержав, Виталий всё-таки выскочил на остановку раньше, чем следовало, доказав самому себе, что всё равно от той остановки ему надо вернуться назад, так уж лучше от этой пойти вперёд. Хотя это было вовсе не всё равно, так как больница была в двух шагах от той остановки.

Очутившись на тротуаре, Виталий тут же вытащил листок с заявлением и поспешно его развернул. Так и есть! Чёрным по белому там написан адрес Владимира Сергеевича. Теперь надо только спокойно подумать, что это ему даёт, как можно использовать эту невероятную случайность. Надо же!

А собственно говоря, что Виталию дадут эти сведения? Как этот самый Владимир Сергеевич относится к своей матери, как та относится к его жене, как внучка…

Что это всё даст? Что эта самая внучка вообще может знать?

Виталий всегда испытывал неловкость, когда приходилось вот так незаметно, словно в замочную скважину, подглядывать за людьми, к тому же ещё ни в чём дурном не уличёнными, а может быть, и вообще невиновными, подглядывать за их поступками и отношениями. В то же время Виталий понимал, что среди этих людей и среди этих поступков могут оказаться и такие, которые чем-то ему и помогут. А потому надо себя пересилить и всё узнать. При этом Виталий всегда помнил одно из главных правил своей сложной работы: все полученные им сведения о самых разных людях, которые попали в его поле зрения, автоматически становятся служебной тайной и не подлежат разглашению.

В жизни почти любого, даже самого порядочного и честного человека, можно обнаружить случаи, которых он стыдится, за которые ему неловко или которые просто не надлежит знать посторонним. Это могут быть случаи, когда человек поддался страху, когда-то солгал или кого-то подвёл, могут быть какие-то не очень приятные обстоятельства развода, а то и брака, не очень красивая любовная история или досадный, глупый промах на работе, какие-то обстоятельства увольнения или, допустим, неприятная болезнь. Словом, невозможно перечислить все такие случаи. Но они всегда так или иначе присутствуют в жизни людей и обычно ими скрываются, и тут, как правило, ничего предосудительного нет. Человеку бывает часто неприятно, не только когда другие узнают об этих фактах, но и когда он их вспоминает.

А вот тут, в деятельности Виталия, без такой неприятной работы иной раз не обойдёшься. И делать подобную работу надо чистыми руками.

Это означает, как не раз повторял им Кузьмич, что нужно понимать: такова жизнь, так иной раз складываются обстоятельства, человеку порой свойственны слабости и ошибки, он может на чём-то неожиданно споткнуться и потом долго казнить себя и страдать. А потому необходимо снисхождение и сочувствие, а ни в коем случае не злорадство, не насмешка. И, наконец, это означает, что сведения будут сохранены в абсолютной тайне, так что и сам тот человек никогда не узнает, что его секрет раскрыт и уж подавно ничего не будут знать его близкие, друзья и дальние знакомые; больше того, ничего не должны знать и свои же сотрудники, не имеющие отношения к расследуемому делу, как бы ни подмывало рассказать друзьям иной раз действительно редкий или смешной случай, ставший известным именно таким путём.

За нарушение хоть одной из этих заповедей Кузьмич наказывал с необычайной суровостью.