Книга Таинственная женщина - Жорж Онэ

– Вы получите их завтра, дядюшка.

– В последнее время мы с твоим отцом работали над одним очень важным проектом. Барадье ведь очень чуток в делах, и он раскрыл махинации Лихтенбаха. Этот старый мошенник продавал наши акции за бесценок. Мы в недоумении спрашивали себя, в чем причина постоянного снижения, когда вдруг один случай намекнул нам на то, что это все дело рук Лихтенбаха. Он хотел разорить наше общество, чтобы потом присвоить его себе. На него работало семь или восемь кулисье[5], но один из них проболтался, и мы всё поняли. Тогда твой отец сейчас же стал покупать все, что продавал Лихтенбах, и тем самым сначала остановил понижение, а потом добился роста. В настоящее время мы владеем двумястами тысячами акций, купленных по низкой цене, которые завтра, если патент на новое взрывчатое вещество будет приобретен обществом, в разы превысят свою номинальную стоимость. Если нам все удастся, то состояние семейства увеличится в разы.

– Хорошо, дядя, завтра у вас будут формулы и вы сможете распоряжаться ими как угодно.

Вдруг их разговор прервался громкими криками, раздававшимися со стороны города. В темноте засверкали огни и послышался глухой топот. Это рабочие и их жены шли по сонному городу и распевали Марсельезу. Марсель и дядя Граф, стоя в саду, смотрели на шумную толпу, проходившую мимо с зажженными, словно факелы, еловыми ветками. Дядя Граф, указывая рукой на дорогу, спросил:

– Ты слышишь, что они там поют, эти люди? Tous les patrons nous les pendrons![6]Мы настроили им квартир, где они живут, школ, где учатся их дети, больниц, где их лечат, организовали потребительские общества, где они получают все по сниженной цене. Только кабака мы им не дали, но там-то они и вдохновляются ненавистью к нам! Алкоголь – вот их господин, и у него нет жалости. Он беспощаден!

Проходили уже последние ряды рабочей колонны. И то ли потому, что они заметили людей в саду, то ли просто лишний раз захотели выразить свою ненависть, они вдруг с особой яростью воскликнули: «Долой патронов! Долой эксплуататоров!» Затем мало-помалу воцарилась тишина.

– Пойдем спать, эксплуататор, – с грустью проговорил Граф, и они направились к дому.

На другое утро дядя Граф поднялся очень рано. Он пошел совещаться с Карде. Марсель ушел в свою химическую лабораторию, чтобы составить формулы взрывчатых веществ, которые обещал дяде. Там молодой человек встретил Бодуана, раскладывавшего по местам инструменты, и восхитился необычным порядком.

– Великолепно, – проговорил Марсель, – давно здесь не было так чисто. Я думаю, пыль очень удивлена, что ее так беспокоят. Но, Бодуан, ни в коем случае не притрагивайтесь к порошкам. Здесь есть очень опасные.

– О, месье, для меня это дело привычное! При генерале я немало повозился с такими вещами. Я твердо запомнил одно его распоряжение: «Никогда ничего не смешивай». А после того, что произошло в Ванве, я и подавно не буду смешивать вещества.

– Вы спали в павильоне, Бодуан?

– Да, месье Марсель. Я устроил себе постель на чердаке, мне там очень хорошо. Да и беспокойства меньше. Пока в окрестностях будут бродить подозрительные субъекты, я буду спать одним глазом.

– Мне кажется, Бодуан, что люди, на которых вы намекаете, сердятся не на лабораторию, а на фабрику.

– Неизвестно, месье Марсель. Очень разные люди сюда понаехали за последние дни…

– Можно подумать, что вы сделали какое-нибудь необыкновенное открытие.

Бодуан опустил голову. Он испугался, что сболтнул лишнего.

– О нет, я не так хитер для этого, – вспомнив советы Лафоре, поспешил добавить он. – И все же остерегайтесь, месье Марсель. Не доверяйте никому!

С этими словами старый слуга вышел. Марселя удивила его настойчивость. Что могли означать его таинственные предостережения? Может быть, он знает больше, чем хочет сказать? Очаровательный силуэт мадам Виньола почему-то промелькнул в его воображении. Не ее ли он должен остерегаться? Тогда он вспомнил мечтательную и печальную молодую женщину, гулявшую по Боссиканскому лесу. Чего же ему опасаться? Разве только того, что его любовь не встретит взаимности? О, это действительно самая серьезная опасность, перед которой он бессилен. Что с ним станется, если его постигнет такая судьба? Его печальные размышления прервал стук в дверь. Это был дядя Граф.

– Ты знаешь, что у нас сегодня на десять утра назначена встреча с рабочими?

– Да, я не забыл.

– Что с тобой? Ты как будто не в себе.

– Вовсе нет. Вы говорили с Карде? Какие требования выдвигают рабочие?

– Как всегда: меньше работать и больше получать. Самим назначать надсмотрщиков, управлять пенсионной кассой и той, из которой выдаются пособия, не платить страховки в случае получения увечий. По всем этим пунктам можно прийти к соглашению, и я готов поступиться многим, но не исключено, что они выскажут еще одно требование, которое сделает всякое соглашение немыслимым.

– В чем же оно заключается?

– Уволить Карде. Рабочие обвиняют его в строгости.

– Уволить директора? Но завтра они как ни в чем не бывало потребуют и нашего увольнения! Нельзя им в этом уступать. Отказаться от всякой власти, не быть у себя хозяином? Ни за что и ни под каким предлогом!

– Ну, не волнуйся, – улыбаясь, заметил дядя. – Я не теряю надежды на то, что здравый смысл и благоразумие восторжествуют. Но мне хотелось бы, чтобы ты доставил мне одно удовольствие…

– Какое?

– Отправляйся погулять и не присутствуй на собрании.

– Вот еще! – воскликнул Марсель. – Позвольте вам сказать, что это не ваша мысль, дядюшка. Вам внушил это Карде.

– Ну да, так и есть. Он опасается твоей несдержанности. Он знает твои взгляды…

– Остолоп! Пусть занимается своими собственными! И как у него хватает нахальства требовать, чтобы я, сын хозяина фабрики, не присутствовал на собрании, касающемся моих материальных и нравственных интересов, после того как он своими бесполезными нововведениями восстановил против нас рабочих? И он думает, что я соглашусь? Действительно, плохо же он меня знает!

– Я бы тоже хотел, чтобы ты там не присутствовал.

– Но почему?

Помолчав немного, дядя Граф провел рукой по лбу и наконец решился заговорить:

– Я не хотел высказывать тебе своих опасений, но все же придется. Знай же, что за сегодняшним собранием могут последовать серьезные беспорядки.

– Тогда я непременно должен быть там!