Книга Пасть - Виктор Точинов

А Руслан знал гораздо больше его — и об их силах, и о феноменальных способностях их противника, знал вполне достаточно, чтобы оценить всю бесперспективность их рейдов, рассчитанных на невероятную, баснословную удачу…

Три машины и две пешие группы — мать твою, даже вшивых «нив» и ЛУАЗов на всех не хватило! Капитан говорил, что смысл всей этой возни в другом: не убить, так отпугнуть тварь, держать ее подальше от города… Ох, сомнительно…

И еще более сомнительно, что их прожектор ослепит и парализует объект — приходилось видеть, на что способны эти зверушки, хотя бы и лишенные зрения, хотя бы и при самом ярком освещении… Вот Оса не видел и спокоен как мамонт — предложили пусть и странноватую работу, но за такие бабки чего не постараться…

Он и старается — ишь головой вертит… А если вдруг чего высмотрит? Ох не нравится мне все это… Чего-то там Деточкин обещал вот-вот выдать, аппарат какой-то… Якобы должен валить тварь на изрядном расстоянии с копыт долой… Ну и что? А испытывать кто будет? Деточкин свой ящик в доработку заберет, если что не так, резистор какой перепаивать… А наши кишки…

Руслан не закончил свои тоскливые мысли. Потому что Оса неожиданно сказал всего одно слово, даже не крикнул — негромко произнес каким-то новым, дрожащим от напряжения голосом:

— Тормози!

Когда-то, давным-давно, считалось, что дом этот принадлежит матери Олега и трем ее сестрам, хотя на деле был оформлен на одну из них — недостроенный здоровенный сруб на восемнадцати сотках купили в пятидесятых на деньги, вырученные от продажи дедовского дома в далеком таежном Ачинске.

Достраивали общими силами и все вместе использовали в качестве дачи, благо рукой подать от Питера, в пригородной зоне, двадцать минут на электричке да несколько остановок автобусом…

И с самого детства Олег каждое лето проводил здесь, в Александровской.

Он помнил все: как крохотным карапузом с сачком для бабочек гулял по этому берегу — в воспоминаниях склон казался высоким-превысоким, настоящей горой, цветы помнились невообразимо яркими, с небывало сильным, кружащим голову ароматом, а бабочки — огромными и разноцветными, загадочно-чудесными обитателями тропического леса.

Помнил первую в жизни настоящую рыбалку на Кузьминке — жаркий июльский полдень, журчащие струи приятно холодят босые ноги, напряженные пальцы осторожно шарят под обросшими синевато-зеленой тиной камнями, внезапное ощущение живой затрепетавшей плоти под руками там, в крохотной подводной пещере… Выхваченный под жабры налим невелик, не больше столовой ложки, но случившийся здесь отец (он редко заглядывал в «бабье гнездо») внимательно разглядывает свернувшегося кольцом на дне бидончика усатого пленника и уважительно говорит: «Ну-у, ты добытчик…», а мать презрительно морщит нос — и незаметно теряет еще кусочек мальчишеской любви…

Помнил Олег, как первокурсником потерял девственность именно здесь, на чердаке, переделанном под жилую комнату, — за окном шальной полумрак белой ночи, неловкая и суетливая возня на кушетке-ветеранке, липкий страх от собственной неуклюжести и возможности неудачи — и распирающее ликованием чувство победы…

Воспоминания не вызвали ностальгического умиления — он по-волчьи оскалился, нащупывая в заборе доски с секретом. Потайной лаз за последние пять лет никто не обнаружил и заколотить не озаботился.

Присел на корточки у открывшегося отверстия, несколько минут просидел молча и неподвижно в неудобной позе, напряженно вслушиваясь и вглядываясь в темноту. Пока что ничего противозаконного он не сделал, пока еще можно развернуться и уйти. Отложить дело. Подождать другой удобный момент…

Где-то в глубине, в подсознании, таилась дурная надежда: может, не спят, может, что-то празднуют или крутят по ночному времени видак, мало ли на свете «сов», отсыпающихся днем, — тогда придется уходить, искать и просчитывать другие варианты, он все сделает, но не сейчас, позже…

Тишина стояла полнейшая, ни в одном окне на темнеющей громаде дома не видно признаков жизни — даже слабого света ночника или тусклого мерцания телеэкрана. Нет никаких достойных поводов к отступлению, надо входить, но не хочется, ой как не хочется…

В висках стучал учащенный пульс, лоб покрылся липкой испариной — тело нагло бунтовало против намерений мозга. Олег предвидел это.

Плоская фляжка нагрелась во внутреннем кармане, но хороший коньяк не водка, его ледяным не пьют, теплая и ароматная жидкость не запросилась обратно — глоток, другой, третий… достаточно, больше не стоит, иначе вскоре появится шальной кураж и чувство ложной безопасности.

Подождал немного, пока подействует; чтобы не терять времени, вытащил из кармана сверточек, раскатал и натянул на ботинки тряпичные бахилы, точную копию тех, что выдают посетителям иных клиник, но не белые, а самолично сшитые из прочной темной ткани кривоватыми надежными стежками…

Натянул чеченку… Достал тонкие латексные перчатки — надел две пары, одна на другую, и не расползутся, и пальцы почти не потеряли чувствительности… А коньяк пятилетней выдержки делал свое дело, лихорадочное возбуждение таяло на глазах, руки работали все тверже и уверенней…

Ну вот, все в порядке, единство души и тела достигнуто, пора… Он решительно двинул вперед рубчатую кнопку предохранителя и, с выставленным вперед стволом, нырнул в лазейку.

…Машинка в его руках по виду напоминала старинный обрез трехлинейной винтовки — любимое орудие кулацких расправ над сельскими активистами и прочими Павликами Морозовыми.

Однако, как ни странно, игрушка эта была произведена на заводе именно в таком виде и по науке именовалась: «Ружье охотничье одноствольное многозарядное ТОЗ-106». По мнению серьезных охотников, из безбожно укороченного ствола этой малышки 20-го калибра можно было завалить одну-единственную дичь: человека.

Но Олег и не собирался на волков, кабанов и медведей.

При его работе, когда приходилось мотаться по области с полным багажником товара (а то и с заваленной им же половиной салона) и бумажник при этом постепенно распухал от выручки, такая штучка под передним сиденьем очень даже полезна, не обязательно даже жать на спуск, тут один вид преисполняет полным к тебе уважением — сразу видно, не газовик, коих развелось нынче немерено, таскают все кому не лень и всякое почтение к силлуминовым этим пукалкам давно потеряно…

Он распрямился и застыл на несколько секунд неподвижно — вторжение, похоже, прошло незамеченным. Двинулся вперед и вверх уже без всяких колебаний, уверенно и ловко огибал едва видные в темноте препятствия: так, крыжовник… обходим слева… а тут между кустами сирени должен быть просвет, ветви тесно сплелись, но если поднырнуть… а это что-то новенькое… клумба, раньше не было… широкая, зараза, не перепрыгнуть, ну и ладно, недаром бахилы надевал, следы будут смазанные, не опознаешь…

Подошел вплотную к стене, остановился, опустил обрез стволом вниз, палец на спуске — если кто-то и разглядел его маневры во тьме, сейчас должен появиться, самое время — выскочить ли на крыльцо, или высунуть в форточку ствол дробовика, других вариантов и нет, и телефона в доме нет тоже…