Книга Охота на Сталина - Вячеслав Хватов

Начало смеркаться. Мишин взял с подоконника сделанный из гильзы подсвечник и, чиркнув спичкой, зажег огрызок свечи. Потом прикурил от потрескивающего огонька и устроился на топчане напротив Орловского.

— Откуда это в зоне комсомольцы эти взялись, — Орловский зевнул.

— А шут их знает? Говорят, на юго-западе обитали, да, видать, немцы их оттуда поперли, а здесь американцы… почикали.

Ночью Орловский проснулся от того, что почувствовал, что на него кто-то смотрит. И правда, рядом стоял комсомолец Семен Темрюков и сверлил его взглядом.

— Ты че?

— Да я это… Спасибо сказать хотел… Вот.

— А, ну пожалуйста. Заходите еще. Спать давай ложись, — Виктор зевнул.

— Да я не хочу уже. Я тут посижу, почитаю?

— А что есть чего?

— Вот, — Семен достал из-за пазухи потрепанную книжку.

Орловский нехотя приподнялся и взял ее в руки.

«Жюль Верн. Пятнадцатилетний капитан». Елки. Кругом черти-что твориться, а он о морях-океанах. Пацан ведь совсем еще. И чего тебя комсомолец-доброволец в Зону-то понесло?

— Держи, — Виктор вернул Семену книжку и укрылся тонким солдатским одеялом с головой, — читай на здоровье. Только учти, завтра наш комендант Сеня тебе за свечку голову открутит.

Семен как-то сразу прижился у них на базе. Можно сказать, стал «сыном полка». О своем комсомольском прошлом Мишин с Орловским ему строго-настрого запретили распространяться. Да и сам он, не будь дураком, держал язык за зубами. В дальние рейды Сеиена конечно поначалу никто не брал, но по окраинам Москвы бывший комсомолец шастал, наряду с другими новичками, не реже чем раз в неделю. Все-таки он родился и вырос, а главное, выжил в этом городе. Как потом оказалось западную часть Зоны Семен знал получше иных старожилов, но раскрывать своих секретов не спешил. Одним словом — прирожденный хантер. Даром что щуплый, зато выносливый и сообразительный.

В тот раз Виктор и Андрей, прихватив с собой Корку, отправились шерстить товарняк в Марьиной роще. В его опрокинутых вагонах, по непроверенной информации, могло уцелеть не тронутое мародерами зимнее обмундирование почившей в бозе Красной армии. Очень уж любили Лондонские мадамы щеголять в офицерских шапках-ушанках из барашка или каракуля. Впрочем солдатские из искусственного меха тоже шли нарасхват. Пользовалось спросом все: от бурок до валенок. Особым шиком у Лондонской богемы считалось заявиться на светский прием в папахе с красной звездой. Пусть не по погоде — зато больше ни у кого такого нет. В общем сейчас уже и котелок или штык от «мосинки» стал раритетом из Москвы.

Им повезло. От попавшего под бомбежку состава осталось только три вагона, один из которых почти полностью выгорел. Зато в двух других было столько добра, что «Шауни» — этот «Летающий банан» о двух винтах, пришлось гонять дважды. Зато пачка «зелени» у Орловского за подкладкой потолстела втрое.

Виктор с опаской косился на вертолет. И как эта херня летает? Век бы не знать. А ведь придется. В четверг им с Андреем предстоит перелет на этой мандуле с базы прямо в бывший Калинин. Зачем? Мазур молчит как рыба. Хмурится. Видать и ему, как и краснощекому молодчику Лейтону досталось на орехи за накладку: ихнего рейда в ВИАМ и зачистки комсомольцев.

Может его и Мишина тоже будут песочить? Врядли. Имели бы какие предъявы — сразу отправили бы в фильтрационный лагерь. Значит что-то другое.

Об этом другом Виктор думал два дня напролет, пока на косогоре за базой не опустился, поднявший своими двумя винтами облако пыли, сигарообразный «Шауни».

Летели где-то полчаса. Сначала Орловский, чтобы отвлечься от мрачных мыслей об аэродинамических качествах «банана», рассматривал проплывающие внизу обезлюдевшие деревеньки, с их казавшимися игрушечными домиками, потом это занятие надоело, и он принялся прикидывать сколько примерно еще нужно рейдов чтобы купить снайперскую винтовку. Или ну ее эту снайперку? Что он охотиться на кого-то будет? Приведем в божеский вид потрепанный «Калаш», купим к нему пару запасных рожков и цинк патрон, а оставшиеся баксы отложим на нормальный ОЗК с новым американским противогазом?

Виктор прикидывал, как бы половчее провернуть это дело и соображал, где можно будет повыгоднее продать старую амуницию. К их соседям в Степановке каждое лето приезжал родственник из райцентра. И приезжал, едва ли не каждый год, на новой машине. Покупал, обкатывал, подкашивал и перепродавал задорого. Бабка матрена, когда еще была жива, называла его не иначе как «шпекулянт». Вот и сейчас Виктор как «шпекулянт» планировал свой бюджет. От этих хозяйственных споров с самим собой его отвлек мягкий толчок под мягкое место. Прилетели.

Вертолет приземлился на американской военной базе неподалеку от Объединенного штаба СФОР в бывшем Калинине.

Вообще с названием этого города долго была какая-то неразбериха. Взявшие его немцы назвали Калинин Шульденбургом. Но дело в том, что с южной объездной железной дорогой они обломались. Из-за розы ветров весь загаженный радиацией юг и юго-восток Московской области никому на хрен был не нужен. Даже шедшие с Урала на приличной скорости эшелоны не проходили радиационный контроль в Бресте. Вязьма так и не стала основным перевалочным пунктом, на что так рассчитывали Гансы. А северная объездная железка была полностью даже не под американцами, а под англичанами. Пришлось чесать репу аж в самой рейхсканцелярии, и благодаря ошибке долдонов из «Абвера», идти на приличные территориальные уступки янкам и бобби. Карту Московской и лежащих к западу от нее областей кроили и перекраивали. В результате северной железкой получили возможность пользоваться и немцы, а Калинин же попал в зону совместного влияния коалиции под вычурным названием Нью-Бостон. Но продержалось это название не долго. Компромисс был найден. Калинину на радость СФОРовцам вернули старое дореволюционное название Тверь, и в здании бывшего Горкома устроили Объединенный штаб СФОР. Сильно объединенный. Вон над крышей ветер треплет не только «Юнион Джек», звездно-полосатый матрац и полотенце с хищными свастиками, а также жовто-блакитную тряпицу с обломанной вилкой и триколор с птичкой с лишней головой. Последние два флага говорили о том, что в штабе есть российский и украинский департаменты, занимающиеся продвижением демократии на землях дремучих славянских племен.

Виктор помнил этот район еще по прошлому посещению. Нынешняя Тверь немногим отличалась от Москвы. Почти все дома смотрели на изрытые воронками и ощетинившиеся противотанковыми ежами улицы пустыми закопченными глазницами окон. Таблички со старыми советскими названиями улиц кто-то сковырнул, а новых так и не появилось. Некому было переименовывать разбитые улицы разоренного города. Народу в Твери почти не осталось. Кто успел, удрал на восток, кто не успел, покоятся теперь на Волынском или Смоленском кладбищах, или просто в оврагах у Волги. Редкие «счастливчики», которым удалось выжить и прижиться при новой власти, носа из дома не показывают. Вон один такой, все же осмелился выйти на улицу, чешет вдоль разбитой стены парикмахерской. Воротник до ушей, шапка до плеч.