Книга Безнадежность - Колин Гувер

Мы целуемся и целуемся во всех возможных позах, не позволяя себе зайти дальше — туда, куда влекут нас наши желания. Мы целуемся до тех пор, пока я не перестаю чувствовать свои губы. Я измотана и опустошена, и когда Холдер прижимается лбом к моему лбу, не могу понять, мы всё ещё целуемся или уже нет.

Так мы и засыпаем — лоб ко лбу, завернувшись друг в друга. Молча. Больше не прозвучало ни слова, не говоря уже об извинениях.

Суббота, 29 сентября, 2012
8:40

Я поворачиваюсь набок и ощупываю постель, наполовину уверенная, что случившееся вчера было сном. Холдера здесь нет, но на его стороне кровати лежит маленькая коробочка в подарочной упаковке. Я сажусь, опираюсь о спинку кровати и беру коробочку. Долго смотрю на неё, прежде чем приподнять крышку и заглянуть внутрь. Там что-то похожее на кредитку, я достаю её и читаю.

Он купил мне карточку с предоплаченными эсэмэс. Большим количеством предоплаченных эсэмэс.

Я улыбаюсь, сразу ухватив суть этого подарка. Конечно, всё дело в сообщении, которое отправила ему Шесть. Он планирует похитить её девочку и получить от меня множество сообщений. Торопливо хватаю с тумбочки телефон. В нём одно эсэмэс, и оно от Холдера.

«Проголодалась?»

Такое коротенькое сообщение, но из него ясно, что гость всё ещё здесь, в доме. Неужели готовит мне завтрак? Прежде чем выйти в кухню, я чищу зубы, снимаю топ, натягиваю простенький сарафан и собираю волосы в хвост. Смотрюсь в зеркало и вижу в нём девушку, которой отчаянно хочется простить своего парня, но не раньше, чем он поползает перед ней на коленях.

Открыв дверь спальни, чувствую запах жарящегося бекона и слышу, как скворчит жир на сковородке. Топаю по коридору, поворачиваю за угол и притормаживаю, чтобы полюбоваться на Холдера. Он стоит у плиты спиной ко мне и что-то тихо напевает. На нём джинсы и простая белая футболка без рукавов. Ну вот, снова он как у себя дома — даже не знаю, как к этому отнестись.

— Я ушёл рано утром, — сообщает он, не поворачиваясь ко мне. — Опасался, что в комнату зайдёт твоя мама и заподозрит, что я пытаюсь тебя обрюхатить. Потом решил пробежаться, добрался вашего дома, смотрю — её машины нет. Вспомнил, как ты говорила, что в первый уик-энд месяца она отбывает куда-то торговать. Ну вот, я и решил купить продуктов — захотелось приготовить тебе завтрак. Вообще-то я набрал еды на ланч и ужин, но не будем торопить события. — Он поворачивается и окидывает меня неспешным взглядом с головы до ног. — С днём рождения! Классное платье. Я купил настоящего молока, хочешь?

Подхожу к барной стойке, не отрывая от него глаз, и пытаюсь проанализировать вылившийся на меня поток слов. Отодвигаю табурет и сажусь. Холдер наливает мне молоко, хотя я и не говорила, что буду его пить, и толкает стакан ко мне, улыбаясь от уха до уха. Прежде чем я успеваю глотнуть, Холдер наклоняется и берёт меня за подбородок.

— Мне нужно тебя поцеловать. У тебя такие поразительно вкусные губы, что я боюсь, не приснилась ли мне вчерашняя ночь.

Он прижимается ко мне ртом, и как только его язык касается моего, я понимаю, что у меня назревает проблемка.

Его язык, губы, руки творят волшебство, и если он продолжит в том же духе, я уже не смогу на него злиться. Я хватаю его за футболку и притягиваю ещё ближе. Он стонет, обхватывает мой затылок и зарывается пальцами в волосы. А потом внезапно отстраняется.

— Нет, — говорит он с улыбкой, — не приснилась.

Возвращается к плите, выключает конфорку и высыпает бекон на блюдо, где уже выложены яичница и тосты. Подходит к барной стойке и накладывает еду на мою тарелку. Садится и начинает есть. Всё это время он улыбается. И тут на меня снисходит озарение.

Я поняла! Я знаю, что с ним не так. Знаю, откуда эти приступы эйфории и бешенства, эта импульсивность и непоследовательность. Всё внезапно обретает смысл.

— А в «обеденный квест» можно играть за завтраком? — спрашивает он.

Я отхлёбываю молока и киваю.

— При условии, что я задам первый вопрос.

Он кладёт вилку.

— Вообще-то я предполагал, что вопросы будешь задавать только ты.

— Мне нужен ответ лишь на один.

Он вздыхает, откидывается на спинку и опускает взгляд на свои руки. Избегает встречаться со мной глазами — значит, понял, что я догадалась, и чувствует свою вину. Я наклоняюсь вперёд и впиваюсь в него пристальным взглядом.

— И давно ты сидишь на наркотиках, Холдер?

Он выстреливает в меня взглядом, некоторое время смотрит с непроницаемым выражением лица, и я не меняю позы, чтобы показать ему, что не сдамся, пока не услышу правду. Сжимает губы и снова опускает взгляд. Мне уже начинает казаться, что сейчас он сорвётся с места и убежит — лишь бы не говорить на эту тему, и вдруг я вижу на его щеке то, что никак не ожидала увидеть. Ямочку.

Он гримасничает, пытаясь сохранить невозмутимый вид, но кончики его губ неудержимо приподнимаются, и он разражается хохотом.

Нет, вы только посмотрите на этого негодяя — ржёт как подорванный!

— Наркотики? — выдавливает он из себя между приступами смеха. — Ты думаешь, я наркоман? — Наконец, до него доходит, что мне вовсе не весело, он обрывает смех, делает глубокий вдох и берёт меня за руку. — Скай, честное слово, я не сижу на наркотиках. Не знаю, с чего ты вдруг так решила, но я клянусь.

— Тогда что с тобой не так, чёрт возьми?!

Юмористическое выражение сползает с его лица, и он отпускает мою ладонь.

— Ты не могла бы выразиться точнее? — Откидывается на спинку и скрещивает руки на груди.

— Пожалуйста, — пожимаю плечами я. — Что произошло между нами, и почему ты ведёшь себя так, словно ничего не было?

Он ставит локоть на стол и смотрит на свою руку. Медленно обводит пальцем каждую букву татуировки, погрузившись в свои мысли. Знаю, молчание не принято считать звуком, но в этот миг наше молчание — самый оглушительный в мире звук. Холдер отрывает руку от стола и поднимает взгляд на меня.

— Я не хотел подводить тебя, Скай. Я всю жизнь подводил тех, кто меня любил, и тогда, во время ланча, я узнал, что и тебя я тоже подвёл. Так что… Я сбежал, пока ты не успела меня полюбить. Иначе, как бы я ни старался не разочаровать тебя, всё будет безнадёжно.

В его тоне — сожаление, печаль, просьба о прощении, но произнести эти слова вслух он по-прежнему не может. Он вёл себя как последний ревнивый придурок, но если бы тогда он выговорил всего лишь одно короткое слово, мы избежали бы почти месяца терзаний. Я качаю головой. Не понимаю. Никак не могу осмыслить, почему он не скажет: «Прости».

— Почему ты не можешь сказать это, Холдер? Попросить прощения?

Он наклоняется через стол и берёт мою руку, всматривается в меня тяжёлым взглядом.

— Я не прошу об этом… потому что не хочу, чтобы ты меня прощала.