Книга Нецензурное убийство - Марчин Вроньский

Сейчас парень миновал склад, рядом с которым рвался на цепи старый беспородный пес. Сторож сразу же приковылял, успокоил пса лаской и загнал в конуру.

— Добрый вечер, пан Новик, — поклонился Манек.

Инвалид пробурчал что-то себе под нос, поднимая руку к потрепанной фуражке.

Манек подошел к низкому, погрузившемуся почти по самые окна в землю каменному дому, который после наводнения, случившегося несколько лет назад, до сих пор еще слегка попахивал гнилью. Дверь в сени была приоткрыта. Никто, однако, перед ней не стоял. Лишь заглянув внутрь, парень заметил огонек папиросы.

— Что, Граба, мороза боишься? — спросил Манек, когда при взмахе руки огонек осветил лицо сидящего на ступеньках коренастого головореза со шрамом на щеке.

— А что? Снег падал, не хочу чахотку подхватить.

Они пожали друг другу руки.

— Уже почти все здесь, — добавил Граба.

— А ты чего на лестнице? Ты что, дворник? — пошутил Манек.

— Ну, дворник, не дворник… — Коренастый пожал плечами. — Куцый Цельку лапает, а меня злоба душит.

Манек серьезно кивнул. Каждый из них не раз был готов лопнуть со злости, что Бигай берет себе, что хочет. Но так ведь было всегда, пора бы привыкнуть. Тем более что корешам честно отстегивал долю, а если на него находило, то и добавлял чего. Но любовь есть любовь! Какая разница, что Целька и Граба разбежались уже месяц как, но когда кто-то обрабатывает твою бывшую, завсегда злоба душит.

Через узкую кухню, заставленную бутылками, они прошли в большую комнату, в которой стояли две кровати, стол, шкаф, пара стульев и табуреток, все разномастные. Бигай сидел на койке и чесал волосатую грудь. Потом хлопнул Цельку по заднице и загоготал:

— Ну доброй ночи, барышня!

Она взяла пальто и вышла, стараясь не смотреть на Грабу. Манек заметил, что у девушки новое платье в модную встречную складку. И чулки… похоже, что шелковые, как у лучшей курвы.

— А где Мелкий? — Куцый потянулся за папиросой.

— Холера его знает. Запил где или еще что, — пожал плечами Манек. — Я его сегодня не видел. Что это за новая работа? — спросил он, изо всех сил стараясь говорить безразлично.

— Американская. — Бигай подмигнул корешам. Показал на литровую бутыль на столе. — Пускай кто-нибудь разольет. А Мелкий, — он харкнул на пол, — все равно годится только кур щупать.

Они уселись за стол вшестером: Куцый, Манек, Граба, двое братьев Борковых и Здун.

— Утром мы поболтали с Усатым… — начал Бигай и в нескольких словах рассказал, в чем должна состоять завтрашняя работа.

Манек аж водкой захлебнулся, когда услышал, что они нападут на какого-то клиента из такси, которое приедет со стороны Десятки — нового района, где разные фраера из города ставили себе виллы. План был, как обычно у Усатого, четко продуманный. Сначала он проедет мимо них на бордовом автомобиле (Манек тут же подумал: «Курва, как выглядит бордовый цвет?!», — но Куцый сказал это так, как будто бы знал), и только потом появится такси с клиентом.

Под конец Куцый потянулся под топчан и вытащил старый чемодан, а из него — обернутые тряпками револьверы.

— Пушки?! — Здун, который уже давно беспокойно вертелся на жестком табурете, чуть не задохнулся. Табурет заскрипел, как будто вот-вот развалится. — Курва, Куцый, не моя специальность! Я честный вор.

— А кто позавчера ходил со мной на мокрое дело? — напомнил ему Бигай.

— Ходил, не ходил, не я ж его пырнул! — вскочил с места Здун, после чего добавил спокойнее: — Припугнуть фраера перышком можно, даже пушкой, но чтобы… Но, курва, Куцый, это какой-то нехилый ловкач. Он нас замочит.

— Ты не задарма работаешь, — буркнул Манек.

— А сам он что? Такой крутой и сдрейфил?!

Они заткнулись, когда Бигай отставил стакан и тоже встал.

— Не нравится тебе, отчаливай! — заорал он. — И молись, корешок, потому как — если что, буду знать, кто нас сукам продал! Только не пожалей… — Он повернул барабан револьвера и оттянул большим пальцем курок.

— Ну ты чего, Куцый? Я это так только … — Здун сел и выпил. Однако не помнил, когда в последний раз водка настолько у него не шла.

— Ладно. — Бигай вытер губы. — Кончаем лакать. А Усатый не сдрейфил, он сам сегодня на мокруху идет. Мы должны отвлечь внимание.

— Что ж ты раньше-то не сказал… — проворчал удивленный Граба.

— А чего языком молоть? Усатый говорил, что один фраер сегодня ночью повесится, — загоготал Куцый. — Мы ему только помощь окажем…

Четверг, 13 ноября 1930 года

Даже бокс не доставил Мачеевскому удовольствия. Особенно такой бокс! Однако он понимал, что с покалеченной рукой Леннерту трудно драться лучше. Когда тот несколько раз скривился от боли, наткнувшись правой перчаткой на защиту Зыги, младший комиссар перестал боксировать и отбивать удары и только уклонялся. Если б это был хотя бы технический поединок, а то — просто тебе боксерская школа для юных гимназистов! Хорошо, что тренер Шиманский ушел в другой конец зала и этого не видел.

A у младшего комиссара было большое желание кому-нибудь как следует врезать.

— И как? Дошло до тебя что-нибудь после нашего разговора? — спросил вдруг Леннерт. Он сменил ритм, сохраняя дистанцию, и атаковал левым боковым. — Говорю тебе, притормози, не то через пару лет с тебя вообще толку не будет. А тут еще кризис надвигается… Ух! — Он снова наткнулся. — Последний звоночек, чтобы ухватить пару злотых. Через год даже ментам могут прибавки урезать. Я знаю, что говорю.

Зыга стиснул зубы и вошел в ближний бой. Работая корпусом, бил раз за разом по ребрам. Ощутив исходящий от Леннерта жар, запах пота и одеколона, он взбесился, как хищник, почуявший кровь.

Это продолжалось не больше минуты. Адвокат сразу перевел в клинч, и им пришлось разойтись. Скривившись, Леннерт потряс пару раз правой рукой.

— Что ты сегодня такой психованный? — рявкнул он.

Мачеевский хотел, в свою очередь, спросить, почему приятель не упомянул ему об Ахейце. Хотя, с другой стороны, он что, должен был? Если Леннерт принимал участие в финансировании работ в Замке, то, естественно, его связывали с профессором какие-то дела. И он не Дух Святой чтобы знать, что Зыга интересуется Ахейцем.

— Извини, — буркнул младший комиссар.

— Что «извини»?! — крикнул Леннерт. — Боксируй, еще не время чаевничать!

Теперь уже Мачеевский следил за собой, чтобы отделить борьбу от собственных мыслей. А мысли копошились у него в голове, как белые червячки, откормленные перед рыбалкой. Вся эта неделя, это расследование… а шло бы оно! Даже Руже не позвонил… Все перестало складываться, когда он наткнулся на Гольдера.

Это очень по-польски, спохватился он, все валить на еврея. Холера, с любым другим он был бы осмотрительнее, а к этому заявился, совсем как идиот. На что он рассчитывал? «Ай, вай, помилуйте, пан начальник?!»