Книга Синдром Л - Андрей Остальский

Генерал держал в руках зеленую авоську.

Как только Шебякин скрылся из виду, Ниночка прыснула. Потом стала так хохотать, я думал, уж не истерика ли это? Но не выдержал и засмеялся сам. Так мы шли с ней по улице и заливались-хихикали, как сумасшедшие. А что, ведь и правда смешно!

Только когда дошли до площади Хо Ши Мина, наконец успокоились. Надо было прощаться. Я вообще не мастер жанра. В таких случаях теряюсь слегка, хотя виду не подаю.

Ниночка привстала на цыпочки и быстро клюнула меня в губы у всей площади на виду. Клюнуть можно, конечно, по-разному… Еще тот был клевок. Чувственный. Но не особенно заметный. По крайней мере, никто вроде бы не обратил на нас особого внимания.

«Не бросай меня, а?» — прошептала.

«Да нет, я…» — опять только и нашел, что ответить.

Ниночка отодвинулась в сторону, посмотрела на меня как бы с расстояния. Критически оценила. Сказала:

«Эх ты… я да я, да лошадь не моя».

«Хотел сказать тебе…» — но я опять замолчал, так и не договорив. Так ничего и не придумав.

«Ладно, не говори ничего…»

Помолчала какую-то секунду. Потом заговорила быстро-быстро:

«Слушай, будь человеком… выполни одну просьбу… Сходи со мной сегодня вечером в гости к подруге моей, а? Ну что тебе стоит? Мне без кавалера к ней приходить неловко. Невозможно просто… После того, что у нас с тобой было, я никого другого рядом с собой видеть не смогу… А тем более флирт изображать, ухаживания принимать… Тошно мне будет… Можешь ты такое понять? Ну, пожалуйста, окажи милость такую…»

Я твердо собирался отказаться — только мне еще подруг каких-то не хватало! Но Ниночка смотрела своими маленькими серыми глазками так жалостливо, так просительно, так по-детски доверчиво, что отказать ей мне стало невмоготу.

«Ну, хорошо, только ненадолго, на пару часов, не больше… что за подруга хоть?» — спросил я. И сам себе удивился. Не замечал я вроде за собой раньше жалостливости такой… Да никакой вообще жалостливости не замечал, если честно…

«Подруга нормальная… одноклассница моя. Из хорошей семьи… академической. Ну, воображает о себе иногда, конечно, но на самом деле ничего», — сказала Ниночка.

Ну, ладно, думаю, черт с ней, не убудет от меня, в конце-то концов… Схожу к подруге академической.

Откуда же мне было знать, какой это будет поворот в сюжете! Какой черт из какой машины на белый свет в тот вечер вылезет…

Ох-хо-хо…

Глава 7.

Ш.

Как же меня поразил тот звонок! Звук незнакомый, чужой. И главное — какой-то печальный или даже немного зловещий. Но что за вздор? Быть этого не может! Я же с детства знаю, как звучит наш дверной звонок. Разбуди ночью, и я спою: тьюнь-тюнь-тюинь… А сейчас? Ведь явно на полтона ниже! И с каким-то новым протяжным окончанием — тю-у… Точно подменили его. Но ведь сегодня с утра приходил почтальон, и звонок тренькал самым обычным, привычным образом. Кто же мог его подменить в течение дня? Отец был на работе, меня тоже целый день дома не было. Мистика…

Я вдруг смутно вспомнила: кажется, кто-то, когда-то, сто лет назад, рассказывал мне про звонок производства завода имени Ворошилова. Что вроде бы с ним такое бывает. Со временем тональность звука меняется. Что-то там изнашивается, и так далее. Кто его знает, может, наш изготовлен именно там, на ворошиловском? Так или иначе, мистика наверняка имела самое прозаическое объяснение. Но мне все равно показалось, что это предзнаменование какое-то. Как в Пятой симфонии Бетховена — стук судьбы в дверь: ту-ту-туту-у!

Звонок тренькал все более требовательно, все более нетерпеливо. Я подошла к двери с некоторой опаской. Заглянула в глазок. О, какое облегчение! Это всего лишь Нинка! Я чуть не забыла, что она в тот вечер опять напросилась ко мне в гости.

А я-то, между прочим, полагала, что больше никогда ее в жизни не увижу. Думала: ну вот, теперь уж все! Сказанного и сделанного не вернуть. Она черную обиду затаила, и я никогда не прощу ее за то, что ей наговорила. За свою же болтливость. Но это ведь обычное дело: людям труднее всего прощать другим свои собственные глупости или мерзости, а тем более откровенность. Так странно мы устроены.

В общем, я сильно удивилась, когда она позвонила по телефону как ни в чем не бывало и говорит радостно так:

— Ну ладно, подруга… Не сердись на меня, и я не буду… Давай не будем дуться…

Я немного растерялась, особенно тон ее меня поразил: с чего вдруг радость такая? Или это игра, чтобы меня как-то уесть? Я никак не могла понять, что происходит, а потому буркнула что-то типа: угу. Чтобы просто не молчать. Как хочешь, так и понимай.

И потом ушам своим не поверила: она в гости просится!

Я не знала, как реагировать. Конечно, первый порыв был — послать на малое количество букв. Сказать: знаешь, что, дорогая, хватит! Надоела ты мне хуже горькой редьки! И я тебе — наверно, не меньше. Так зачем же мучить друг друга? Давай хоть передохнем маленечко…

Но пока я искала формулировку, она мурлыкала что-то такое дружелюбное в трубку. Типа: обе мы хороши… чего обижаться? Что поделаешь, раз мы друг у друга такие?

И доконала меня вот чем. Вдруг говорит:

— Ты знаешь, со мной кое-что случилось… Кое-что произошло… невероятное… в общем, я так счастлива… Не знаю даже, как выразить это словами. Никогда ничего подобного в жизни не испытывала…

В общем, поразила меня. Что же это такое могло случиться в ее многоопытной жизни, чтобы моя развратная, циничная, все на свете испытавшая Нинка так одурела? Чтобы такой счастливый бред несла? Вернее: кто это, кто в ее жизни случился? Ведь только недавно снисходительно читала мне лекции про девичью влюбленность и ее последствия. Но я удержалась — хоть и с трудом. Так уж и быть, не стала ей напоминать.

Любопытство — великая сила. Впрочем, готова спорить: нет такой женщины, которую такой крутой поворот в жизни ближайшей подруги не взволновал бы. Ради такого все забыть и простить можно, ну на некоторое время хотя бы. Из любой апатии выйдешь. Со смертного одра встанешь.

— Кто же он? — спрашиваю. — Я его знаю?

— Нет, — заливается она беззаботным смехом. — Не знаешь, не знаешь!

И вот теперь — пожалуйте, явилась, не запылилась. Одна, интересно, или с невероятным своим хахалем?

Посмотрела еще раз в глазок: похоже, что хахаль имеет место быть. Разглядела я вроде бы кусок плеча в кожаной куртке, что ли. Любопы-ытно!

Открыла, Нинка сразу ввалилась, даже не заметила, как меня грудью оттолкнула. В таком была маниакале. Сразу заверещала:

— Что не открываешь? Мы уж думали, тебя дома нет! Чуть было не развернулись и не ушли! Правда, Саша? Вот: это — Саша. Я ведь правильно делаю — представляю сначала мужчину — женщине, тем более, что она — хозяйка дома? А не наоборот? Невзирая на возраст, правильно?