Книга Явление - Дидье ван Ковелер

Я могла бы сослаться на все что угодно: усталость, острая пища, эмоциональное состояние, нетерпение оставшихся внизу и ждущих, когда же я наконец закончу… В любом случае впечатление сужения радужки слишком субъективно, слишком зависимо от моего собственного зрения, чтобы позволить мне делать из этого хоть какой-то вывод. А вот феномен, который я только что обнаружила, передвинув офтальмоскоп на миллиметр к краю нижнего века, напротив, должен был бы свалить меня с лестницы. А я остаюсь спокойна. И прошу, чтобы мне подали лупы и биомикроскоп: проверяю его наличие в правом глазу и прихожу к заключению, что это не неровность полотна, не следствие слабого плетения поперечных нитей, не выпуклый мазок кистью.

В четырех местах я констатирую совершенно очевидные признаки артериальной микроциркуляции крови, и каждое повторное обследование подтверждает это.

* * *

На помощь! Не слушай ее, не верь факсу, которого посылает тебе, она заблуждается, Дамиано, она попала под влияние увеличителя фотографий, потому что он влюбился в своего приятеля, катаясь на русских горках, вот она и видит то, что видит он, умоляю тебя, не верь ей, забудь о ней, найди ей замену, еще не поздно направить нового эксперта, который будет прислушиваться лишь к голосу своего разума и который сумеет ничего не увидеть, прости меня, Дамиано, это я направил тебя к ней, из-за ее борьбы против Лурдских чудес, это я привлек твое внимание к журналу, где была статья о ней – или же это простое совпадение, и мы независимо друг от друга пришли к единому выбору, – какая теперь разница, главное, найти другого человека как можно скорее, сразу после того, как прочтешь факс, выползающий позади тебя из аппарата на стеклянном столе, давай же, обернись, читай и действуй, милый Дамиано, заклинаю тебя…

Послушай меня… Кардинал Дамиано Фабиани, вицедекан Священной коллегии, хранитель тайных архивов Ватиканской библиотеки и адвокат дьявола, я обращаюсь к тебе, я твое наваждение, твой последний бой, твоя лебединая песня и твоя финальная месть, услышь меня! Не засыпай, склонившись над тарелкой с макаронами в сердце бетонного склепа, погребенного на глубине шести метров под землей, я знаю, ты теряешь счет времени, когда единовластно царствуешь в самом сердце бункера над наследием человечества, но сейчас не время ослаблять хватку. Впрочем, нет, лучше засыпай, если уж мой голос не доходит до твоего сознания во время молитв. Ты стар, Дамиано, твои силы на исходе, ты остался совсем один, и груз хранимых тобой тайн слишком тяготит тебя, все прочие свидетели тех событий уже отошли в мир иной, и ты скоро последуешь за ними. Мы оба это знаем, прекрасно знаем, почему преемник Иоанна Павла I доверил тебе настолько почетный, насколько и неизвестный широким кругам пост, пост, не значащийся в папском ежегоднике, пост, ледяной воздух которого подтачивает твои легкие с каждым вдохом, пост, который должен был бы убить тебя еще лет двадцать назад, – и ты умрешь, Дамиано Фабиани, ты сможешь умереть, потому что твоя месть вот-вот свершится. Ты помешаешь понтифику причислить меня к лику святых, и это перевернет расстановку сил в следующем конклаве; реакционно настроенные кардиналы, которым ты обещал, что нимб святого не увенчает голову индейца, единодушно проголосуют за твоего ставленника, и ты – они даже ничего и не успеют заподозрить – исполнишь волю твоего друга, Иоанна Павла I, новым Папой станет истинный реформатор, бедняк среди таких же бедняков, и ты уже с высоты небес, как ты любишь выражаться, пошлешь их всех подальше, если, конечно, сможешь осуществить задуманное. Мое положение слишком незначительно, чтобы я мог что-либо обещать, но все же прислушайся к моим словам, Дамиано. Не останавливайся так близко от цели.

Вот так, ты погружаешься в сон, я завладеваю твоим разумом и чувствую, что ты слышишь меня. Ты должен немедленно отозвать доктора Натали Кренц и направить на задание нового офтальмолога. Почему бы не профессора Манневиля, владельца клиники, где она работает? Насколько я понял, у них очень натянутые отношения, и он наверняка придет в восторг от возможности опровергнуть ее заключения. Разве нет? Если нам повезет, он, ко всему прочему, окажется расистом и разделит чувство отвращения, которое я внушаю доброй трети Римской курии. Как думаешь, Дамиано? Ты согласен?

Глухой гул заставляет его вздрогнуть. Кто-то пришел на аудиенцию. Он ежится, долго откашливается, откладывает копию Библии Гутенберга с готическими письменами – древнейшую книгу в мире, оригинал которой навеки запечатан в одном из встроенных в стену обшарпанных стальных сейфов. Потом ощупью находит пульт от установленного слева от него экрана. Появляется изображение безобразно увеличенной головы кардинала Солендейта: камера наблюдения установлена слишком высоко над входной дверью. Он нажимает на другую кнопку, чтобы приказать швейцарским гвардейцам еще минут пять попридержать префекта Конгрегации обрядов снаружи.

Да нет же, Дамиано, не трать времени на этого угрюмого и сварливого, так пагубно влияющего на тебя старика. Этого лжеца, притворяющегося твоим другом и ставящего тебе подножки еще со времен семинарии. Обернись, факс уже здесь, прочти его, хорошенько обдумай, вспомни о непродолжительном сне, помогшем тебе советом… Не расходуй свою энергию на церковные склоки с этим кислолицым человечком, при каждой встрече пробуждающим твою язву!

Наконец-то ты заметил факс. Ты подхватываешь его, надеваешь очки и читаешь.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Выдается по требованию

Я, нижеподписавшаяся Натали Кренц, доктор медицинских наук, удостоверяю, что в результате проведенного мной сегодня офтальмоскопического исследования глаз, проявившихся на полотне, называемом «тильмой Хуана Диего», мной были обнаружены, помимо отражений, подчиняющихся закону Пуркинье-Самсона, признаки артериальной микроциркуляции крови.

В связи с этим я заявляю о невозможности утверждать, что абсолютно реалистичное воспроизведение вышеупомянутых окулярных процессов может являться результатом работы художника, в каком бы веке он ни жил. Дисторсия отражений, повторяющих линию изгиба роговицы в полном соответствии с аналогичным явлением в человеческом глазе, не позволяет при нынешнем уровне развития науки и в рамках моей специальности дать научное объяснение возможности подобного явления на плоской поверхности.

Дамиано снимает очки, улыбается, комкает листок и отправляет его в бумагоуничтожитель. И это все? Боже мой, да как же устроены эти кардиналы? Уже монсеньор Сумаррага был при моей жизни сущей загадкой для меня, с этой его придумкой заточить меня ради освобождения моего народа. Четыре века прошло с тех пор, а я бы не сказал, что мое взаимопонимание с церковными властями улучшилось.

Фабиани берет тарелку с макаронами, открывает одну из металлических заслонок, включает подъемник для подачи блюд из кухни, поправляет на плечах шерстяной плед, помогающий ему выдерживать постоянно поддерживаемую температуру в восемнадцать градусов, заложив руки за спину и низко опустив голову, ходит взад-вперед по залу с сейфами, пересчитывая глазами плитки мрамора на полу. Он вспоминает, как, впрочем, и каждый раз, когда я гощу в его мыслях, о десяти днях счастья, которые ему довелось познать на земле, тем летом 1978 года, когда через две недели после своего избрания Иоанн Павел I вызвал его, тогда простого епископа, секретаря Префектуры по экономическим вопросам, чтобы поручить ему провести расследование финансовой деятельности банка Ватикана.