Книга Лев мисс Мэри - Эрнест Хемингуэй

Сочувственное отношение к животным, однако, было быпривнесено в текст извне – читателем. Сам автор любуется подстреленными львами,леопардами, носорогами, буйволами, сернобыками, различными видами антилоп ит. д. (исключение составляют гиены, к которым он испытывал отвращение икоторых считал необходимым отстреливать), но жалости к ним не чувствует. Ихсмерть от пуль охотника-в порядке вещей. Некоторая доля «экологическойсознательности» возникнет в позднем «Льве мисс Мэри», где Хемингуэй иногдапредпочитает наблюдать за жизнью зверей, не убивая их. Однако если учесть, чтов главном бескровном эпизоде – ночной вылазке в третьей части «Льва мисс Мэри»– автор вооружен лишь копьем и отправился на охоту в одиночку, чтобыподтвердить действием свое очередное хвастовство, для чего самого выхода вполнедостаточно, то и здесь фактор сохранения дикой природы и жалости к живымсуществам оказывается несколько оттесненным на задний план.

Итак, Африка и охота – центральные мотивы произведений,вошедших в настоящий сборник. И то, и другое доводится до читателя черезвосприятие автора-героя, прежде всего – как предметы живейшего интересапоследнего. И это вполне практический интерес.

Быть бесстрашным охотником и лучшим стрелком (а такжерыбаком, пьяницей, драчуном, солдатом, матросом и т. д. ит. п. – одним словом, «настоящим мужчиной») ничуть не менее важно,чем быть великим писателем, полагал Эрнест Хемингуэй. Африка привлекала его задолгодо 1933 года, когда он впервые оказался на экзотическом континенте. По мыслиХемингуэя, полностью освоенная территория Соединенных Штатов больше непредставляла интереса для любителя острых ощущений, желающего помериться силамис дикой природой; времена «фронтира» отошли в далекое прошлое, современномуискателю приключений негде развернуться в Америке, где наступление цивилизацииобернулось исчезновением огромной части былых богатств и осквернениемоставшихся («С нашим появлением континенты быстро дряхлеют»).

К 1930-м годам количество дичи в Африке уже стремительноприближалось к критической отметке: охотники-спортсмены, собиратели шкур ирогов, съезжались сюда с середины XIX века; значительно постаралиськолонизаторы-европейцы. Но по сравнению с Америкой здесь был простор дляпокорителя природы и царя зверей – настоящего мужчины. Здесь находился ещеодин, де военный и не морской, но охотничий полигон для проверки«хемингуэевского мужества», его «доктрины героизма». Охота на крупного зверядавала Хемингуэю возможность еще раз доказать – окружающим и себе – своюфизическую силу, храбрость перед лицом опасности, твердость духа, умение выжитьв экстремальных условиях. «Ничо не боюся!» («Fraid o`nothing!»), – кричалХемингуэй, будучи маленьким мальчиком. Став взрослым, он каждый миг своей жизнидоказывал собственное бесстрашие. Выстрел, разбудивший жителей усадьбыХемингуэя в Кетчуме, штат Айдахо, 2 июля 1961 года, не просто поставил точку вжизни нобелевского лауреата за девятнадцать дней до его шестидесятидвухлетия;эту точку поставил он сам, следуя непреодолимому (уже подстегиваемомупаранойей) желанию не спасовать и перед смертью.

До того, как отправиться в Африку, Хемингуэй много читал оней, но реальность превзошла его ожидания. Ощущение неповторимости собственногоопыта было, возможно, одним из стимулов, заставивших его взяться за перо:прочитанные ранее книги меркли перед тем, что он пережил в Африке сам.

На материале хемингуэевской «африканы» можно очертить кругчтения самого Эрнеста Хемингуэя. Первая глава «Зеленых холмов Африки» излагаетэпизод встречи охотников с неким Кандиским (настоящее имя – Ганс Коритшонер) –австрийцем, презирающим охоту и жаждущим обсудить известных литераторов. «ПоэтХемингуэй», фамилия которого известна Кандискому (иначе тот рисковал бы и вовсене попасть на страницы правдивой истории), поддерживает беседу без особогоэнтузиазма, но отзывается о десятке с лишним литературных имен, среди нихГ.Джеймс, Твен, Киплинг, Флобер, По, Мелвилл, Эмерсон, Готорн, Торо (последний– единственный, кого он «не удосужился прочесть»). Из классики XIX века втексте упоминаются также Толстой, Тургенев, Стендаль… список можно продолжить.Однако классик XX столетия с удовольствием поглощал и куда менее «серьезные»образцы художественной прозы (Бирмингам, Хэнли) – в основном, приключенческиероманы, – а также воспоминания путешественников, книжки по истории,популярной географии, – одним словом, по близкой его образу жизнитематике. Основываясь на высказанных в «эссеистических» фрагментах «Зеленых холмовАфрики» и «Льва мисс Мэри» замечаниях по поводу прочитанного, можновосстановить некоторые особенности его собственной позиции – в литературе и внеее: «…Я устроился в обеденной палатке и стал читать книгу об одном человеке,который в свое время героически командовал подводной лодкой, был страшновезучим, а под конец ужасно непокорным и написал эту полную ложной скромности игоречи книгу. В тот год вышло много книг о беглецах, альпинистах, водолазах,бывших летчиках, подводниках всех национальностей, искателях приключений вАфрике, людях „Мау-мау“, и одна необычайно хорошая книга полковника Линдберга,читая которую можно было ясно представить себе Линдберга-человека и вместе сним совершить опасный, удивительный и интересный перелет через Атлантику» («Левмисс Мэри»).

Выделенная из потока печатной продукции книга Линдбергасоответствует пристрастиям и интересам Хемингуэя-читателя («ясно представитьсебе человека» и «совершить вместе с ним»): с головой погрузиться в мирпроизведения, ощутить себя главным героем и прожить его приключения как свои. Отом же свидетельствует и целый ряд пассажей из «Зеленых холмов Африки»(«…благодаря Тургеневу я сам жил в России, так же как жил у Будденброков…» ит. п.).

Одновременно за всем этим кроется и определенная авторская«программа», подспудно формулируются собственные творческие задачи,предоставляется своего рода «инструкция» читателю: чего следует ожидать отпроизведений Хемингуэя, а что там искать бесполезно. К последнему разрядуотносятся «разговоры» из первой части «Зеленых холмов Африки»: все они не болеечем «литературная болтовня», которая ничего не значит. Умные беседы – пустаятрата времени, не достойная настоящих мужчин; в этом смысле просьба Кандискогов первой главе «Расскажите мне о Джойсе – какой он?» явно перекликается скомичным диалогом в десятой:

«– А кто такой Джойс?

– Чудный малый, – сказал я. – Написал„Улисса“.

– „Улисса“ написал Гомер, – сказал Старик.

– А Эсхила кто написал?

– Тоже Гомер, – сказал Старик. – Вы меня непоймаете».

Хемингуэй рассказывает Филипсу «литературный анекдот» оДжойсе, а также упоминает других своих знакомых – крупнейших представителеймировой литературы XX века: Э. Паунда, Дж. Дос Пассоса, о которых егособеседник впервые слышит. Ответ на вопрос австрийца, таким образом, адресованСтарику – и абсолютно лишен смысла.