Книга Римский Лабиринт - Олег Жиганков

— Женщину? — подхватил Адриан. Краем глаза он заметил Анну, стоявшую на другой стороне дороги. Через минуту-другую она будет здесь. — Да, — кивнул он уверенно. — Думаю, что нашёл.

Он видел, как тень зависти, почти ненависти промелькнула в глазах Альбины.

— Да? И кто же она? Твоя медсестра? — спросила она язвительно.

— Ну почему же медсестра? Я ещё вполне здоров.

Он глядел теперь, как Анна переходила улицу. Она была неотразима в своём белом платье, напоминающем лёгкие римские туники. Она шла исполненной грации и лёгкости походкой — спина прямая, как у всадника, стан гибкий. Золотые волосы покачивались при каждом её шаге и переливались на солнце тёплым, манящим светом. Прохожие оборачивались, чтобы посмотреть вслед этой молодой римской богине во плоти. Сердце Адриана заколотилось сильнее.

— Её зовут Анна, — сказал он.

Глава 19. В которой Пьетро первым нападает на борова

Время убивать, и время врачевать.

Екклесиаст 3:3

1214, 7 июня, Абруццо

Ростом мальчик был чуть выше овечки, но его пушистые братья меньшие с уважением пропускали Пьетро, как будто даже низко кланялись, когда уверенной походкой мальчик направлялся куда-то сквозь согнанное на деревенский двор стадо. Наблюдая за своим сыном из окошка, Мария подумала, что, возможно, когда-то он станет добрым пастырем, помазанником Божьим, таким, как братья Вальдо и Франциск. А в том, что Пьетро особенный, у Марии сомнений не было. Даже в том, как слушались маленького мальчика овцы, она замечала предзнаменование его избранности. Мария давно уже решила посвятить этого ребёнка Господу, но для этого надо было ещё вырастить его, сохранить живым и здоровым.

А это было не просто. Их семью уже коснулась язва — болезнь, которая пришла в деревню из города. В горячке сгорела по крайней мере треть Изернии и четверть их деревни. Их семью ударило в самое сердце: в один день умерли старшая дочь, невеста уже, и муж, Ангелериус. Сама Мария чудом осталась в живых — думала, не выйдет уже из горячки. Но милостив Господь — на кого же детей малых оставлять? Выжила. Тянула на себе всё хозяйство, ухаживала за детьми.

Со смертью мужа семейство быстро обеднело, как мелеет пруд, когда прорывается плотина. Кажется, вот ещё чуть-чуть — и дети будут голодать, и ты будешь задыхаться, хватать ртом воздух, как рыба, оказавшаяся на отмели. Но каждый раз Бог миловал, и семейству хватало пищи.

Тем временем маленький мальчик приблизился к цели своего похода, и когда Мария увидела, в чём эта цель состояла, кровь застыла у неё в жилах.

— Нет! — закричала она что было сил, но было уже поздно. Маленькая цепкая ручка, потянувшись вперёд и вверх, крепко ухватила колечко кабаньего хвоста и дёрнула вниз.

Мария стремглав вылетела из хижины и побежала, спотыкаясь об овец и расталкивая их, к тому месту, где происходила расправа над её милым сыночком, к тому месту, от которого испуганно отпрянули овцы и откуда доносились крики Пьетро и храпение рассвирепевшего борова. Когда Мария прибежала к загону, она увидела, как боров топчет Пьетро копытами, рвёт ему клыками грудь, кусает за голову, лицо. Пьетро душераздирающе кричал от боли.

Мария прыгнула на кабана, но тот не обратил на неё никакого внимания, словно она была не человек, а муха, и продолжал рвать плоть её сына. В руке Марии блеснул нож — она сама не помнила, откуда он у неё взялся. Мария всадила клинок в шею борова, и тот наконец заметил её. Он бросил грызть Пьетро и в бешенстве попытался стряхнуть женщину со спины. Но она вновь всадила в него нож, и ещё, и ещё… Тягучая и липкая, как эль, кровь ослепила Марию, залила ей лицо и глаза. Но она продолжала колоть и колоть ревущее и хрипящее тело, пока то не обмякло и не рухнуло на землю, корчась в предсмертных судорогах.

Мария бросила нож и вытерла кое-как глаза. Со всех сторон к ним уже сбегались дети и родственники. Она кинулась к телу своего сына, которое неподвижно лежало в луже крови, подхватила его и понесла к колодцу. Там положила его на землю и окатила водой из ведра. Кровь стекла с водою, но Пьетро не пошевелился. Мария вновь набрала воды и снова вылила на сына. На этот раз ей показалось, что его голова шевельнулась — может быть, от потока воды. Она упала перед ним на колени, и слёзы хлынули из её глаз на раны сына, на его окровавленное, изуродованное лицо.

— За что, Господи? За что? — рыдала она. — Конечно, бери его, если хочешь, бери сейчас — ведь он и так Твой. Но если Ты хочешь, чтобы он ещё послужил Тебе на земле живых, то верни его к жизни!

Большие глаза Пьетро дёрнулись, а потом медленно открылись. Марии показалось, что она видит отражённых в них ангелов. Или это были её дети, которые стояли вокруг? В тот момент она поняла, что Пьетро будет жить. Как же иначе? Ведь он будет служителем Божиим. И именно поэтому демон в свиной плоти посягал на его жизнь.

— Спасибо Тебе, Господи, — сказала Мария так, что все кругом могли слышать её. — Отныне мой сын Пьетро Ангелериус — облатус. Я посвящаю его на служение Всевышнему.

В обмен на тушу борова Мария получила из города лекарство от ран. Пьетро с каждым днём чувствовал себя лучше и лучше. Раны постепенно затянулись. Дольше всех заживала рана на лице, которая в конце концов оставила в память о себе большой рваный рубец — он никогда уже не даст Пьетро забыть, что каждый день жизни — это дар от Бога.

Глава 20. Боги Рима

La v;rit; ne fait pas tant de bien dans le monde que ses apparences y font de mal.

(Не так благотворна истина, как зловредна её видимость.)

Герцог Франсуа де Ларошфуко

(1613–1680). «Максимы и моральные размышления» (пер. Э. Л. Линецкой)

2007, 18 сентября, Рим

Когда Анна заметила, что Адриан был не один, было уже поздно что-то скрывать. Он приветливо помахал ей, приглашая подойти.

— Анна, вот, познакомьтесь: Альбина. Моя бывшая… фиансе.

Он видел, как лицо Альбины передёрнулось при виде Анны. Женщины поздоровались с формальной улыбкой. Адриану было жаль Альбину, и в то же время он ликовал — ведь не он же всё это устроил.

— И что же вы, — с притворным интересом спросила Альбина, — собрались куда-то?

— Мы решили немного погулять по Ватикану, — ответила Анна. — Адриан… профессор знакомит меня с архитектурой Рима.

— Адриан… профессор… архитектура, — проговорила Альбина, глядя на него и качая головой. Потом она смерила взглядом Анну и сказала с притворной вежливостью: — А знаете, милочка, вы мне кого-то очень напоминаете. Похоже, действительно ничего не изменилось с профессором — не было возможностей, как он сам признаёт. А вы знаете, где этот человек провёл последние семь лет? Или десять? Адриан, напомни мне.

Адриан побледнел.

— Да, он об этом мне рассказал, — холодно кивнула Анна. — Впрочем, я это и сама знала.