Книга Воскресный философский клуб - Александр Макколл Смит

Она раздвинула шторы. Был ясный весенний день, по-летнему начинало пригревать солнце.

— Он сказал, что это стихотворение нечестное, хотя я считаю, что там есть несколько чудесных строчек. А потом, в «Письмах из Исландии», он написал то, что не имеет никакого смысла, но звучит великолепно. «И у портов есть названия для моря». Это потрясающая строчка, не правда ли? Но она не имеет никакого смысла, не так ли, Грейс?

— Да, — согласилась Грейс. — Я не понимаю, как это порты могут давать названия морям. Не понимаю.

Изабелла снова потерла глаза.

— Грейс, мне хочется прожить хотя бы один день без забот. Вы попробуете мне помочь?

— Конечно.

— Вы сможете подходить к телефону? Говорите всем, что я работаю, — а я действительно намереваюсь поработать. Сообщайте, что я смогу перезвонить завтра.

— Всем?

— Кроме Джейми. И Кэт. С ними я поговорю, хотя надеюсь, что они не позвонят сегодня. Всем остальным придется подождать.

Грейс одобрила такое решение. Ей нравилось контролировать все и вся, а просьба отшить кого-нибудь была самым желанным поручением.

— Давно пора, — заявила она. — Вы никому не можете отказать. Это нелепо. Вы заслуживаете, чтобы у вас было хоть немножко времени для себя.

Изабелла улыбнулась. Грейс была ее самым верным союзником. Какие бы разногласия между ними ни возникали, в конечном счете Изабелла знала, что Грейс твердо стоит на страже ее интересов. Это была преданность того сорта, которая стала большой редкостью в наш век потакания своим слабостям. Это была одна из тех старомодных добродетелей, которые без конца превозносили ее коллеги-философы, но которых им самим недоставало. А Грейс, несмотря на ее склонность осуждать некоторых людей, обладала многими другими добродетелями. Она верила в Бога и в то, что в конце концов Он поступит по справедливости с теми, с кем обошлись несправедливо; она верила в то, что человек должен трудиться, и в то, что важно никогда не опаздывать и не пропускать день из-за «так называемой болезни», и она верила, что никогда нельзя игнорировать просьбы о помощи, от кого бы они ни исходили, — даже если этот человек в чем-то провинился. Это было истинное великодушие, подчас скрывавшееся за резким тоном.

— Вы чудесная, Грейс, — сказала Изабелла. — Что бы мы все без вас делали?

Изабелла проработала все утро. С почтой прибыло еще несколько материалов для «Прикладной этики», и она записала их в тетрадь, которую завела для этой цели. Она подозревала, что от некоторых из этих статей придется отказаться. Но одна из них, «Азартные игры с точки зрения этики», сразу же ее заинтересовала. Какие этические проблемы приходится решать заядлому игроку? Если у вас, например, шестеро детей, что часто встречается у игроков со стажем (другого рода риск?), необходимо их обеспечивать. Но если человек не стеснен в средствах и ему не нужно ни о ком заботиться, стоит ли его осуждать, если он поставит на кон не последнее су, а лишнее? Изабелла задумалась. Последователи Канта ни на минуту не усомнятся в ответе на этот вопрос, но в этом-то и проблема: теория морали у Канта слишком прямолинейна, слишком предсказуема — впрочем, как и сам Кант, подумала она. В чисто философском смысле, должно быть, очень трудно быть немцем. Гораздо лучше быть французом (безответственным и игривым) или греком (серьезным, но не лишенным живости). Конечно, ее собственному происхождению можно позавидовать, подумала Изабелла: шотландская философия здравого смысла, с одной стороны, и американский прагматизм — с другой. Это идеальное сочетание. Конечно, не стоит сбрасывать со счетов и годы, проведенные в Кембридже, где она познакомилась с работами Витгенштейна,[39]в частности с его философией языка, но это никому еще не вредило, если не забыть в зрелом возрасте от нее отказаться.

А я — отчего бы не признать этот факт? — уже достигла зрелости, подумала Изабелла, глядя в окно кабинета на сад с его роскошными кустами и распустившейся белым облаком магнолией.

Она выбрала одну из наиболее интересных, с ее точки зрения, статей, чтобы прочесть этим утром. Если статья окажется и впрямь хороша, то сегодня днем ее можно послать рецензенту, и таким образом ее чувство долга будет удовлетворено, а это так ей сейчас необходимо. Название статьи привлекло ее внимание — главным образом из-за актуальности проблемы, которая решалась на популярном материале: честность в вопросах, связанных с генетикой. Изабелла подумала, что ее просто забросали статьями о правдивости. Сначала та статья о честности в сексуальных отношениях, которая так ее позабавила и на которую уже пришел благоприятный отзыв от одного из рецензентов журнала. Потом возникла проблема с Тоби, которая внесла дисгармонию в ее собственные этические представления. Кажется, мир основан на лжи и полуправде того или иного рода, и одна из задач этики — помочь нам с этим разобраться. Да, вокруг так много лжи, и тем не менее сила правды никоим образом не ослабла. Разве Александр Солженицын в своей речи на церемонии вручения Нобелевской премии не сказал: «Одно слово правды завоюет весь мир»? Было ли это принятием желаемого за действительное со стороны того, кто жил в оруэлловском мире, запутавшись в паутине лжи, пропагандируемой государством, — или законной верой в способность правды воссиять во мгле? Должно быть, последнее; если же первое, тогда жизнь была бы слишком безрадостной, чтобы ее продолжать. В этом отношении прав Камю: конечный вопрос философии — самоубийство. Если бы не было правды, жизнь была бы лишена смысла, и это был бы сизифов труд. А если это так, то какой смысл ее продолжать? Изабелла задумалась над списком мрачных прилагательных: оруэлловский, сизифов, кафкианский. А где же другие? Большая честь для философа или писателя стать прилагательным. Она встречала слово «хемингуэевский», применимое к жизни, связанной с рыбной ловлей и боем быков. Однако пока что не придумано прилагательного для обозначения мира неудачников и захудалых углов, выбранных Грэмом Грином в качестве фона для своих морально-этических драм. «Гриноподобный»? Чересчур тяжеловесно. Может быть, гриновский? Конечно же, Гринландия[40]существует.

И вот снова о том, нужно ли говорить правду, — на этот раз в работе философа из Национального университета Сингапура, некоего доктора Чао. Она называлась «Сомнительное отцовство» и имела подзаголовок «Должны ли генетики говорить правду?». Изабелла перебралась от своего письменного стола в кресло у окна — кресло, в котором она любила читать присланные рукописи. В это время в холле зазвонил телефон. После трех сигналов к нему подошли. Она прислушалась, но Грейс ее не позвала. Изабелла вернулась к «Сомнительному отцовству».

Статья, изложенная хорошим слогом, начиналась с одной истории. Генетики в клинике, писал доктор Чао, часто сталкиваются с неверно определенным отцовством, и в таких случаях возникает сложный вопрос: следует ли сообщать всем заинтересованным лицам об ошибке и как это нужно делать. Вот пример, когда возникла именно такая проблема.