Книга Гарнизон не сдается в аренду - Евгений Костюченко

И тут подошел кандидат наук Д. Керимов. Он был в шлепанцах и старинных вылинявших трикотажных штанах-«финках», с фартуком поверх волосатого живота. Вытирая окровавленные руки грязным полотенцем, он пропел на чистом чуркестанском языке:

— Шашлык-машлык когда кушать будем? Мясо готов, дрова готов, остался только один спичка зажигать, э!

— Вижу, вы серьезно приготовились, — усмехнулась предводительница. — Только вот беда — мы не едим мяса. Шашлык достанется вам. Можете отметить демобилизацию в своем кругу.

— Вот, брат Керимыч, не нужны мы новым арендаторам, — сказал Поддубнов. — Пошли собирать манатки. Приказано освободить помещение.

— Один момент, товарищи, — сказал Доктор Керимов и поднял палец. — Мы не нужны арендаторам? Машалла! Очень хорошо. Они нам тоже не очень нужны. Но почему из-за этого надо манатки собирать? Кто сказал? Комендант сказал? Лично я не слышал.

— Вот договор, — Поддубнов задумчиво почесывал затылок.

— Договор? Очень хорошо, — Керимов принялся водить пальцем по строчкам, оставляя жирные пятна. — Какой хороший договор, ты смотри. Поздравляю, девушка, у вас хорошие юристы.

— Я вам не девушка, — вспыхнула предводительница. — Если у вас есть вопросы, вам ответят на них в штабе округа. Там все согласовано.

Гранцов заметил, что на Керимыча она смотрела совсем не так равнодушно, как на него с мичманом. Лицо ее выражало брезгливость и опаску, словно она разглядывала бездомную собаку. Но Доктор Керимов не проявлял к ней никакого интереса, он читал договор.

— Нет, дорогая, зачем нервничаешь? Какие могут быть вопросы? — Керимов отстегнул скрепку, и несколько страниц, кружась, упали на землю. — Вот здесь что написано? Вся аренда здесь расписана: жилой корпус 120 квадратных метров, жилой корпус 200 квадратных метров и так далее, да? Я спрашиваю, вся аренда расписана? Вот расценки, сроки оплаты и т. д.

— Да-да, — сказала предводительница, оглядываясь и жестом подзывая охранника.

— Совсем хорошо, да, — сказал Керимов. — А вот план построек, да? Теперь, дорогая, смотри сюда. Вот первая строчка договора. Читаем: «предоставляет в аренду следующие помещения…». Да? Покажи мне строчку, где написано, что мы должны уходить. Такой строчки здесь нет. Это раз. И покажи мне строчку, что мы предоставляем в аренду хоздвор, склад ГСМ, автопарк, бункер, подстанцию, коллектор, скважину с насосами. Такой строчки здесь тоже нет.

— Инфраструктура сдается в аренду автоматически, — сказала предводительница. — Естественно, каждый унитаз не учитывается в документах. Если вы юрист, вы должны знать, что такие детали не оговариваются специально.

— Оговариваются, дорогая, очень оговариваются. Потому что унитаз это одно, а котельная и гараж — совсем другое. Это не инфраструктура, а структурные подразделения. Подстанция вообще не может сдаваться в аренду, тут нужен отдельный договор с «Ленэнерго». Покажите мне его. Нету? Ну, на нету и суда нету.

— Сразу видно, что вы не юрист.

— Я не юрист, я банщик, — сказал Доктор Керимов. — Ну что, когда шашлык кушать будем?

— В общем так, ситуация изменилась, — сказала предводительница подбежавшему охраннику. — Поставить внутреннее оцепление. Действуем по схеме номер два. Ворота заблокировать, никого не выпускать. Все, господа. Мои условия вам известны. Можете звонить своему начальству сколько угодно.

Она развернулась и пошла к штабу, сунув кулачки в карманы ветровки.

Гранцов встряхнул головой, пытаясь сбросить остатки наваждения. Предводительница, наверно, владела даром гипноза. Сейчас она крутила и вертела двумя старыми вояками как хотела. И Поддубнов, и Гранцов стояли перед ней, безвольно опустив руки, готовые подчиниться любому ее приказу. Страшно подумать, что могут натворить такие предводительницы, если на их пути не встанет непробиваемый Керимов.

Гранцов пожал руку Доктору Керимову и сказал:

— Разводи огонь. Будем пожирать шашлык на глазах этих несчастных вегетарианцев.

Он отдал замок и ключ новому охраннику, снаряженному в новомодном стиле: дубинка, наручники, рация.

— Незаменимая вещь, — сказал он, кивнув на дубинку. — Особенно в тайге.

Поддубнов обнял Гранцова и Керимова за плечи и повел к бункеру, приговаривая:

— Арендаторы приходят и уходят, а гарнизон остается. Ничего, перезимуем. Поживем, как дети подземелья. Переселяемся в командный бункер.

— Надо разобраться с этими арендаторами, — сказал Керимов. — Что за фирма, слушай? Какой такой институт? Сейчас залезу в базу данных, все кишки на свет вытащу.

— Залезешь ты, разбежался, — сказал Гранцов. — Компьютер-то у них. Кстати, может быть, забрать его?

— Не отдадут, — сказал Поддубнов.

— Тогда уничтожить, — сказал Гранцов. — Организуем скачок напряжения. Пусть горит земля под ногами оккупантов.

— Ты полегче, полегче, — сказал Поддубнов. — Нам еще здесь жить и жить. А с компьютером разберемся. Свои «записки сумасшедшего» сотри, документы как-нибудь закодируй. А базу данных мы получим и без них. Придется включить машину на КП-2.

— Спасибо, началник, — сказал Керимов, потирая руки: больше всего на свете он любил сидеть за командным компьютером.

Никто из них не огорчился переходу на подземное положение. В командном бункере можно было не только работать, но и жить, да еще и не отказывая себе в маленьких радостях. Бункер был рассчитан на месяц автономного существования небольшого, но очень ценного гарнизона.

На крыльце штаба стоял охранник, небрежно подпирая плечом новенькую дверь. Он пропустил Гранцова только после переговоров по рации. В помещении уже хозяйничали две блондинки в одинаковых джинсах, черных футболках и в резиновых перчатках.

— Мне тут кое-что забрать бы надо, — сказал Гранцов, но они, похоже, его не слышали, продолжая сноровисто опрыскивать из специального баллончика всю мебель и протирать ее специальной губкой. Наверно, «схема номер два», объявленная предводительницей, предусматривала бойкот аборигенов.

Он включил компьютер, зарядил принтер бумагой и вывел на печать свой последний дневник.

Вадим Гранцов вел дневник всю жизнь. Служба в разведке приучила его прятать внутри обязательного рабочего дневника свои самые сокровенные наблюдения и переживания. Время от времени ему приходилось сжигать старые тетради и блокноты — когда наступала пора перемен. «Дневник партизана», который он вел на Базе, тоже придется сжечь, но именно сжечь, а не стереть нажатием клавиши. Сжечь в хорошем костре, перечитывая напоследок и запивая прощание хорошим вином.

Не все его рукописи сгорели. Один из дневников наверняка хранится в архивах военной контрразведки. Тот самый, который он составлял по памяти дома, после первой командировки, и который был обнаружен и прочитан его тещей. Как и всегда, в нем не было ничего, кроме пейзажных зарисовок и заметок о погоде и здоровье. Ни одной фамилии, ни одного упоминания о работе — еще в училище Гранцов овладел искусством придавать своей графомании государственно-безопасные формы. Но бдительная теща нашла-таки то, что искала.